Российские университеты, подобно их европейским собратьям, имели традицию отмечать свои годовщины карнавальным весельем. Эти праздники превращались в настоящий студенческий разгул, в котором в той или иной степени участвовали профессора и выпускники.
Празднества, переходящие в беспорядки
Наибольшую известность приобрели вакханалии московского студенчества в Татьянин день. Их описывал П. Иванов в своей книге "Студенты в Москве. Быт. Нравы. Типы", о вольнолюбивом духе этого праздника вспоминал В.А. Гиляровский, искрометный фельетон "В Татьянин день" посвятил разгульному дню В.М. Дорошевич, с негодованием писал об этом разгуле Л.Н. Толстой в нравоучительной статье "Праздник просвещения 12 января"...
Празднование Татьяниного дня происходило в несколько этапов. Сначала студенты присутствовали в университете на торжественном акте, который завершался исполнением народного гимна, перетекавшим в пение Gaudeamus. Под звуки студенческого гимна они расходились по пивным и трактирам, где происходила разминка перед главным действом, которое разворачивалось примерно с 6 вечера. Центром загула был ресторан "Эрмитаж" на Трубной площади, где вакханалия продолжалась около трех часов. После этого кто отправлялся в "Яр" и "Стрельну", а кто довольствовался более дешевыми пивными и кухмистерскими. Но до позднего вечера, а то и всю ночь напролет студенты бродили толпами по московским улицам, распевая не только радостный Gaudeamus, но и тягучую "Дубинушку" и даже боевую "Марсельезу", нарушая ночную тишину и покой москвичей. Полиция снисходительно смотрела на нарушения порядка.
Петербургский университет отмечал свою годовщину месяцем позже - 8 февраля. Вторичный характер этого праздника в северной столице не позволил ему обрести такую же славу, как в Москве. Тем не менее и здесь студенты вели себя соответственно тому, что "8-го февраля "позволено" больше обыкновенного и что серьезной репрессии в этот день не вызовут такие сравнительно невинные демонстрации, как возвращение с акта с пением революционных песен вперемешку с Gaudeamus и другими студенческими песнями"1.
Разовые ежегодные гулянья студентов, по-видимому, не так уж сильно раздражали столичные власти: в условиях все более настойчивой борьбы студентов за академические свободы такие непослушания выглядели скорее невинными шалостями, нежели угрозой порядку. И все же в чопорном Петербурге полиция была не столь лояльна, как в патриархальной Москве, и, бывало, не останавливалась перед применением силы, чтобы утихомирить не в меру расходившихся буянов.
Ее строгость находила свое объяснение в особенностях топографии Петербурга. После торжественного акта в здании университета на Васильевском острове универсанты отправлялись праздновать на более оживленный левый берег Невы. При этом, переправляясь туда по Дворцовому мосту, они оказывались в непосредственной близости от Зимнего дворца, и распевание песен вблизи императорской резиденции не слишком соответствовало представлениям властей о столичном благочинии.
"Никакого шума близ дворца ввиду беременности государыни"
В 1899 г. ситуация усугубилась тем, что Николай II, "опасавшийся за здоровье своей супруги, вынашивавшей тогда третьего ребенка", на всякий случай приказал министру внутренних дел И.Л. Горемыкину не допускать "никакого шума близ дворца ввиду беременности государыни"2. В свою очередь Горемыкин попросил градоначальника объявить "о запрещении ходить по улицам с песнями"3. Именно этим обстоятельством объясняется появление за несколько дней до очередной университетской годовщины объявления ректора В.И. Сергеевича, предупреждающего об ответственности, которая установлена законом за подобные шалости.
Предупреждение вызвало бурю возмущения среди студенчества. Ссылки в вывешенных на стенах университета на Уложение о наказаниях представлялись студентам "покушением учебного начальства на традиционные права студентов быть вне закона в день студенческого праздника"4. 8 февраля, когда Сергеевич поднялся на кафедру для чтения акта, часть студентов встала со своих мест и демонстративно покинула зал. Раздались свистки, аплодисменты - в общем, речь ректора была сорвана. Студенты стали выходить на улицу, направляясь в места своих празднований. По утверждению самих студентов, они "еще на сходке во время акта постановили: не петь на улицах в этот день, идти из Университета отдельными небольшими группами, без всякого нарушения порядка, не посещать в этот день ресторанов"5.
Выходившие из университета студенты направлялись к Дворцовому мосту по традиционному праздничному маршруту, который вел их на Невский. У моста же их ожидал полицейский кордон, который пропустил часть студентов на левый берег Невы, но затем "вся команда чинов полиции, - объяснял министр внутренних дел, - ...была выстроена поперек набережной и дальнейший доступ к Дворцовому мосту студентам прегражден".
