Вы - дирижер мира, выступаете в крупнейших концертных залах на всех континентах, но уже шестнадцать лет подряд отправляетесь с Мариинским оркестром в непростой концертный тур по России, играете "с колес" сложнейшие программы, выступаете в отдаленных городах, где нет филармонических залов. Что движет вами? Так Святослав Рихтер когда-то доехал до Владивостока, дав 150 концертов в разных населенных пунктах страны.
Валерий Гергиев: Да, Святослав Теофилович хотел объехать всю страну. Мы говорили об этом с Ниной Львовной Дорлиак, и она однажды, уже после его ухода, сказала, что эта поездка и надорвала его силы. Но его благороднейшая и высокая миссия сделала счастливыми тысячи людей, особенно в городах, не имевших богатой музыкальной жизни. Я имел возможность иногда общаться со Святославом Теофиловичем. У меня есть письма от него. Сегодня я вожу по стране огромный оркестр и даже организовать подобную поездку - задача громадной сложности. Мы уже шестнадцать лет стараемся находить оптимальный вариант организации пасхального тура, потому что у Мариинского оркестра в этой поездке нагрузки предельные и расчет идет на высочайший профессионализм артистов. Думаю, что представить подобный сценарий с западными или даже, может быть, с другими российскими оркестрами мало реально.
В последние 20-25 лет нас приучили работать в очень сложных условиях. Я вспоминаю конец 80-х - начало 90-х - сложнейшие годы, которые я проходил как очень юный руководитель Мариинского театра - поставить крест на привычках тех лет мне до сих пор не удается. Мы жили тогда в кризисе, а теперь разве жители малых российских городов не живут в кризисе? Вообще не слышат оркестр!
Но как сам Мариинский оркестр выдерживает такой тур с его беспрецедентными физическими, не только творческими нагрузками?
Валерий Гергиев: Я не большой любитель давать интервью: получается, что я использую эти редкие интервью для того, чтобы сказать что-то хорошее о Мариинском оркестре, об успехе огромного коллектива, о его колоссальной работоспособности и концентрации на том, как решать творческие и организационные задачи. Но Пасхальный фестиваль - это и огромный шанс для всех артистов Мариинского театра, и огромный вызов.
Я знаю, что сегодня государство поддерживает серьезную музыкальную деятельность как государственных коллективов, так и региональных и муниципальных коллективов. И, возможно, планка этой поддержки стоит не везде высоко и не всегда сообразуется с исторической репутацией коллективов. Ведь исторические репутации добывали в свое время легендарные руководители и коллективы Большого и Кировского театров, Госоркестра, БСО имени П.И. Чайковского, оркестров Московской и Ленинградской филармоний - список можно продолжать. Но за последние 10-20 лет произошло так много всего, что уповать только на рейтинг коллективов уже трудно. И в последнее десятилетие идет постоянное соревнование коллективов между собой, с одной стороны, за публику и за продажи билетов, с другой стороны - за высокую международную репутацию, с третьей - за поддержку деятельности коллектива и его проектов государством. Если Пасхальный фестиваль можно назвать проектом Мариинского театра, то, думаю, любители музыки только выиграли от этого в тех, уже более 60 регионах России, где мы выступали.
Рискну утверждать, что такого уровня оркестр или солистов, которых привозит в регионы наш фестиваль, слышат там редко. Но, если посмотреть на соотношение поддержки и масштаба происходящего, то окажется, что каждое событие Пасхального фестиваля поддерживается в минимальном размере, учитывая также, что совершенно умопомрачительные средства у нас уходят на передвижение.
РЖД не оплачивает передвижение оркестра по стране?
Валерий Гергиев: Да что вы! РЖД наши друзья, и они нам дают скидку. Но все стоит дорого, и я благодарен многочисленным друзьям и партнерам Мариинского театра, помогающим нам. Сама идея Пасхального тура хороша, но тут же возникает стоимостная характеристика: хотите во Владивосток - пожалуйста, летите, но это недешево. Пока нам не удается полностью решить проблему оптимизации. И то, что мне важно увидеть в ближайшей перспективе, это точные оценки масштабов, значения, важности, если угодно, высоты замыслов и реализации проектов - такая работа должна очень тщательно проводиться в недрах Министерства культуры РФ. Хотелось бы при этом, чтобы в решении подобных вопросов ушли от того, что кто-то кого-то лучше знает, кто-то с кем-то пьет чай.
