08.02.2018 19:12
    Поделиться

    Герман-мл.: Окунувшись в эпоху Довлатова, я осознал, как все изменилось

    Фильм Алексея Германа-мл. в борьбе за "Золотого медведя"
    15 февраля стартует Берлинский международный кинофестиваль. В главном конкурсе Россия представлена фильмом Алексея Германа-младшего "Довлатов". Мы встретились с режиссером, чтобы поговорить о грядущей премьере в Берлине.

    Сейчас много фильмов про 1960-80-е. Ностальгия по миру, в котором можно было существовать по правилам?

    Алексей Герман: Время было прозрачнее. Была вера во что-то. Окунувшись в эпоху Довлатова, я осознал, как все изменилось. Люди понимали, что такое призвание. Был романтизм. Иначе понимали, что важно, прилично, а что нет. Был гамбургский счет. Была иллюзия, что есть место, где люди живут по честным правилам. Но с распадом СССР Запад перестал хотеть быть лучше и потихоньку превращается в Советский Союз с его цензурой и охотой на врагов. Ведь тот же Довлатов никаким диссидентом не был. А Бродский? Он вообще был имперским ястребом. Но это же надо было умудриться - вынудить человека возненавидеть свою страну, которую он так любил.

    Да, свою нобелевскую речь Бродский начал резко: "Лучше быть последним неудачником в демократии, чем мучеником или властителем дум в деспотии"...

    Алексей Герман: Замечательного, талантливого человека несправедливо осудили, сослали, уничтожали, запугивали, не выпустили родителей, которые умерли, не увидев сына. За что? За стихи? За любовь к своей стране?Как он должен был к родине потом относиться?

    Кстати, о Бродском - как герой фильма он вас не интересует?

    Алексей Герман: Он меня интересует как поэт. Но я закрыл тему литературы. На самом деле уже чудо, что мы сняли этот фильм. Но теперь я хочу идти в другую сторону.

    В какую?

    Алексей Герман: Не хочу быть режиссером, который обнажает социальные язвы и ставит диагноз, как все плохо. Общество не делится на черное и белое, на своих и чужих. Надоели споры про Украину, Крым, Америку, Сирию. Надоело, что одни называют других предателями, другие - уродами. Что есть только две точки зрения: или мы всех победим, или "давайте сдадимся, потому что они умнее и лучше нас". Несложная мысль, что все не так однозначно и что у медали есть две стороны, никому не нужна. Как Довлатов говорил: "После коммунистов я больше всего ненавижу антикоммунистов".

    Были прошлые десятилетия для нашей страны трагедией? Несомненно. Но снимать фильм о том, что мы уроды, тоже нечестно

    Алексей, и все же о фильме. Почему именно Берлинале? Это был принципиальный выбор или так получилось?

    Алексей Герман: Скорее так получилось. В мире есть три главных фестиваля - Канн, Венеция и Берлин. Если приглашают в конкурс одного из них - это уже показатель, что кино удалось. Кстати, любопытно, что в России Берлинский кинофестиваль считается третьим после Канна и Венеции, а во всем мире - вторым.

    Как бы вы сегодня определили специфику каждого фестиваля из этой тройки лидеров?

    Алексей Герман: Венеция ориентируется прежде всего на эстетику. Канны - эклектичный, непредсказуемый киноманский фестиваль. Впрочем, сейчас Канн становится все более политизированным, а Берлин, напротив, от политики дрейфует в сторону эстетики.

    Как вы относитесь к тому, что жюри возглавил Том Тыквер?

    Алексей Герман: Нормально. Я с ним не знаком, его пристрастий не знаю и предугадать, на кого он поставит, я не могу. В отличие, например, от Альмодовара, когда возглавил каннское жюри. Поскольку испанский режиссер далек от политики, для него кино - эстетический способ осмысления мира, все было достаточно предсказуемо (победителем Канн стала сатира на современный "политкорректный" мир шведского режиссера Рубена Эстлунда "Квадрат". - Прим. ред.). А здесь непонятно...

    "Квадрат" заканчивается разрушительным вторжением варвара - русского художника с говорящей фамилией Рогожин, - на аристократический обед. Конечно, вы на западных фестивалях уже фигура привычная, к вам не отнесутся, как к гунну, и все же - ожидаете сложной реакции?

    Алексей Герман: Со стороны журналистов - да. Я прекрасно знаю, про что будут спрашивать в первую очередь. Про цензуру. Про Кирилла Серебренникова, который, на мой взгляд, невиновен.

    А про фильм?