Полиция основательно подготовилась. Чтобы воспрепятствовать студентам форсировать Неву по льду, были предупредительно проделаны проруби шириной в два с половиной аршина, а из вырубленных глыб льда было сложено дополнительное препятствие в виде вала. Наткнувшись на полицейскую преграду у Дворцового моста, студенты устремились к Николаевскому.
То, что происходило дальше, имеет разные интерпретации. По утверждению И.Л. Горемыкина, студенты, не доходя до моста, остановились у здания Академии художеств, "отобрали от рабочих конно-железной дороги кирки, метлы, лопаты и даже фонари"6, и когда показались наряды конной полиции, в них полетели различные предметы и куски льда. У двух полицейских были разбиты лица. В интерпретации студентов их действия были более мирными: когда к ним подъехал командир эскадрона в сопровождении еще одного всадника и начал кричать на них, "часть студентов начала ему аплодировать; кто-то из студентов крикнул, кто-то бросил в лошадей снегом: они испугались и понесли всадников обратно. ...Не успели студенты пройти и сотни шагов, как вдруг увидели, что их нагоняет весь эскадрон. Желая остановить несшихся на них лошадей, студенты, находившиеся ближе всего к полицейским, встретили эскадрон так же, как и первых всадников, и стали бросать в эскадрон снегом, метлами, взятыми с разъезда конно-железной дороги"7. После чего студентов избили.
Жесткость принятых в 1899 г. мер против студенческого разгула объясняется во многом тем, что в ежегодных студенческих непослушаниях власти усматривали растущую организованность. Демонстрации протеста и политических требований происходили на улицах столиц весьма нечасто, но эти редкие события были исключительно студенческими выступлениями.
"Дрезденское побоище" и Брызгаловская история
Первая крупная демонстрация в Петербурге состоялась 25 сентября 1861 г. Поводом к ней стало закрытие университета и введение матрикул (аналога современных зачетных книжек). Собравшись около здания университета, "огромная масса студентов длинной колонной, растянувшейся на целую версту, отправилась через Дворцовый мост, по Невскому и Владимирскому проспектам"8, на Колокольную улицу к дому попечителя учебного округа, чтобы потребовать от него объяснений. Демонстрация универсантов оказалась внушительной - до двух тысяч человек - но, по признанию III Отделения, шествовала по городу "без всякого шума"9.
Несколько дней спустя произошли выступления студентов в Москве. Сначала в годовщину смерти известного общественного деятеля Т.Н. Грановского, 4 октября, было организовано шествие через весь город - от Университета на Пятницкое кладбище. А 12 октября произошло знаменитое "Дрезденское побоище". Оно явилось результатом демонстративного похода студентов к генерал-губернатору с требованием освободить их арестованных накануне товарищей, а свое имя получило по гостинице "Дрезден", стоящей напротив дома генерал-губернатора. Полиция и жандармы действовали довольно жестко, и студентам пришлось испытать на своих спинах и скулах тяжесть полицейских кулаков и лошадиных копыт.
В 1870-е гг. самым крупным выступлением в Петербурге была Казанская демонстрация 1876 г. 6 декабря, по окончании молебна в Казанском соборе около 200 юношей и девушек вышли на площадь и попытались произносить речи. Слышимость была плохая - запомнились только слова "смерть Царю, да здравствует свобода, ура!", но визуальный образ приподнятого над толпой Якова Потапова, "крестьянского мальчика" 17 лет, с красным знаменем и начертанными на нем словами "Земля и воля" запечатлелся сильно. Неожиданный характер выступления позволил молодежи некоторое время продолжать митинговать, но затем "публика, весьма несочувственно встретившая эту демонстрацию, бросилась на них, избила, смяла и заарестовала вместе с полициею 11 женщин и 25 мужчин"10.
Выбор места был сделан удачно, и площадь у Казанского собора надолго стала самым притягательным местом для политических акций в Петербурге. Его удобство определялось, во-первых, тем, что оно находилось на одном из наиболее оживленных отрезков Невского проспекта. Во-вторых, собор был удобным местом встречи. В открытом уличном пространстве сбор большого числа людей требовал немалого времени, а это давало полиции возможность блокировать участников демонстрации до ее начала. Приходу же большого числа людей на церковную службу в собор трудно было воспрепятствовать.