В стране есть фестивали интересные и важные, но один фестиваль состоит из 4 или 5 концертов, а другой имеет 104 концерта и проводится в 60 регионах Российской Федерации. Поддерживаются эти фестивали приблизительно одинаково. Поэтому средств, которые выделяются Пасхальному фестивалю, хватает только на первые три дня перелетов и переездов, а дальше нам приходится напрягать усилия Попечительского совета Мариинского театра, чтобы держать идею на плаву.
За последнее десятилетие страна пережила несколько волн экономических кризисов. Как удерживали свои проекты?
Валерий Гергиев: Мне кажется, что высокое качество не подразумевает такую платформу для появления интересных спектаклей и концертов, как финансирование всех и вся. Мы вообще не финансировались в конце 80-х и первые восемь лет 90-х годов. И именно в те годы у нас появились Ольга Бородина, Анна Нетребко, Ильдар Абдразаков, Евгений Никитин, Михаил Петренко, Диана Вишнева, Ульяна Лопаткина, Светлана Захарова, Екатерина Кондаурова. За ними пришло следующее поколение: Алексей Марков, Роман Бурденко, Владислав Сулимский, Татьяна Сержан, Ирина Чурилова - артисты международного экстра-класса. Я уже не говорю о таких мощных артистах, как Владимир Галузин или Сергей Алексашкин.
Мне кажется, главное для успеха дела - это не думать, что перед тобой постоянно кто-то виноват. Если ты не можешь играть на рояле, как Сергей Васильевич Рахманинов, или на скрипке - как Давид Федорович Ойстрах, не надо искать причины в министерстве культуры или чуть ли не в кабинете президента РФ.
Когда 20-30 лет назад в Америку уезжали способные люди, они были уверены, что их ждет карьера Горовица или самого Рахманинова. Но этого не произошло, потому что разговаривать с богом удается единицам за столетия. И надо ясно оценивать свои возможности. А когда ты отвечаешь за коллектив, я сейчас о себе говорю, то стараешься оценивать трезво возможности не только свои, но и тысяч людей, которые работают под твоим началом. Мы одинаково целеустремленно работали и в годы абсолютного недофинансирования, и в годы благополучного финансирования. И не начинали работать специально лучше потому, что пришел рубль или доллар в дом.
Эта тема актуальна, потому что острой остается коллизия, связанная с распределением президентских грантов на поддержку оркестров в стране и индексацией этих грантов.
Валерий Гергиев: Я с большой симпатией отношусь ко всем, кто уже 25-26 лет работает в условиях постсоветской действительности. В СССР, как известно, серьезно поддерживали несколько коллективов - в том числе Большой и Кировский театры, Госоркестр, оркестр Мравинского, БСО. Затем произошли новые для нас события: выдающийся российский музыкант Михаил Плетнев организовал Российский национальный оркестр, который поддерживался из частных источников. За ним последовали Владимир Спиваков, Юрий Башмет, тоже создавшие свои оркестры. Все эти оркестры стали поддерживаться государством. И возник вопрос: почему молодые оркестры поддерживаются не так, как исторические коллективы, которым больше ста лет? А Мариинский театр вообще основан указом Екатерины Великой. Но если я сегодня захочу организовать еще один оркестр, думаете, я пойду в кабинет просить, чтобы этот оркестр финансировали так же, как оркестр Мариинского театра?
Я поддерживаю всех, кто любит музыку беззаветно и упорно трудится на благо российской музыкальной культуры, и этот разговор назрел давно. Как раз об этом я уже где-то на Пасхальном фестивале сказал. Например, в Омске сегодня оркестр очень напряжен, потому что в Екатеринбурге, Тюмени и Новосибирске оркестры оплачиваются лучше. Критерии известны либо мэрам или губернаторам, либо минкультуры в Москве. Поэтому разговор должен быть откровенным, тем более что оценить коллективный талант или масштаб фестивальной акции очень трудно. Знаю, что некоторые говорят: Гергиеву нужно, вот он и едет в шестьдесят регионов! Но я и сейчас, и 30 лет назад не обращал никакого внимания на то, что не связано с приоритетами, которым я посвятил свою жизнь и свои силы.
