07.11.2019 19:18
    Поделиться

    Юрий Симонов рассказал о музыке, интригах и дирижерской судьбе

    XIX фестиваль "Международная неделя консерваторий" завершился масштабным симфоническим концертом. На сцене Концертного зала Мариинского театра Симфонический оркестр Санкт-Петербургской консерватории исполнил сочинения Римского-Корсакова, Шостаковича и Слонимского под управлением народного артиста СССР Юрия Симонова, которому в этот вечер были торжественно вручены диплом и мантия почетного профессора этого старейшего музыкального вуза.
    Анжела Мнацаканян/РГ

    Посетивший гостиную "Российской газеты" народный артист СССР, профессор Юрий Симонов уже более двадцати лет возглавляет Академический симфонический оркестр Московской государственной филармонии. В полувековой творческой карьере дирижера множество интересных страниц: главный дирижер Большого театра СССР, Государственного малого симфонического, главный дирижер в Кисловодской филармонии, в Национальном оркестре Бельгии, главный приглашенный в Венгерской Национальной опере и, конечно, множество гастрольных приглашений по всему миру.

    Юрий Иванович, программа финального концерта Международной недели консерваторий была очень насыщенной и сложной не только для студентов - даже для весьма опытных музыкантов. "Шехерезада" Римского-Корсакова, 2-й концерт для фортепиано Шостаковича и, наконец, мировая премьера - исполнение сочинения Сергея Слонимского "Симфонический распев". Как вы расцениваете результат: справились ли вы - совместно со студентами петербургской консерватории - с поставленной задачей?

    Юрий Симонов: В первую очередь я должен взять вину на себя (смеется), поскольку еще не забыл каким был студенческий оркестр в годы моей учебы в Ленинградской консерватории. Возможно, поэтому так легко согласился на небольшое количество репетиционного времени для такой сложной программы. Однако результат показал, что для студентов оркестрового факультета нашего вуза работа над "Шехерезадой" была очень полезной. Они прекрасно справились со всеми сольными эпизодами этого великого сочинения. Мне кажется, что Римский-Корсаков - еще недооцененный музыкальным миром петербургский гигант. Он видится мне "русским Бахом", поскольку многие отечественные, да и зарубежные авторы не избежали его плодотворного влияния. А его симфоническая сюита стала хрестоматией, щедро насыщенной виртуозными задачами для каждого оркестрового инструмента. Но это не все: она же оказалась еще и хрестоматией дирижерской техники. Недаром от дирижера, взявшегося за эту партитуру, требуется наличие истинной виртуозности.

    Кроме "Шехерезады" в концерте исполнялся Второй концерт для фортепиано Шостаковича, в котором с заслуженным успехом солировал Петр Лаул, а также новое сочинение одного из моих консерваторских педагогов - великолепного нашего классика Сергея Слонимского. Свое виртуозное произведение Сергей Михайлович украсил множеством новаторских достижений последних десятилетий своего творчества. Конечно, в таком виде программа концерта представляла для студентов серьезные трудности. Было видно, что за короткий репетиционный график они еле успели ее освоить. Но, в конечном итоге, благодаря высокой творческой дисциплине коллектива, исполнение программы выглядело достаточно убедительно.

    Студенты должны стремиться соответствовать уровню дирижера. В этом вопросе в Санкт-Петербурге возникла самая настоящая неразбериха. В городе появилось новое популярное имя. Сразу начались разговоры о пришествии со стороны, о том, что кто-то может кого-то подсидеть, о недоверии местным творческим силам. А как вы относитесь к музыкальным гастарбайтерам? Есть ли здесь проблема? Или, может, только польза?

    Юрий Симонов: Я смотрю на это спокойно. Было бы качество, а публика найдется! Мне неизвестно - какая именно в Петербурге выстраивается кадровая политика, кем она выстраивается и выстраивается ли вообще. В Москве, мне кажется, никакой особой политики нет - сплошной рынок. В такой ситуации дирижеру следует стремиться не просто "промахать" сочинение, а постараться "убедить зал", то есть, создать атмосферу, в которой это сочинение будет прочувствовано и принято публикой.

