Поделиться
Что же такого сделал Михаил Федорович? Он отменил рамки. В самом прямом смысле этого слова. Традиционная верстка тогдашних советских газет предполагала, что репортаж о миллионном тракторе от фельетона о браконьерах отделен тоненькой, но рамочкой. Фигуристая рамка могла отбить заметку "Шуберт в сельском клубе". А типографский элемент потолще - подвал "Трудная рыба Шикотана". Ненашев все это выбросил (честно сказать, вместе с фальшивым и нелепым Шубертом). А что же вместо рамок было в той газете? А воздух.
Это типографский, в сущности, термин, которым определялся тип верстки: зажатый, стиснутый, застегнутый на молнии и пуговицы, или свободный, где большая, реально большая фотография Павла Кривцова с реальными мужиками (прямо из деревенского детства Ненашева), неторопливо раскладывающими на среднерусской возвышенности хлеб да чарочку - встретить великий праздник - никакой рамкой не была отделена от рубрики "За чистоту и свет в партийном доме". Там сияла светлая полоса чистой газетной бумаги.
Воздух был впущен Ненашевым не потому, что он сам так хотел (а он хотел, это важно), а потому, что являл собой новые, живые силы "руководящей и направляющей". Молодому поколению непросто будет в это поверить, но среди тогдашних начальствующих и рядовых коммунистов было много нормальных зрячих людей, которые понимали, как и чем реальная жизнь народа отличается от партсобраний и газетных полос. И они задавали себе простой вопрос: а зачем? Кому нужна эта затхлая картинка, создаваемая совокупными усилиями дисциплинированных, привычных, даже мастеровых журналистов, если она только углубляет зазор между идеалом и реальностью?
Возможно, они радарами чуяли опасность - в том числе и для собственного будущего. Я помню, как в тогдашней "Советской России", меня, собкора, заставляли переписывать заметку о двух склочниках из локомотивного депо, которые по своим, честно скажем, корыстным, карьерным соображениям булгачили народ, требуя немедленного решения кучи проблем: достройки детсада, выплаты премии и горячих обедов для выездных бригад. Они слали письма во все инстанции - и в одном даже пригрозили забастовкой! Я описывал коллизию, как есть, но материал возвращали на доработку.
Наконец, кажется, понял, чего от меня хотели. Оставил экивоки и написал прямо: вот два малоприятных человека добиваются своих целей. Но! Во-первых, они ж совершенно правы! Без детсада депо теряет самые квалифицированные и активные кадры. А вагоны стоят неремонтированные. Премию болтливый начальник обещал, когда вызывал коллектив по выходным на сверхурочные? Обещал. Выдал? Нет. А плохо ли похлебать супчику, когда открутишь промёрзлую гайку? Очень даже неплохо. Тогда у меня вопрос: как получилось, что два неприятных типа выражают у нас народные чаяния, а остальная шатия (партком-профком) только отбиваются? Хорошо устроились: детишки у них пристроены, премия бесперебойно, обед по расписанию. Материал тут же со свистом напечатали, добавив в список заваливших дело ещё и крайком - а как иначе? Газета-то республиканского масштаба!
Как потом от таких правильных заметок мы все хором докатились до развала страны - вопрос шекспировской силы, но пока позвольте все-таки не об этом, а о том, как Ненашев заставлял своих подчиненных думать.
У меня хранится пример удивительной правки Михаила Федоровича. На стажировке в Москве я написал некий текст - о непритязательном, но "нужном" событии, наскоро. Его тут же поставили в номер. Для ускорения процесса главреду отнесли гранку. Не дожидаясь, пока будет сверстана вся полоса. Вскоре гранка вернулась. И там черными густыми чернилами был обведен один абзац, самый стандартный, а на вожже на поля был вынесен комментарий, который стал для меня судьбоносным: "Володя! Зная тебя, уверен, эту же мысль ты можешь выразить гораздо живее и ярче!" Не сердитый крест, не скорая замена двух-трех слов. А мини-учебник журналистики. А, может, и жизни.
Интересная коллизия случилась, когда Михаила Федоровича назначили председателем Гостелерадио. Его отправили туда вместо Александра Никифоровича Аксёнова, опытного партработника родом из Белоруссии, который проявил мягкотелость: допустил появление на экране весьма буйного тогда перестройщика Марка Захарова, который заявил, что Ленина надо вынести из мавзолея и похоронить по-христиански. Это спустя много лет Захаров признал, что его тогдашние яркие заявления да костер из партбилета в прямом эфире были малопристойными шутихами, а "с коммунизмом надо расставаться достойно". Тогда же… Страна шла в разнос, и увидевший это Горбачёв (даже он это видел, только признаться не хотел) назначением Ненашева пытался "поправить картинку".
Мне кажется, что член ЦК, опытный, обдающий ясным умном и волей Михаил Федорович действительно видел четкую границу между перестройкой, которую готовил глубинно, народно, несуетно - и развалом. Воздухом и вакуумом. Свежим ветром и бесчинным ураганом. Но, не будучи журналистом по образованию, он был им по сути. Да и беда зашла слишком далеко. Когда его в свою очередь на Пленуме ЦК снимали с должности руководителя Гостелерадио, стыдя за "беспросветность" и "очернение", а заодно и за Чумака с Кашпировским, он сказал, возможно, ключевую фразу, характеризующую ситуацию той поры: "А вам не стыдно так плохо править страной? Телевидение виновно только в том, что полнее, чем что бы то ни было, отражает происходящее в реальной жизни. Телевидение не может быть лучше, чем жизнь".
Возвращаясь к теме оценки деятельности Михаила Федоровича и тех государственных деятелях, кто в перестроечную пору стоял над, рядом, бок о бок… Лучше и жестче, чем он сам, никто не оценит. "Не стану… кривить душой - скажу, что те, кто начинал перестройку, кто поверил в нее и убежден был, что удастся вернуть людям утраченную надежду, сегодня чувствуют свою огромную вину и ответственность за то, что не хватило сил, мудрости привести задуманное к успеху. И главное, конечно, не в сострадании и переживаниях моего поколения по поводу того, что оно оказалось не у дел, ибо они ничто в сравнении с теми испытаниями и несчастьями, лишениями и трагедиями, в которые оказался ввергнут народ по воле инициаторов перестройки. Здесь источник горечи и страдания каждого из нас, кто не утратил боли за свое Отечество".
Жизнь отмерила деревенскому парню, выпускнику Магнитогорского пединститута, государственному деятелю, профессору и профессионалу газетного дела отрезок, который вместил вход страны в глобальные перемены, всю мельницу судеб ее граждан - и выход, залечивание ран. Обретение новой силы. Чистоты и света, что снова оказываются и труднодостижимыми, и не близкими. Ему досталось много счастливых и горьких дней.
А я буду всегда вспоминать тот, когда мы с Игорем Коцем, нынешним шеф-редактором журнала "Родина", вышли из кабинета Ненашева, утвержденные собкорами лучшей газеты страны. Шли мы с ним по улице Правды по направлению к гастроному. К новой жизни шли, что там говорить. И тут гроза, что била по серому асфальту, вдруг кончилась - и засияло солнце. Прямо кино. Кому сказать - не поверят, а было.
Спасибо, Михаил Федорович!