    Алексей Герман: Кто-то будет воспринимать фильм как искусство, как историю, а кто-то будет воспринимать и через историю, например, с "Матильдой". Вопрос в другом - что те СМИ оставят из того, что я скажу. В принципе, могу догадываться по опыту моего недавнего интервью одному американскому изданию. Вырезали все, что имело отношение к моей попытке сказать: надо быть справедливыми, не надо из нас делать Северную Корею, мы не орки, так же, как люди Запада вовсе не эльфы. Ведь сегодняшняя предвоенная ситуация возникла из комплекса обстоятельств, и большая доля вины в ней - Запада. Но там, разумеется, об этом слышать не хотят... Сейчас весь мир живет в какой-то выдуманной реальности. Мир в привычном нам понимании разваливается: стирающиеся границы, меняющийся менталитет, псевдокоммуникации, игры со словами, невероятная обнаженность чувств, зависимость от желания нравиться в необдуманной категоричности. Россию стало модно не любить. И это очень печально.

    Вы думаете, западному зрителю будет интересно кино про начало 1970-х в Советском Союзе? Они же элементарно не поймут наших реалий...

    Алексей Герман: Кто-то поймет, кто-то - нет. Разумеется, что это русское кино, кино, сделанное для нас. Для того чтобы быть абсолютно понятным западному зрителя, надо было начать фильм с того, что Бродский сидит в камере, его бьют ногами. Но это все спекуляция. А так, я надеюсь, они увидят историю целого поколения художников, которое не было востребовано народом. У нас не было цели снять фильм об ужасах бытия в советское время. Нет, нам было интересно сделать кино о счастье молодости. Пусть сложной, не безоблачной. Но эти молодые люди вот так разговаривали, вот так шутили, так выпивали, так кочевали, так работали, так слушали джаз. Так любили. Так верили в свою миссию - тогда бескорыстное служение искусству, литературе считалось естественным. Но оказались запрещены. И это уже трагедия.

    Что Довлатова держало на плаву, не давало отчаяться?

    Алексей Герман: Думаю, профессия. Он несмотря ни на что куда-то двигался. Удача - не удача, успех - не успех, - это все вторично. Что-то совершают люди, не которые останавливаются, а которые куда-то идут. Для Довлатова всегда было очень важно его дело. Для чего он жил? Чтобы быть писателем в высшем понимании этого слова, не в нынешнем, снобистском, тусовочном или карьерном. Ведь не случайно даже в компаниях он говорил о литературе больше всех, во всяком случае, у меня такое сложилось впечатление.

    А вы знаете, что писатель Валерий Попов, хорошо знавший Довлатова, говорит, что за маской балбеса, этакого Швейка, скрывался сильный, железный человек, в каком-то смысле даже расчетливый - ведь Довлатов документировал каждый свой этап, даже достал донос на него в КГБ и сохранил его.

    Алексей Герман: Я поссорился с одним известным писателем, который утверждает, что Довлатов легко шел на компромисс. Мне кажется, это очень удобно для современных русских писателей, которые уже ушедших авторов начинают оценивать, разбирать, рассказывать про них то-сё. Мне кажется, во многом проблема в закомплексованности и сомнении в себе, как в писателе. Ну, какой у Довлатова мог быть расчет? Да ведь захоти, он мог бы стать популярным детским писателем. Но ведь ничего этого не было. Какие компромиссы? То, что он писал статейки в заводских газетах? Так ведь нужно же было хоть как-то зарабатывать.

    Но знаете, мы никогда не узнаем, каким Довлатов был человеком на самом деле. Мы снимали не документальное кино, а фантазию, на которые наслоились ощущения довольно большого количества людей, начиная от артистов и заканчивая художником-постановщиком картины. Мне хотелось, чтобы кино про Довлатова стало попыткой чувственного исследования его мира.

    Вы подчеркнули, что "Довлатов" - это не спекулятивное кино...

    Алексей Герман: Да, "Довлатов" говорит честно и без перегибов. У нашего фильма нет цели запугать, я не хотел быть человеком, который пинает свою родину, которая часто бывает несправедливой, которая убила моего прадеда, посадила мою бабушку, чуть не посадила дедов, но, тем не менее, это моя страна. Это никакая не самоцензура. Были прошлые десятилетия для нашей страны трагедией? Да, была. Делать вид, что ничего дурного не было - неправильно. Но снимать фильм про то, что мы уроды - тоже нечестно. Мне показалось, что достаточно рассказать о том, как молодых талантливых людей лишают возможности реализоваться. И результате это объясняет, почему советская культура занимает маленькое место в мировом контексте, а американская - огромное, нравится нам это или нет. И почему фильм о писателе в России мало кому нужен...

    Погодите, я видела, как на праздновании дня рождения Довлатова к вам подходили, брали автограф, благодарили...

    Алексей Герман: Но все равно это же не миллионы. Есть фильмы о спорте, а есть о литературе, искусстве, науке. Последние проигрывают еще на старте. Хотя это то, что действительно важно, если мы хотим куда-то развиваться дальше, быть страной сложносочиненных людей.

    Поделиться