    Сейчас я работаю над книгой "Школа дирижерского мастерства", где рассказываю о специфике нашей работы, стараясь в максимально популярной форме раскрыть тайны дирижерского искусства. Кстати, именно Николаю Андреевичу Римскому-Корсакову принадлежит фраза: "Дирижирование - темное дело!" Нельзя не признать, что дирижирование действительно производит такое впечатление - в том случае, если дирижер неправильно понимает - для чего он стоит за пультом. Ведь дирижер либо сотрудничает с оркестром, являясь его вдохновителем, либо послушно следует за играющими музыкантами. Вообще-то дирижеры делятся на две категории - капельмейстеры и дирижеры. Капельмейстеров большинство. Они дежурят за пультом. Настоящих дирижеров, которые являются реальными творцами музыки, художниками звуков - гораздо меньше. Они живут за пультом, силой своего таланта и мастерства заставляя жить вокруг себя всех остальных.

    Мне кажется, в Петербурге, как в особо культурной столице, должно быть пять-семь хороших оркестров и каждым из них должна руководить яркая творческая личность. У каждого оркестра должно быть свое лицо и своя публика. При этом можно и нужно играть разную музыку. Но у каждого руководителя коллектива должен быть свой оригинальный почерк и свой репертуар, в котором он и его оркестр особенно хороши и убедительны. Репертуар оркестров должен быть разнообразным: один специализируется на русской классике, другой на немецкой, или французской, третий - на современной… Если исполнение действительно качественное - публика это оценит! И не нужно позволять никому искусственно раздувать конфликты! Кстати, тогда не будет возникать вопрос - мешает кому-то Курентзис или нет...

    Разумеется, в провинциальном городе, где только один оркестр, Главный дирижер просто вынужден отвечать за музыкальную культуру всего города и области. Он должен так планировать жизнь коллектива, чтобы исполнялась музыка всех стилей и эпох. А этого достичь непросто, даже привлекая дирижеров-гастролеров.

    Главный дирижер обязательно должен быть яркой личностью, а не просто регулировщиком движения. Когда я становлюсь за пульт, то совершенно сознательно настраиваю себя на то, что в данный момент я - лучший в мире! Иначе трудно подниматься над "прозой жизни". Но, сходя с пульта, - как по мановению "волшебной палочки" - превращаюсь в обычного человека. Своим ученикам часто повторяю: "Не стесняйтесь - когда стоите за пультом - думать о себе в превосходной степени! На сцене необходима максимальная уверенность в своих силах. Сошел с подиума - спросите: что было "не так" - я тут же откровенно расскажу вам об этом".

    Если дирижер умеет доставать деньги, организовывать работу, убеждать публику, и она приходит в зал - что тут плохого? Публика должна иметь выбор: сегодня она пойдет на мой концерт, завтра - в другой зал?.. Конечно, надо уметь выбирать. Для правильного выбора нужна общая культура и уровень этой культуры должен быть достаточно высок.

    Концерты классической музыки посещают полтора - два процента населения. Но если происходит какой-то хэппенинг, или классику исполняют в санузле какого-нибудь торгового центра, или устраивается "тайный" концерт - все это можно поинстаграмить, разместить в соцсетях. И вот уже перед нами не два, а двадцать два процента почитателей классической музыки… Эпатаж, небритость, дирижирование в кепке - расчет на публику, которая приходит не слушать, а смотреть.

    Юрий Симонов: Часто задают вопрос: государство, то есть, власти города - должны или не должны вмешиваться в спонтанно возникающие ситуации? Мне кажется, должны. На то они и власть. Но! Защищать надо классическое, академическое направление в искусстве. Все остальное "растет само". Крапиву поливать не надо! А чтобы вырастить розу, нужно приложить значительные усилия. Руководство города всегда имеет выбор и должно правильно пользоваться своей властью, то есть, холить и лелеять классику. Только в ней высокий уровень созидательной и высокоморальной силы! А новые имена... Их не надо бояться - их надо проверять в деле.

