Поделиться
Полно было в залах "Люмьер" и "Дебюсси" и ранним утром, когда фильм показали прессе. И на пресс-конференции съемочной группы, где такая туча журналистов собирается только в случаях несомненного успеха картины и хороших перспектив на главные призы.
На мой взгляд, картина Серебренникова способна развеять любое предубеждение. Все слухи и опасения, которые высказывались людьми, картины не видевшими и в лучшем случае прочитавшими сценарий, оказались легендами и мифами. Кино такое дело: сценарий - это даже не пресловутые "полработы", это только ее начало, ее рабочий план, а сам фильм всегда рождается на съемочной площадке и потом на монтажных мониторах. Он всегда плод импровизации и вдохновения, и хороший режиссер держит в уме множество затей, в сценарии даже не предполагавшихся.
В результате всего этого фильм о Викторе Цое, Майке Науменко и сложных взаимоотношениях с его женой Натальей оказался вовсе не смакователем семейных дрязг, он вообще о другом. Он зафиксировал взгляд автора на уникальный период нашей истории, когда в рок-клубах Ленинграда и Свердловска, преодолевая железобетонное сопротивление среды, зарождался русский рок - знак наступающих перемен и один из первых глотков свободы. В этом смысле он напоминает знаменитую картину Милоша Формана "Волосы". Неожиданностью оказалось и то, что это не просто фильм с музыкой (куда без музыки в картине о роке!), но один из самых совершенных образцов современного мюзикла. То есть кино, где музыка руководит не только чувствами и действиями героев, но и сама становится одним из главных героев. Музыкальные фрагменты фильма - отдельное чудо, здесь творческая фантазия и без того раскованных персонажей свершает свой самый головокружительный взлет. Эти фрагменты, как правило, вторгаются в самый что ни на есть будничный мир черно-белого кадра - в какой-нибудь рейсовый автобус или в электричку. Волшебное мгновение останавливает ток времени и все вокруг преображает: изморенные бытом пассажиры становятся бэк-вокалистами, музыкальные партии остроумно расписываются по голосам и по ролям, фигуры обрастают мерцающим ореолом и становятся графически простенькими, как в детском рисунке - в детской полетной, не знающей границ и правил мечте. Где даже задрипанный "жигуленок" вдруг обрастет хвостом и взлетит подобно ракете.
Это история о 80-х. Переданных не только соответствующими модами и прическами, аккуратными стрижками блюстителей порядка и буйными шевелюрами его возмутителей. Это история о юности, которая всегда естественным образом свободна и не вписывается ни в какие выморочные установления. Сцены купания в озере - совершенно очевидный акт сбрасывания с себя всех старых одежек, утоление потребности очиститься от окружающего морока и выйти из прохладных пучин новыми людьми: "мы ждем перемен!". И точно так же омывают, очищают и обновляют персонажей фильма волны накатывающей на них новой музыки. Они ее жадно впитывают, добывая из мировых источников, жадно ей учатся, и создают ее сами, пробуя силы и укрепляясь в своей правоте.
Кирилл Серебренников поразительным образом избегает угрюмого живописания мира тотальных запретов, комсомольских патрулей и партийных контролирующих дам. Даже не избегает - он просто далек от этого, потому что верит в зерна свободы, которые дремлют в каждом сознании. В этом смысле замечательна роль, доставшаяся блистательной Юлии Ауг: партийный долг зовет даму к бдительности, и она тщательно выверяет идейное содержание текстов этих странных новых песен. Ребята ее, конечно, активно троллят, легко укладывают взрывные тексты в ложе официальных формулировок о борьбе с тунеядством и низкопоклонством - и она охотно, даже с видимым облегчением включается в эту игру в кошки-мышки: это было время реальных переворотов в мозгах, отчего и рождались самые безумные надежды, и даже становились явью.
Пресловутый "любовный треугольник" дан с невероятной нежностью и тактом, без осуждения и восхищения - как естественный в свободном мире ход решений глубоко уважающих друг друга людей. Фильм вообще так пронизан любовью и внутренним светом, что даже эта удивительная интонация воспринимается как знак все той же естественной для человека веры в себя и в лучшее.
Персонажи носят определенные имена: Виктор Цой, Майк Науменко, Наталья… Но это не фильм о Цое или Майке Науменко - не кино, пережевывающее детали жизнеописаний, не байопик, послушно следующий биографическим справкам. Это такое же кино о Цое, как какой-нибудь "Любимец Нового Орлеана" - о Марио Ланца. То есть совсем о другом. О том, как укрепляются крылья, как приходит успех, как прямо на сцене старший выручает младшего и помогает его первому неловкому взлету. Как жадно ждет чуда публика, наэлектризованная ритмами новой музыки и нового времени. Рядом с фантазийными фрагментами соседствуют чисто "производственные" эпизоды записи первого альбома - полукустарной, как все у нас, но лиха беда начало. Это фильм о бездонно талантливом народе, который рожден, чтобы летать, а его все время вынуждают ползать. И о ростках, которые снова и снова пробиваются сквозь бетон. И о творчестве, которое естественно, как дыхание, и без которого человек вянет и погибает как личность.
Роль Цоя отдана обаятельному корейскому актеру Тео Ю; он считает, что эта фигура сложена из американской музыки, русской поэзии и, немного, из корейской харизмы. Майка Науменко играет дебютант в кино Рома Зверь, Наталью - Ирина Старшенбаум. Трио редкостно слаженное, понимающее друг друга с полувзгляда - даже несмотря на то, что Тео Ю не знает русского. Ощущение спаянности всей делавшей фильм команды, ее любви к материалу, эпохе, ее героям, ее музыке и своему лидеру пронизывает картину так ясно, что она воспринимается как абсолютное художественное и человеческое единство, редкий в кино случай творчества и авторского и коллективного одновременно. Она рожден верой в молодость, которая всегда в конечном итоге добивается своего.
Картина хороша визуально: черно-белый кадр то и дело взрывается цветными акцентами, рваными, криво накарябанными титрами, он просторен и кажется безграничным (оператор Владислав Опельянц). Монтаж энергетически накаленный, уверенный, изобретательный, азартный. Общее ощущение - как от "мерседеса", в котором неисчерпаемые запасы еще не введенных в действие сил.
Судя по восторженной реакции каннской публики, русское слово "Лето" теперь станет международным: Leto. Оно для французского слуха легкое и лишний раз напоминает о родстве народов и наций, о том, что Россия и ее культура открыты миру. Фильм и об этом тоже. Завтра мы узнаем отзывы международной прессы, но уже ясно, что "Лето" вошло в ряд главных претендентов на каннские призы: такого уровня фильмы и в мировом кино являются редко.