Поделиться
"Я, слава богу, не депрессивный человек по натуре. Не скажу, что я такой солнечный и розовый оптимист, но если брать два этих понятия - "пессимист" и "оптимист", то я скорее оптимист. Я верю в то, что Господь всё сделает так, как надо. Конечно, бывают моменты, когда я расстраиваюсь. Но в последние годы заплакать для меня - дело очень тяжелое".
"Если надо быть жесткой, тоже могу. Не могу простить предательства. Никому. И мужу не смогла. И артистам. Однажды руководство театра вынуждено было отменить спектакль: артист взял бюллетень, а замены на эту роль не было. Зрители, сдавая билеты, очень возмущались. Потом мы узнали, что в этот же вечер актер на соседней улице играл в антрепризе. Наутро его в труппе театра уже не было".
"Театр становится сегодня модным местом, и это печально. Слепое подражание любой моде - в одежде, в прическах, в желании посмотреть тот или иной фильм - меня не увлекает и не заражает. Мне кажется, что моде надо не подражать, а приспосабливать ее под себя".
"Слова "режиссер" нет в женском роде, что вполне естественно. Это занятие требует нечеловеческого терпения, которым редко обладает женщина. ...Режиссер соединяет в себе и психолога, и психотерапевта, и экстрасенса, и гипнотизера."
"Я [в детстве] была зажатая, некрасивая, толстая, стеснялась своей фигуры. Я просто знала, что хочу быть актрисой, умираю",
"Помню, как родители посадили меня напротив себя на круглый стульчик от рояля и сказали: "Выбирай, с кем ты будешь жить. Мы расходимся". И когда напротив тебя сидят два родных человека, которые тебя сделали, родили, ты им отвечаешь: "Вот - папа"… Нет, для мамы это не было шоком. Она… как сказать… была человеком общества, говоря сегодняшним языком, тусовщицей, и еще какой. И в этом ее прелесть. Тусовщицей, несмотря на два высших образования, которые она получила в Петербурге и Москве".
"Никогда не забуду, как выпускала "Эшелон", один из своих, я сказала бы, очень знаковых спектаклей, и повела его, 13-летнего [сына], на прогон. Думала, не поймет всего, а он понял и смотрел с таким неподдельным интересом. А потом мы вместе обсуждали спектакль. Короче говоря, для меня Денис всегда был и остается главным и первым, и мнение его - самое важное, и на первый прогон я его всегда приглашаю".
"На театральную зарплату дом не купишь. И за кино, когда снималась, не платили таких денег, как сейчас, - я получала копейки. К тому же вот уже 25 лет я почти в кино не работала. Поймите правильно, я вовсе не жалуюсь. Жила всегда нормально, средств на все хватало, но тем не менее больших финансовых возможностей у меня никогда не было. Несмотря на то что много спектаклей ставила за границей и за это платили вполне прилично. Но ведь тогда львиную долю отнимали..."
"Я работаю в театре сестрой-хозяйкой, директором столовой, кухаркой… Все должности, которые есть, занимает один человек - это я. Причем этому человеку не надо платить, не надо выслушивать от него криков, возмущений, угроз. Его можно обмануть, и ему не обязательно доказывать каждый раз свою боеспособность. А главное - с ним можно жить не по его правилам, а по своим".
"Без вливания молодых талантов театр не мог бы жить, он превратился бы в музей. Живой организм не может существовать без обмена энергиями, кровью. Наверное, эту мысль Бог продиктовал мне с первых шагов моей работы в должности худрука - ведь я сразу же привела в "Современник" целую группу артистов во главе с молодым тогда режиссером Валерой Фокиным и дала им спектакль. И дальше на протяжении всей моей жизни поступала аналогичным образом. Говорю же, я очень хорошо понимаю молодых".
"Нет, конечно, так не бывает, чтобы человек, пройдя длинную жизнь, чувствовал себя на 18 лет. Но моя внутренняя энергия пока, как мне кажется, дает мне возможность оставаться современной сегодня и думать о завтра. Я не о своем завтра говорю, а о завтрашнем дне нашего театра..."
"Всем врачам я отвечаю: "Если вы думаете, что я мечтаю так спокойно доживать, сразу говорю - не будет этого". Спокойно доживать я не сумею, не умею, не хочу".