    Тем не менее, всякого рода пересудов и атмосферы коварства при появлении новых молодых имен в музыкальной тусовке не избежать. Вы и сами столкнулись с этим, когда в 28 лет пришли в Большой, а через пять месяцев вас назначили главным дирижером главного театра страны.

    Юрий Симонов: Это действительно было так. Галина Павловна Вишневская никогда не стеснялась в выражениях, открыто заявляя: "Я даю этому... неделю!". А в своей книге даже сообщила, что я ставленник КГБ...; Ее можно понять: она была обижена на всех, особенно на министра, поскольку ей хотелось, чтобы главным дирижером Большого стал ее супруг. Кстати, наблюдая все, что теперь происходит в наших театрах, могу со всей ответственностью сказать, что сегодня Мстислав Леопольдович Ростропович с успехом мог бы занимать эту должность. Ведь в 60-х, получив предложение "освежить" старого "Онегина", он провел скрупулезную восстановительную работу с солистами и оркестром. Это была поистине реконструкция музыкальной части устаревающего спектакля. В результате его исполнение оказалось сильным и оригинальным, вызывая интерес у публики на только в Москве, но и на туре театра в Париже. Если бы тогда его назначили Главным, то музыкальная жизнь театра могла бы выиграть.

    Почему же тогда руководство культурой не назначило Ростроповича главным?

    Юрий Симонов: Полвека назад была другая ситуация: серьезные кадровые вопросы искусства решались на самом верху. Именно там выбрали меня и заставили занять эту должность. Ведь я именно тогда - неожиданно для всех оказался (как бы сегодня сказали) звездой. Лауреат международного конкурса в Риме! Причем, не просто лауреат - их потом стало много, а самый первый в этой профессии после падения железного занавеса… Будет время - я подробно опишу период моей жизни, связанный с театром.

    Как получилось, что вы ушли из театра? Какие были причины?

    Юрий Симонов: Спустя шестнадцать лет я сам ушел из Большого, когда почувствовал, что моя любовь к дисциплине и серьезное отношение к удержанию высочайшего музыкального уровня спектаклей первого театра страны начинает раздражать окружающих. Начиналась перестройка. Солисты почувствовали запах валюты. Они и так получали большие деньги. Но теперь их привлекала перспектива за ту же работу получать еще больше: приглашения за рубеж, высокие гонорары, дорогие подарки от новых "друзей"... Конфликт начался с певцов. С Леной Образцовой и Женей Нестеренко проблем не было: они всегда пели с удовольствием, успевая работать и тут, и там. Но остальные "звезды" начали "валять дурака". Приезжая из-за рубежа, где только-что пели по-итальянски, например, "Тоску", они делали все, вплоть до липовых больничных, чтобы эту оперу больше не петь на русском языке. Им говорили: "Послушайте! Вы же сделали имя именно здесь, в России. Публика Большого хочет вас видеть и слышать!" Но это их не волновало.

    Занимая один из высших руководящих постов, я не мог оказаться в стороне от этой проблемы. Давление со стороны солистов, вхожих в высокие кабинеты увеличивалось. В какой-то момент я понял, что период увлечения оперой для меня, видимо, закончился. Надо быть самоубийцей, чтобы бороться за дисциплину, не имея поддержки сверху. Вспомнился 1969-й год, когда я пытался отказаться от работы в Большом. И не потому, что я не любил оперу, а потому, что вырос в театре и знал его изнутри. Вспомнился пример отца, погибшего по доносу и выгнанная на улицу мать. Теперь то же может произойти со мной. Может быть, лучше заранее отойти от падающих на меня колонн! Так я и сделал. Ведь Екатерины Фурцевой, которая говорила мне: "Пока я жива - ни один волос с твоей головы не упадет!" - уже не было.

    Однако новый министр Петр Демичев оказался благородным человеком: пригласил в кабинет и спросил - где бы я хотел работать дальше? Заметьте: в тоталитарном государстве интересовались - куда теперь кадровый дирижер пойдет работать. Думаю, что сегодня в аналогичной ситуации никто ничего предлагать не будет… Видимо, не все было плохо в музыкальной культуре СССР.

