- Шаламов не погиб в лагере только потому, что в 40-е годы Андрей Пантюхов не только вылечил, выходил его - обмороженного, истощенного зэка-доходягу, но и дал направление на фельдшерские курсы. Это помогло ему избежать невыносимо тяжелых "общих работ", дожить до реабилитации и стать великим писателем, - считает автор проекта, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Юлия Кантор.
На Колыме выпускника омского вуза и будущего историка-литератора связала крепкая дружба. У них было много общего: и взгляды на жизнь, и любовь к литературе. Оба по доносу попали в жернова репрессий. Варлама исключили из Московского университета и отправили на каторгу за сокрытие социального происхождения (он был сыном священника). Андрея - студента мединститута - за "троцкистские взгляды". Лагерь их настолько сблизил, что впоследствии Пантюхов стал прототипом одного из главных героев "Колымских рассказов" (писатель-документалист Шаламов почти не использовал псевдонимов).
Экспозиция выставки состоит из четырех разделов: "Студенческие годы", "Лагеря", "Освобождение" и "Послесловия". Каждый наполнен десятками уникальных артефактов: письма Шаламова, неизвестные документы из семейного архива Пантюховых, справки, вырезки из газет, личное дело репрессированного омского студента.
Свой первый трехлетний срок 22-летний Андрей получил в 1934-м году. Арестовали его в тот самый день, когда он защитил диплом: об этом рассказали материал дела, хранящегося в Омском УФСБ. А потом, как и многие другие политические заключенные, он стал "повторником", и был отправлен этапом на Дальний Восток, где отсидел еще десять лет.
- С запросом по поводу рассекречивания документов этого периода мы обратились в Магаданское УМВД полгода назад, - рассказывает Юлия Кантор. - И нам пошли навстречу - уже в мае мы получили диск с копиями материалов. Как оказалось, обвинение, вновь основанное на доносе, Пантюхов не подписал. Даже после того, как его пропустили через знаменитый сталинский "конвейер": в течение недели следователи, сменяя друг друга, круглосуточно вели допрос, не давая узнику ни есть, ни пить, ни спать, да еще и устраивая побои. Пантюхов не побоялся написать об этом в заявлении-протесте, не сломался. И получил новый срок.
В витринах выставки, кроме документов, редкие книги: "Колчаковщина", "Люди, годы, жизнь", "В Прекрасном и яростном мире", "Фауст" с ГУЛАГовской печатью. Оказывается, врач всю жизнь хранил любовь к чтению, собрал огромную библиотеку - более тысячи томов.
Вот уголок колымской медсанчасти. Слева висит белый халат, справа - телогрейка: визуальная метафора первой встречи заключенного-врача и зэка-доходяги. Посредине на стене, как и положено, - агитлисток. Все вещи на медицинском столике (мензурка, шпатель, хирургический зажим, лотки) - подлинные. Они - из мемориального комплекса политических репрессий "Пермь-36", где хранится единственная в стране коллекция экспонатов "лагерной медицины".
Тюремные порядки не мешали Андрею Пантюхову оставаться настоящим врачом, человеком. Руководство больницы даже ходатайствовало о его досрочном освобождении. Безрезультатно: не помогли ни грамоты за "ударный труд" в лагере, ни приобретенный в зоне туберкулез. Отсидел он ровно столько, сколько было отмерено, и на свободу вышел только в 1947 году.
На воле Пантюхов отправляет запрос в родной Омский медицинский - ему нужен оригинал диплома. И (о чудо!), спустя 13 лет ему его выдают. Начинается новая жизнь. Под стеклом - первая монография врача. Автореферат диссертации. И рядом - первая (магаданская) публикация "Колымских рассказов" Варлама Шаламова, вышедшая уже после смерти автора.
По словам родных, Андрей всю жизнь оставался доктором-гуманистом. Отдавал людям всего себя, независимо от того, кто к нему обращался - домохозяйка или высокопоставленный чиновник.
- О Колыме он рассказывал мало и неохотно, - вспоминает сын Евгений Пантюхов. - И чувство опасности его никогда не покидало. В непонятном и тревожном 1983 году, за два месяца до своей смерти, он попросил маму, чтобы та сожгла весь его архив. Видимо, опасался за семью.Так что стались крохи.
Со своей будущей женой, окончившей школу 21 июня 1941 года, он познакомился после освобождения в районной больнице Новосибирской области, куда пришел устраиваться. И сразу влюбился во врача Зою. Мать невесты была категорически против союза дочери с немолодым и чахоточным каторжанином. Но свадьба состоялась.
Вскоре молодая семья от греха подальше уехала в Павлодар, где Пантюхов возглавил службу Скорой помощи. Здесь родились сын и дочь. Впоследствии его реабилитировали, и даже наградили медалью "За освоение целины" и Орденом Трудового Красного Знамени. В Павлодаре находится могила Андрея Максимовича. Говорят, когда его хоронили, проститься пришло полгорода.
Завершают музейную экспозицию два письма. Первое (на четырех страницах) отправил в 1989 году Пантюхову его сокурсник, который признался, что все 55 лет с момента, как его арестовали, помнил об Андрее. И решился написать, узнав из "Медицинской газеты", что он жив и здоров. Второе - ответ вдовы о том, что ее муж умер шесть лет назад. Покаяние опоздало. Но осталось еще одной вехой этой истории.
В одной из музейных витрин тикают наручные часы Андрея Пантюхова.
- Я их специально завела, - признается Юлия Кантор. - История доктора Пантюхова, которого Шаламов называл "Человеком с большой буквы", достойна того, чтобы ее помнили.
Между тем
Уникальный выставочный проект "Спасти Человека" объединил несколько регионов страны: Дальний Восток, Сибирь, Урал. Осуществить его помогла слаженная работа команды, заинтересованное участие омских, пермских, магаданских архивистов. Осенью выставка отправится из Омска в Пермский край, откуда началась лагерная эпопея Шаламова. А затем материалы будут переданы в Государственный музей политической истории России.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"