Независимо от рангов и заслуг оркестровое искусство в стране нуждается в поддержке. Нужны дотации на гастроли, на инструменты. Известно, какие низкие ставки у музыкантов во многих оркестрах - речь идет о цифрах в 6000 рублей.
Валерий Гергиев: Если музыканты играют за такие деньги не два, а двадцать спектаклей или концертов в месяц, то это скандал. Мариинский театр имеет большой бюджет, но он дает больше тысячи спектаклей в год. У нас огромная концентрация на своих задачах: большой бюджет, большая поддержка партнеров театра, большой гастрольный бюджет, вложения в записи и телевизионные трансляции, которые приносят популярность и знакомят сотни тысяч людей с лучшими образцами наших достижений - одно дополняет другое.
Мне кажется, что работодатель, то есть государство в лице министерства культуры должно более реально оценивать вклад коллективов в искусство и культуру страны. Надо произвести какую-то переоценку ценностей. А нас уж точно нет смысла упрекать в том, что нам помогают, потому что если взять бюджет в три-четыре миллиарда и разделить на количество наших спектаклей, то получится, что мы работаем почти вдвое дешевле, чем многие. А если представить, что у нас есть еще Приморская сцена, то с этим вообще вряд ли кто-то справится.
Как артист, который выступал сотни раз в Японии, в Китае, в Корее, я очень хорошо понимаю необходимость появления театра мирового уровня в таком важном регионе, как Дальний Восток.
Как сейчас складывается ситуация в Приморском театре: вы сформировали труппу по конкурсу или привозите туда артистов из Мариинского театра?
Валерий Гергиев: Мы сочетаем возможности питерской и приморской трупп. Это именно совместная и тщательно координируемая деятельность. Количество спектаклей на Приморской сцене уже исчисляется десятками, а через год, думаю, мы увидим еще десяток новых названий в афише.
Премьер или переносов мариинских спектаклей? Какова ваша стратегия?
Валерий Гергиев: Во Владивостоке идут и мариинские спектакли, и спектакли, которые создаются на месте. Мы относимся к этому очень серьезно и не считаем Приморскую сцену периферийной и заведомо ослабленной частью мощного комплекса Мариинского театра. Мы делаем все возможное, чтобы в ближайшей перспективе качество, которое считается хорошим в городе на Неве, считалось хорошим и на берегу Тихого океана.
Скоро у вас откроется еще концертный зал в Зарядье. В Москве уже есть Большой зал консерватории, есть двести с лишим абонементов Московской филармонии на разных площадках, работает Дом музыки. Каким вы видите свой новый зал в этом раскладе?
Валерий Гергиев: Прежде всего этот зал не будет забирать у студентов Московской консерватории их главную площадку. Во-вторых, он будет отвечать требованиям ХХI столетия. Все решения, которые принимались по этому залу, - плод тысячекратных обращений к существующим уже в мире аналогам и анализу всего, что происходит в этой сфере.
Я не по слухам знаю новый прекрасный зал филармонии в Париже или потрясающий зал, появившийся в Гамбурге. Последний выгодно расположен: его не оттеняют исторические здания, вокруг - вода, и над водой, как океанский корабль, возвышается кирпично-хрустальный зал. У нас же задача была - не подчеркивать свое превосходство над ансамблем Кремля. Мы сосредоточились на том, чтобы новый зал в Москве по своим акустическим качествам вошел в число лучших в мире. И это непросто: сегодня на всех континентах идет яростное соревнование за то, чтобы создать более восхитительный объект. Вся Азия строит новые залы, строят хорошие залы в Южной Америке.
Зал в Зарядье будете развивать в формате театрально-концертного?