    Так чем же закончилась эта часть вашей дирижерской карьеры? Что произошло после вашего ухода? Вы же не могли остаться без работы?

    Юрий Симонов: Когда министр спросил меня - где бы я хотел работать дальше, я попросил симфонический оркестр, о котором мечтал всю жизнь. Демичев спросил: "Сколько человек?" Я озвучил цифру 65, то есть, "бетховенский" состав. Петр Нилович спросил: "Почему так мало?". Я ответил, что лучшая музыка написана именно для этого состава… Был объявлен конкурс и мы выбрали из трехсот кандидатов - 65. Так был организован Государственный Малый Симфонический Оркестр СССР (ГМСО).

    Год мы работали прекрасно. Нас приглашали всюду: по стране и за рубежом. Ведь разместить в отеле, или автобусах 65 человек дешевле, чем 90. Почувствовав в нас конкурента, музыканты из других коллективов заволновались и начали кампанию по развалу нашего коллектива. Поскольку в оркестр я взял не уставших от жизни "опытных" игроков, а совсем молодых людей, то более опытные коллеги стали настойчиво внедрять в незрелые головы мысли типа: "А зачем вам так много репетировать? Вы и так хорошо играете! Вам, бедным, даже не позволяют на репетициях разговаривать, да еще заставляют аккуратно одеваться. И вообще: за рубежом уже входят в моду оркестры без дирижера! Может быть и вам попробовать освободиться от культа личности?"

    Не будем забывать, что с началом перестройки дисциплина везде падала. И когда мы собрались на Киевском вокзале, чтобы выехать на гастроли в Венгрию, половина музыкантов под влиянием пропаганды "доброжелателей", сидя на чемоданах рядом с готовым к отправлению поездом, объявили ультиматум и отказались садиться в вагоны. Расчет был на то, что я испугаюсь и откажусь от руководства коллективом в пользу директора. Но я скомандовал: "Кто со мной - в вагоны!". Нормальные музыканты тут же сели, а будущие "демократы" остались на платформе…

    Как же вы не побоялись ехать выступать за рубеж с половиной оркестра?

    Юрий Симонов: Это еще не все. Заговорщики не поленились пригласить на вокзал знакомого из какой-то газеты и когда мы приехали в Будапешт, там уже прочитали заметку с призывом к местным музыкантам: "не быть штрейхбрейкерами"! И хотя в Венгрии меня давно все знали, заметка сделала свое дело: извинившись, будапештские музыканты сказали, что не решаются пойти против профсоюзов. Тогда я обратился в Академию имени Ференца Листа, то есть, в консерваторию, где преподавал, и пришедшие оттуда студенты с одной генеральной репетиции легко вошли в программу концерта. Однако, несмотря на явный успех оркестра на концертах нас отозвали с гастролей, обвинив в том, что, вместо того, чтобы работать в Москве, мы за рубежом "зарабатывали на колбасу".

    Как же вы пережили еще один неожиданный удар?

    Юрий Симонов: Я не делал из случившегося трагедию, а воспринял и этот момент как подсказку судьбы, спасающей меня от контактов с неблагодарными людьми, которым я дал профессию и достойную работу. Более того, в результате нашего разрыва, моя жизнь (как в популярном анекдоте) "стала постепенно налаживаться". Мы с супругой и коллегой - скрипачкой Ольгой Музыка уехали в Лондон, где в то время на меня была мода. Дело в том, что выдающийся тенор Николай Гедда, участвовавший в постановке "Евгения Онегина" в театре "Ковент Гарден", настолько был впечатлен нашим с ним творческим контактом и так восторженно рассказывал всем о нашей совместной работе над образом Ленского, что на меня стали обращать внимание во всех оркестрах Англии. Мы поселились в Лондоне, и я стал получать регулярные приглашения из всех оркестров страны. Кстати, один из лондонских коллективов - Лондон-симфони еще в 80-х приглашал меня - после окончания контракта с Клаудио Аббадо - занять пост Музыкального директора. Тогда я отказался, поскольку не имел право совмещать пост в Большом с другой должностью, да еще за рубежом! Но теперь мне ничто не мешало принять предложение стать Музыкальным директором Национального оркестра Бельгии (ONB) и после Лондона мы с супругой более восьми лет жили в Брюсселе... Не могу не упомянуть об огромном удовлетворении, которое я испытывал в статусе постоянного приглашенного дирижера Венгерского Национального театра, где в течение тридцати лет вел весь вагнеровский репертуар... Несколько сезонов я контактировал с театром Колон в Буэнос-Айресе, в который меня также звали после моего ухода из Большого…

