Берлинале продолжил рассказ о трагедиях новейшей истории

"Мне чуть не стало плохо!" - поделилась коллега восторгом от норвежского фильма "У: 22 июля".

"Разве в этом состоит цель искусства?" - был встречный вопрос.

Боюсь, что режиссер картины Эрик Поппе ответил бы на него утвердительно. Он, похоже, и не ставил иной задачи, живописуя ужас, охвативший подростков молодежного лагеря на островке Утёйа близ Осло, когда, совершив взрыв в правительственном квартале столицы, небезызвестный Брейвик учинил стрельбу по участникам слета, убив и ранив в общей сложности около двухсот человек.

События даны с точки зрения 19-летней Кати. Пытаясь спастись от неведомой опасности, она сжимается при выстрелах, которые звучат отовсюду, ищет потерянную в суматохе сестру, сотрясается от рыданий, перебегает от одной к другой группе перепуганных подростков, впервые в жизни видит смерть совсем рядом, зовет маму, ждет полицию, которой все нет и нет… Камера Мартина Оттербека субъективна, ее взгляд хаотичен и, признаю, великолепно передает психологическое состояние паникующей толпы. Действие протекает в реальном времени - в те 73 роковые минуты, что длился массовый отстрел подростков.

Но до самого конца фильма никто так и не поймет, что, собственно, происходит. Включая зрителей. Чтобы вспомнить детали трагедии 2011 года, придется залезть в Википедию. Самого Брейвика в фильме нет, мотивов его преступления мы не узнаем, и весь смысл произведения - дать нам прочувствовать кошмар террористической атаки. Как хотите, но в моем понимании это для кино задача аттракционная, простейшая. И как бы изощренно ни нагнетал режиссер волну ужаса в зале, он здесь выполнил лишь половину своей художественной миссии, самую примитивную.

Эмоции в фильме на грани истерики, но мысли нет вообще. Сравнения с классикой жанра приходят сами собой: в нормальном кино такого рода есть катастрофические обстоятельства - и есть люди, им противостоящие. Есть хоть какое-то сопротивление, признаки борьбы с бедой. Есть герой, способный на поступок. Из фильма Поппе мы так и не узнаем, где полиция и почему она бездействует, думает ли хоть кто-то на "большой земле" о гибнущих под пулями детях. Картина оставляет ощущение беззащитности перед невидимой угрозой - что, думаю, не самая благородная задача для кино, не только отражающего реальность, но и на нее, безусловно, влияющего.

Фильм Жозе Падильи "Операция "Шаровая молния" (в конкурсе идет под названием "7 дней в Энтеббе") - о том, как израильский спецотряд дерзким налетом освободил заложников так называемого "Народного фронта освобождения Палестины", которые захватили лайнер Air France, заставили его лететь в Уганду и держали там пассажиров в состоянии между жизнью и смертью. Операция была рискованной и обошлась минимальным числом жертв.

Ставший знаменитым после "Элитного отряда" (2007, Золотой медведь Берлинале), Падилья снял высокооктановый триллер, где саспенс обеспечен точным, почти музыкальным ритмом монтажа и участием таких классных актеров, как Дэниэл Брюль ("Гудбай, Ленин") и Розамунд Пайк ("Гордость и предубеждение"). Оба играют немецких радикалов, примкнувшим к группе террористов. Захватчики ставят Израилю ультиматум: либо выкуп в 5 миллионов и освобождение осужденных пропалестинских активистов, либо они начнут ежедневно расстреливать по два заложника, начав с детей. Хотя положение обреченных не назовешь безмятежным, и фильме много ситуаций на разрыв души, в центре сюжета все-таки действия по их спасению: экстренные правительственные совещания, разработка операции и ее осуществление.

Драматические коллизии не исчерпываются участью заложников. Там есть, например, мучительный выбор, перед которым стоят немецкие участники захвата: они верят, что защищают правое дело, но постепенно начинают понимать, что становятся продолжателями дела нацистов. Именно они осуществляют захват лайнера, но очень скоро окажутся не готовы к уровню жестокости, предложенному их палестинскими друзьями, и сами становятся заложниками ими же инициированной трагедии.

Увы, режиссеру показалось мало почти хроникального воспроизведения драмы из жизни, и он решил сделать фильм еще более "художественным", обрамив его хореографической композицией, в ходе которой танцовщики сбрасывают с себя ортодоксальные одеяния, символически демонстрируя готовность страны к новым, современным подходам и решениям. Композиция достаточно эффектна, чтобы заинтриговать в начале фильма, но вводить ее перебивками в параллель к накаленным сценам операции по освобождению заложников - явно плохая идея. Танец теперь сбивает ритм и убивает саспенс, а главное - раздражает несопоставимостью трагедии и ее хореографической интерпретации, которая кажется неуместно патетичной.