Валерий Гергиев: Приоритетом для меня будет детская и юношеская аудитория. Думаете, почему я провел уже около ста исполнений по всему миру, включая Мексику, Чили и Кубу, "Пети и волка" Сергея Прокофьева? Потому что среди учителей в моей жизни были музыканты, которые когда-то, в далекие 60-е годы, исполняли во Владикавказе фрагменты из балета "Раймонда" Александра Глазунова.
Я запомнил этот свой первый концерт, запомнил, как лектор-музыковед рассказывала нам о выходящем из леса рыцаре, а валторнист в это время играл соло. Это было более полувека назад. Но это урок, который необходим ребенку. Это те впечатления, которые дают ему ощущение взлета, и он чувствует себя человеком, который что-то открыл в этом мире. Вообще педагоги в моей жизни сыграли громадную роль.
Вы руководитель Мюнхенского оркестра, постоянно бываете в Германии, во многих странах: каким вы видите сегодня мир?
Валерий Гергиев: Меня тревожит непредсказуемость ситуации в мире, в политике. Десятилетиями мы наблюдаем воплощение басни Крылова: лебедь, рак и щука. Многие факты показывают, что сегодня никто ни в Америке, ни во взрывоопасном Азиатско-Тихоокеанском регионе, ни в Европе не может прогнозировать развитие событий.
Я часто бываю в Мюнхене: это самый богатый город Германии, который всегда славился своим по-бюргерски отлаженным, благополучным укладом жизни. Не случайно говорят, что Германия делится на два лагеря: одни живут в Мюнхене, остальные хотят в нем жить. Но сегодня Мюнхен чрезвычайно обеспокоен изменившейся ситуацией. И проблема состоит не в том, чтобы не пускать в Европу людей, пострадавших от конфликтов в Сирии, а в том, чтобы понимать, кто открыл этот ящик Пандоры. Европа сегодня растеряна. По телевидению показывают, как в Париже разгоняют молодежь резиновыми пулями и слезоточивым газом - наверное, это не то, к чему привык Париж. Напряженно противостоят друг другу сторонники и противники выхода Великобритании из Европейского союза, сторонники и противники выхода Шотландии из Великобритании.
Это могло бы называться нормальным политическим процессом, но сегодня над всеми висит черная тень угрозы терактов. И то, что в Ницце водитель грузовика мог "наслаждаться" свободной ездой, жертвами которой стали люди, показывает неготовность Европы предотвратить угрозу. Как и страшный теракт в Санкт-Петербурге, вызывающий ощущение, что в любую минуту может произойти все что угодно. И если в самое ближайшее время между лидерами России и Соединенных Штатов Америки не произойдет откровенной и всеобъемлющей беседы, обмена мнениями по громадному количеству волнующих весь мир вопросов, то мы, живущие на Земле, подойдем еще ближе к опасной черте. Я очень надеюсь также, что более определенная позиция будет у Китая. У меня много друзей в Китае, и я с большим восхищением смотрю на процессы, которые там происходят: на появление новых очагов культуры, новых залов, театров, выставочных комплексов.
Но сейчас речь идет о масштабных угрозах, нависших над всеми, кто живет на Земле. И три лидера сверхдержав - России, США и Китая, должны смело, невзирая ни на какие протесты, будь то Конгресс или Сенат в Америке или различия в оценках общей ситуации у европейцев, договориться, осознать свою колоссальную ответственность перед будущим. Они отвечают и перед новозеландцами, и перед кубинцами, и перед небольшими государствами - перед всей человеческой цивилизацией. И уничтожение памятников, подобное уничтожению Пальмиры - это мощный укор всем политикам, которые могли это допустить.
На самом деле общая игра зашла в опасные сферы. В конце концов неважно, кто из политиков раньше начал эту злокозненную игру, в которой гибнут тысячи и тысячи людей. Кто-то вспомнит об этом потом, если вообще кто-то останется на земле.
Себя я не считаю человеком, который вправе призывать к чему-то лидеров стран. Но почти в каждой стране, о которой говорю, я бывал и выступал перед десятками, а то и сотнями тысяч людей - и это дает мне основание делиться своими размышлениями вслух.