    Но все эти приятные зарубежные приключения я с удовольствием прекратил, когда в 1998 году в Брюссель приехали представители оркестра Московской филармонии. Особо приятный оттенок приглашению возглавить оркестр придает та с виду небольшая деталь, что приглашение я получал не от министра культуры и не от директора филармонии, а от музыкантов оркестра! Протокол собрания с подписями всего коллектива с предложением принять должность главного дирижера, я до сих пор храню.

    Вспоминая свою счастливую творческую жизнь, с удовлетворением и гордостью могу сказать, что никогда не устраивался на работу - мне ее всегда предлагали.

    Каков ваш прогноз: выживет ли в России высокое искусство или мы скатимся  в закамуфлированную под классику попсу? 

    Юрий Симонов: К сожалению, обязательно скатимся. Но тут же обязательно поднимемся - как сегодня поднялась наша страна! Скатываться всегда легче - для этого ничего не нужно делать. Именно об этом всегда мечтали и сегодня мечтают все, кому нравится паразитировать в сфере классического музыкального искусства. Ведь музыка - тяжелый труд. Попробуйте на валторне, или трубе отыграть репетицию, а вечером - концерт, состоящий не из пошлых шлягеров, а из серьезных классических опусов!

    Так было всегда! Далеко не все, интересующиеся музыкой стремятся к общению с высокими образцами музыкального творчества. Развлекательные жанры всегда были и будут более востребованы. Недаром в советский период многие большие руководители, включая членов Политбюро, на дачах под водочку услаждали свой слух пением цыган, или тех самых солистов Большого, которые пели там не под оркестр театра, а под гитару… Но! Это было вечером на дачах, а утром в кабинетах эти же руководители с энтузиазмом поддерживали академическое направление в искусстве. И это было всерьез! Именно поэтому, начиная с 60-х годов вплоть до перестройки - уровень классического направления в музыкальном искусстве страны достиг высочайшего уровня. Горжусь, что мне посчастливилось приложить к этому руку.

    Немного расскажите - как вы стали дирижером.

    Юрий Симонов: Стать дирижером было моей мечтой с детства. Это проявилось в трехлетнем возрасте в виде игры в куклы, становясь все более осознанным стремлением, которое определяло мои поступки на протяжении всех этапов взросления. В какой-то момент - точнее, это было в период моей жизни в интернате ленинградской Школы-десятилетки, я почувствовал, что быть дирижером - моя миссия, что родился я именно для этого... Позже, наблюдая жизнь, я убеждался, что не каждому из моих коллег довелось осознавать свое предназначение в раннем возрасте. Сегодня с уверенностью могу сказать, что, видимо, судьбой я удостоен чести проживать совершенно счастливую жизнь, поскольку ежедневно имею возможность заниматься любимым, выбранным мною еще в детстве делом.

    Мне кажется, что настоящий дирижер должен быть романтиком, слегка наивным и немного сумасшедшим, потому что в момент, когда он занимается любимым делом, он - романтик. Без ощущения избранности и сопутствующей этому особой, возвышенно ощущаемой ответственности плодотворно заниматься искусством, тем более, музыкальным, нельзя!

    Классическая музыка не бизнес! Это - постоянно романтизируемая самим музыкантом идея, которая питает его самого и проливает облагораживающий свет на всех, с кем он соприкасается. Жертвенное служению классической музыке делает творчество такого человека нужным не только ему самому, но и тем, кто способен понять, или почувствовать целительную силу высокого искусства. Служить этой идее - высшее проявление человеческого духа, который, наряду с другими благородными качествами души делает душу человека бессмертной.

    Поделиться