Вкалывают роботы, а не ксеноморф

Как говорится, никогда такого не было, и вот опять. Опять элиены жрут людей. Ничего в этом плане нового. Ну и не надо - классика не устаревает. Тем более что теперь процесс проходит живописнее, чем когда-либо, с прогрызанием насквозь голов и иных, подчас весьма неожиданных, частей тел, а также откусыванием уже других голов, сопровождаемым аппетитным хрустом. Дружное семейство дважды зубастых милах, пополнившееся симпатичным сереньким неоморфом, отмечает прибавление грандиозным пиром под живую музыку воплей, где на закуску, первое, второе и десерт - сырой шашлык из маринованной в ужасе человечины.

При этом расположение к празднеству наблюдателей по ту сторону экрана сложно представить отличным от благодушного: так и хочется ребят-зверят от души поздравить и пожелать им приятного аппетита. Потому что, если оценивать уровень эмпатии к персонажам-хомосапиенсам по шкале от нуля до Эллен Рипли, то все они болтаются где-то в районе нижней отметки. В "Прометее" хотя бы была доктор Элизабет Шоу, которая с натяжкой на половинку Рипли тянула. Нынешний риплизаменитель, барышня с обширными щеками и глазами побитого щеночка Дэниелс, уверенно уходит в минус. Как и ее основной компаньон, капитан-проповедник, перманентно рефлексирующий по поводу собственных лидерских качеств и противоречий в мировоззрениях между ним и его подчиненными-атеистами. Остальные, если и запоминаются, то разве что своими сочными смертями.

Не то опротивел Ридли Скотту род человеческий (а по "Марсианину" вроде и не скажешь), не то какими другими соображениями он руководствуется, но к андроидам сэр относится гораздо теплее. Тут их, кстати, два, и оба - великолепные Майклы Фассбендеры. Одного, старого знакомого Дэвида, проектировали, как выясняется, с вопиющим пренебрежением законами робототехники в пользу пущего человекоподобия. Оттого он, верно, в злодеи и подался. Второй, новичок Уолтер, - модель усовершенствованная, от воображения, творческих способностей и прочих глупостей избавленная. И потому Уолтер - сугубо положителен.

Взаимодействие двух синтетиков, обыгрывающее историю Каина и Авеля, - самая драматургически богатая часть фильма. Да чего уж там, не слишком сильным преувеличением будет сказать, что никакой иной драматургии тут не водится. Причем к финалу взаимоотношения их друг с другом и с органическими господами принимают весьма причудливые формы. Причудливее даже вызывавшего вопросы в "Воскрешении" (которые там и без того обильно роились) напряжения между Сигурни Уивер и Вайноной Райдер. Что, безусловно, способно немало обрадовать и взбудоражить определенную прослойку тонких ценителей этакого. Впрочем, этакое представлено не одними лишь научно-фантастическими перверсиями.

Околорелигиозную философию Скотт начал эксплуатировать еще в первом приквеле "Чужого", оканчивавшемся твердым намерением единственной выжившей человеческой особи явиться к Создателям и спросить у них, мол, что ж они, гады, такие сволочи. К сожалению, в сиквеле приквела (о, времена!) никакой свежей информации о якобы породивших нас всех Космических жокеях не сообщается. Однако их место (в околорелигиозном контексте) занимает Дэвид, сам ставший создателем. Открывающая сцена фильма состоит главным образом из его диалога со своим "отцом" Питером Вейландом, но в ней также присутствуют три важные детали - три произведения искусства. Это скульптура Давида Микеланджело, фрагмент "Вхождение богов в Валхаллу" из "Золота Рейна" Вагнера и картина "Рождество" Пьеро делла Франчески. Как несложно догадаться, перечисленное яростно символизирует.

По поводу Давида - все, в принципе, понятно. Так что пройдем сразу далее. Вероятно, Дэвида, проявив немного фантазии, можно соотнести с нибелунгом Альберихом. Есть в их арках, допустим, точки пересечения. Например, осознание неполноценности и последующее отречение от любви в пользу обретения могущества. Музыка Вагнера, звучащая позднее в картине неоднократно, имеет, конечно, и самую распространенную коннотацию, которая дополнительно усиливается евгеническим хобби Дэвида. Что же касается "Рождества", то в самом полотне ничего примечательного нет. Рождество себе и Рождество. Но стоит отметить тот факт, что это - незаконченная работа художника. То есть, короче говоря, Дэвид - дьявол (это открытым текстом произносится), а Спасителя пока нет. Он (она), появится в классической тетралогии.

Если данная гипотеза правильна, то многое встает на свои места. В частности, становится ясно, почему тот Создатель из "Прометея" так взбесился, что сразу Дэвиду башку оторвал, и зачем рвался Землю уничтожить. Но в чисто кинематографическом смысле примечательно другое: как этот замысел постепенно реализуется копированием одной и той же сценарной схемы, вплоть до повторения сцены выдворения Чужого в открытый космос. Вообще примерно таким же, фрактальным методом ударно пользуется Сэм Рэйми, уж почти 40 лет как заставляющий Брюса Кэмпбелла возвращаться в проклятую хижину. С той разницей, что его система со временем претерпевает скорее качественные, чем количественные изменения. Скотт же трудится вширь, а не вглубь, и это дает ему, пожалуй, больше пространства для маневра. В частности, позволяет без ощутимых потерь компенсировать недостаток саспенса, вызванный блеклостью характеров жертв, путем впрыскивания дополнительных объемов крови, допоставки расчлененки и главное - смещения фокуса на отрицательного героя, филигранно выписанного и блистательно сыгранного Майклом Фассбендером.

4.5