"Два папы": неторопливое противостояние Хопкинса и Прайса
В рамках двухчасового киноповествования Мейреллиш попытался решить несколько задач - заглянуть в прошлое героев, тесно переплетенное с противоречивыми историческими событиями двадцатого века, показать начало негласного противостояния между наиболее вероятными претендентами на папский престол, а также рассказать о том, как глухое неприятие взглядов соперника может перерасти в глубокую, хотя и ироничную дружбу.
Учитывая релевантность обоих прототипов современному моменту (не говоря уж об исключительности самой сложившейся ситуации), вполне объяснимо, почему режиссер, говоря о прошлом, концентрируется в основном на описании фигуры Бергольо. Справедливости ради, заметим лишь, что представителю Южной Америки удалось очень ярко и убедительно воссоздать тот мир, в котором вырос первый папа из Нового Света, но перипетий и испытаний в жизни Ратцингера было уж точно не меньше, однако сопоставимого внимания они не удостоились.
Завязкой сюжета стали выборы папы. И тут, при отражении атмосферы, царящей на конклаве, создатели были далеко не оригинальны - ласкающее глаз пышное убранство, архаичная (и потому - несколько трогательная) атмосфера самих выборов выгодно оттеняют общий политический антураж происходящего - водоворот интриг, заговоров, столкновение различных групп влияния. Последнее, показанное крайне схематично, говорит не столько о сдержанности и желании дистанцироваться, сколько о вполне объяснимой в данных обстоятельствах лености - так как целевая аудитория этого проекта, вполне вероятно, хорошо осведомлена о красочном сюрреалистическом сериале Паоло Соррентино "Новый папа", и тратить время на более убедительное развитие этой линии творческая команда "Двух пап", вероятно, не посчитала возможным.
Что же касается двух главных героев, их образы получились на редкость выпуклыми и запоминающимися почти исключительно благодаря актерской игре. Многие из диалогов выглядят крайне неестественно, но не в силу, как можно было бы предположить, академичности бесед, а из-за того, что сценарист, ответственно подойдя к вопросу о личностных особенностях Ратцингера и Бергольо с доктринально-риторической точки зрения, превратил чуть ли не половину реплик в некий "символ веры", summa summarum тех убеждений, благодаря которым эти два в высшей степени неординарных человека запомнились чадам римско-католической церкви.
Театральная многословность, которая является чертой многих произведений британского кинематографа, здесь не выглядит откровенно неуместной, но все же создает впечатление некой избыточности. И вновь в ход идет актерский талант двух мастодонтов - Энтони Хопкинса (Ратцингера) и Джонатана Прайса (Бергольо). Хопкинсу удалось почти невозможное - передать немецкую сухость, отражающую ход мыслей его героя и одновременно баварскую пылкость, воплощенную в беспощадной самокритике, огромной внутренней силе и храбрости. Прайс же сумел отразить южную теплоту и тонкое знание непростой жизни обычных людей своим героем, не обойдя стороной и другие, гораздо более амбивалентные качества как лукавость и проницательность. Его Бергольо мягкой кошачьей поступью следует за Рацингером, впитывая все, что тот говорит, не особо возражая, но пытаясь уловить противоречия в риторике оппонента, выявить уязвимости и взломать их изнутри - и все как бы невзначай, правды ради.
Смотреть на двух мастеров своего дела - сущее наслаждение, заставляющее вспомнить о предыдущей занятной кинематографической дуэли сэра Энтони - с Иеном МакКелленом в "Костюмере" (The Dresser).
Так кто же победитель, а кто - проигравший? Мейреллиш всеми силами пытается снять данную проблематику, но тщетно. Зритель наблюдает за шахматной партией, ходы в которой заранее известны, что превращает все действо в своеобразную психодраму о стадиях переживания горя и преодолеваемых ступенях на пути к успеху. С сюжетной точки зрения интересен трогательный момент в конце, знаменующий, с одной стороны, наступление хрестоматийной, пятой стадии переживания травмы - принятия, - и в таком ракурсе, выбранном с самого начала, Рацингер, несомненно, в числе проигравших. Но, если смотреть вне рамок кинематографических условностей, как знать, возможно, именно он одержал некую высшую победу, суть которой до времени известна лишь ему одному.