"Вечеринка": блестящая абсурдистская драма о западном релятивизме
Британский режиссер Салли Портер относительно редко радует зрителей своими работами. Учитывая, что наиболее интересные из них относятся к девяностым ("Орландо" / Orlando, "Урок танго" / TheTango Lesson, "Человек, который плакал" / The Man Who Cried), появление нового фильма, первого за пять лет, ожидалось с нескрываемым интересом и увенчалось показом на XVIII фестивале "Новое британское кино".
Терпение тех, кто удосужится посмотреть "Вечеринку" (The Party) - она выйдет в общероссийский прокат 21 декабря - будет вознаграждено. Одни увидят в ней беспощадное зеркало современного мира, другие - черную комедию, а третьи - найдут пищу для размышлений. В какой-то степени "Вечеринка" по духу является продолжением винтерберговского "Торжества" (Festen), только на новом этапе: она явно менее провокационна по форме, зато еще более зловеща по содержанию.
Особо следует отметить операторское мастерство Алексея Родионова, вернувшегося к сотрудничеству с Портер после совместной работы над "Орландо". К наиболее запоминающимся творениям, которые зритель увидел его глазами, относятся беспрецедентный по своей силе фильм Элема Климова "Иди и смотри", а также современные отечественные сериалы "Штрафбат" и "Адмиралъ". В "Вечеринке" его высокое мастерство позволяет, используя черно-белую пленку, фактурно и выпукло передать мельчайшие изменения в мимике героев, мастерски высвечивая то, что происходит с ними на внутреннем плане, вступая в противоречие с их словами.
Салли Портер удалось снять великолепную сатиру, комедийную по своему антуражу и драматическую по событиям. Тотально абсурдистские диалоги не раз будут вызывать приступы хохота, однако сменять их неизменно будет горькая усмешка. Да, представить себе наяву собрание в одном месте "уникальных личностей", пришедших на вечеринку к политику Джанет в честь ее с победы на выборах, практически невозможно. Но, выслушав каждого из них в отдельности, понимаешь, что сталкиваешься с определенными собирательными типажами, фрагменты которых в великом множестве присутствуют наяву. С той небольшой поправкой, что в нашей стране существует мощный скептицизм в отношении многих модных тенденций, что до некоторой степени снижает их посыл. Но периодически все-таки приходится встречать и у нас отчаянных неофитов по части построения своей индивидуалистической сущности на западный лад с приличествующими там культурными атрибутами и набором цитат.
Выглядит все это гротескно, безнадежно карикатурно, но отчаянно уморительно. Оголтелый феминизм Джанет (Кристин Скотт Томас) не выглядит особо привлекательно в стране, где работа шпалоукладчицы для женщины - не завоевание двадцать первого века, а повседневная данность прошлого столетия. Ее же фанатичная вера в парламентаризм и возможность изменить все вокруг благодаря "личному вкладу" и тому, что тебе одной "не все равно", тоже кажется чем-то из области утопии или - на худой конец - юношеским идеализмом.
Увлечение восточными традициями и умопомрачительная антинаучность дедка Готфрида, за которой сквозит рационализм (спасибо за этот образ Бруно Ганцу), в телячье-беспечном издании, где переплетенными между собой оказываются нью-эйдж, желание "брать от жизни все" и реверансы в сторону угрызений совести под маской коммерционализированной западной и условно навеянной буддизмом "осознанности" - тоже пройденный для нас этап: каких только экзотических учений и их проповедников не видывала Россия в девяностые.
Гомосексуализм - стоический, выстраданный многими десятилетиями борьбы на личном, академическом и политическом фронте одной из героинь - так же в новинку, как и непримиримый юношеский пыл и безапелляционность ее молодой подруги. Цинизм самой близкой приятельницы Джанет в какой-то степени прельщает, но не тогда, когда его оборотной стороной становится готовность подвергнуть серьезной критике откровенную чушь, которая и беглого взгляда не стоит.
Власть денег в этом раскладе, что удивительно, далеко не так безапелляционнна и представлена откровенно беззубо в виде мечущегося, сумасбродничающего и нервно курящего биржевого дельца Тома (Киллиана Мерфи). За его капиталом нет идей, зато от окончательного проигрыша его, как ни странно, спасает искреннее чувство, гнев - пусть насквозь эгоистичный и собственнический. У других же - при всем замечательном разнообразии теорий, их вдохновляющих, нет тех внутреннего огня и чувства, которые могут их питать, превращая идеологические теории из неумело напяленного модного платья во вторую кожу. Да и могут ли эти убеждения ими стать?
Единственный живой среди этой тусовки "неповторимых свободных личностей" с абсолютно предсказуемым набором неврозов и прейскурантом душевно-идеологических страданий - старина Билл, катализатор основной интриги и спусковой механизм разразившегося в квартире безумия. В силу происходящего с ним, ему уже все равно, он быстро понял, что остается таким, какой есть, наедине с собой и самым сложным из человеческих испытаний. Жаль только, что ему слишком поздно стало понятно, что каждый в этой компании - один-одинешенек и существует в каком-то собственном мире ветряных мельниц.
Пусть и не в такой последовательно-дуболомной и бескомпромиссной манере, но голоса героев раздаются повсюду. Их громкость знаменует то, что скоро в обществе появится критическая масса тех, кто так желает получить возможность лично, по индивидуальному усмотрению, определять меру всех вещей, границы собственной свободы. А заодно и свободно клеймить и стирать все, неприятное себе, отмахиваться от оппонентов, не удосужившись дать им слово. Искать - и не находить свой идеал, придуманный в голове и возведенный в фетиш, оскорблять и оскорбляться от разочарований. Разрывать отношения, мстительно не оставляя ничего от другого человека, но предусмотрительно сохраняя небольшой клочок себя, подвластный то ли регенерации, то ли клонированию. И этому вихрю не будет конца до полного самоуничтожения. Ведь любая остановка - страх и пустота. Можно разве что притормаживать - да и то лишь затем, чтобы снова начать очередной раунд бега белки в колесе, обезумевшей от погони за своим хвостом.
5