Самые крупные студенческие беспорядки в Москве произошли в 1887 г. после так называемой Брызгаловской истории. Началась она с того, что 22 ноября на благотворительном концерте в Благородном собрании студент юридического факультета А.Ю. Синявский нанес пощечину инспектору А.А. Брызгалову. Оскорбитель был арестован, но его товарищи, собрав на следующий день сходку во дворе университета, стали требовать его освобождения, отставки Брызгалова, а заодно и отмены Университетского Устава 1884 г. Еще через день около университета собралось уже около тысячи человек. Полиции было мало, и к наведению порядка приступили охотнорядцы (торговцы мясом в Охотном Ряду - рынке, который находился недалеко от университета, в переносном значении - черносотенцы, погромщики - Ред.). Однако "публика начала выражать неудовольствие на такое бесцеремонное обращение - тогда полиция начала бить охотнорядцев"11. К студентам вышел ректор Г.А. Иванов, прибыл и попечитель учебного округа П.А. Капнист, но пока шли переговоры, с Тверской и Никитской подошли казаки, "и Университет со всех сторон оказался оцепленным. "Студенческий бунт" был оформлен"12.
25 ноября боевые действия переместились на бульвары. Студенты-медики, которые занимались в Ново-Екатерининской больнице на Страстном бульваре и потому не принимали накануне участия в "бунте", попытались устроить сходку в Нарышкинском сквере напротив больницы, но были разогнаны казаками. На следующий день попытка была возобновлена, и к универсантам присоединились их товарищи из Петровской академии и Технического училища, а также слушательницы женских курсов. Эта демонстрация завершилась настоящим побоищем. По рассказам студентов, "казаки били нагайками и топтали лошадьми, жандармы били кулаками, казаки - древком копья", "упавших от ударов били снова", "были случаи серьезных увечий, избиение до обмороков", "в результате оказались прошибленные головы студентов, переломанные руки, ноги, ребра, побитые глаза"13.
Панихиды по революционерам
Распространенным способом проявления студенческого непослушания были панихиды по "крамольным" покойникам. Удобство такой формы протеста заключалось в том, что священнику, которому заказывали панихиду, фамилия усопшего была неизвестна. А значит неуместность публичного поминовения государственных преступников была очевидна всем, кроме того, кто этот обряд совершал. В октябре 1889 г. студенты Московского университета собрались у церкви Дмитрия Солунского на углу Тверской улицы и Страстной площади и заказали ее настоятелю панихиду в память раба Божия Николая. Священник, разумеется, не знал, что поминавшимся покойником был Николай Чернышевский, однако встревожился, когда увидел, что церковь была переполнена и что многие стояли даже на улице. Тем не менее его уговорили, запугали или подкупили - и панихида была отслужена. После этого студенты большой толпой двинулись по Тверскому бульвару и Никитской к университету, соблюдая при этом порядок, т.е. шли "без криков, без пения, спокойно и стройно". Но, по восприятию участника событий, "это все же была уличная демонстрация, она всех захватила врасплох. Мы проходили мимо дома обер-полицеймейстера; несчастные городовые не знали, что с нами делать"14.
Студенческие демонстрации стали первым выходом политической жизни в городском пространстве столиц. После 1899 г. студенческие демонстрации стали привычным явлением. Ожесточение борьбы как с протестными демонстрациями, так и с беспорядками студентов в их корпоративный праздник привело к обратным последствиям: уличные выступления обрели героический характер и становились все более привлекательными. Чувство солидарности побуждало студентов не только выходить на улицы с протестом, но и требовать постфактум своего зачисления в нарушители порядка - вместе с теми, кому "посчастливилось" быть переписанными полицией.
1. Могилянский М. В девяностые годы // Былое. 1924. N 24. С. 119-120, примечание.
2. Андреев Д.А. Студенческие беспорядки и борьба в правительственных верхах зимой-весной 1899 г. // Российская история. 2012. N 1. С. 61.
3. Доклад П.С. Ванновского о студенческих беспорядках 1899 года. СПб., 1906. С. 7.
4. ГА РФ. Ф. 102. Оп. 249. Д. 15. Л. 1.
5. Там же. Л. 12.
6. Там же. Л.1 об., 2.
7. Там же. Л. 12-12 об.
8. Гессен С.Я. Студенческое движение в начале 60-х годов. М., 1932. С. 64.
9. ГА РФ. Ф. 109. Оп. 36. 1861 г. Д. 277. Л. 35 об.
10. ГА РФ. Ф. 109. Оп. 161. Д. 253. Л. 6-6 об.
11. ГА РФ. Ф. 102. Оп. 83. Д. 654. Л. 142 об - 143 об.
12. Маклаков В.А. Воспоминания. Лидер московских кадетов о русской политике. 1880-1917. М., 2006. С. 52.
13. ГА РФ. Ф. 102. Оп. 83. Д. 654. Л. 143, 158 об.
14. Маклаков В.А. Указ. соч. С. 113.