"СОЮЗ" отыскал белорусские следы Александра Грибоедова

О следе явном мы прочитаем во всех жизнеописаниях автора "Горя от ума", это его служба в Кобрине и Бресте в 1813-1814 годах. Пошедшему в войско добровольцем гусарскому корнету Грибоедову, уже успевшему окончить Московский университет (благо времена были такие), так и не удалось поучаствовать в боевых операциях русской армии, закончившей свои походы взятием Парижа. Но и первая в жизни большая отлучка из дому, обернувшаяся пребыванием в кавалерийском резерве под началом колоритного генерала Андрея Кологривова, очень многое дала пытливому юноше. 1814-м годом датированы первые выступления в печати будущего корифея словесности. Первое из них именуется "Письмом из Бреста Литовского к издателю" и датировано "Июня 26 дня 1814. Брест".

19-летний автор, состоявший при Кологривове "для производства письменных дел", живо описывает празднование под Брестом награждения своего начальника орденом Святого Владимира 1-й степени. Стихи там перемешаны с прозой, имеется и описание местности: "Все это происходило в версте от Бреста, на даче, где генерал имеет обыкновенное пребывание. Множество офицерства явилось с поздравлениями; потом поехали на место, где давали праздник, - одни, чтобы посмотреть, другие, чтоб докончить нужные приуготовления.

Есть в Буге остров одинокой;

Его восточный мыс

Горою над рекой навис,

Заглох в траве высокой.

Его биографы скороговоркой отмечают, что Александр Сергеевич быстро освоился в брестских реалиях и изъяснялся с местной шляхтой на польском языке, якобы оттого, что имел, дескать, польские корни. Здесь тот самый случай, когда уместно напомнить бессмертную фразу другого Александра Сергеевича, сиречь Пушкина, сказанную как раз о Грибоедове: "Мы ленивы и нелюбопытны". Из польского в реальном юноше, служившем в Бресте, была только семейная легенда о некоем шляхтиче Яне Гжибовском (Гржибовском), якобы приехавшем в Россию из Польши в смутные времена первого Лжедмитрия, да так и осевшем в смоленских краях.

Проявив известное любопытство, мы с интересом обнаружим, что подобные мифологические персонажи (а реальная личность того самого Яна истории неведома) имеются в начале родословных книг очень многих тогдашних дворянских фамилий - именно что для солидности. Будь родоначальник грибоедовского рода пришельцем из самой Польши, ему пришлось бы переходить из католичества в православие; куда реальнее более приземленная версия о том, что некий шляхтич Грибовский, коих известно множество, не исключено, что из белорусских земель, переселился на Смоленщину и пустил там корни.

А то, что юный Грибоедов быстро стал своим в брестском обществе, объясняется прежде всего тем, что был он смоленским дворянином, которым освоиться на белорусских землях было легко и просто, ибо и дворяне смоленские, и белорусские представляли в начале XIX века по сути одну исторически сложившуюся общность людей. А своим разрешается всегда чуть больше. И шалопайские проделки в Бресте гусарского корнета, включавшие в себя и парадный въезд верхом на лошади в бальную залу на второй этаж по парадной лестнице, и музицирование в костеле с изгнанием органиста, вполне вписывались в образ жизни представителей местного благородного сословия.

Были у Александра Сергеевича и более серьезные увлечения - бегло читая по-польски, он познакомился в Бресте с творчеством писателя и историка Юлиана Урсын-Немцевича, чье фамильное имение располагалось в ближних к городу Скоках. Отсюда же, из брестского времени, Грибоедову впервые стала известна фамилия Чацкого - в местном обществе упоминали об умершем в феврале 1813 года просветителе Тадеуше Чацком, основателе Кременецкого лицея на недальней от Бреста Волыни.

Брестская служба стала недолгим явным белорусским следом всей грибоедовской биографии. След же косвенный обозначился в 1817 году, когда его дядя по матери Алексей Федорович Грибоедов выдал в своем смоленском имении Хмелите (там, где сейчас музей классика) свою дочь Елизавету замуж за молодого генерала Ивана Федоровича Паскевича. Будущему фельдмаршалу и светлейшему князю очень кстати пришлось тогда приданое за супругой почти в полторы тысячи душ. Жених, что примечательно, тоже был из своих, говоря языком "Горя от ума", из "родных человечков" - мать Паскевича происходила из дворянства могилевского. Заметим, что в юношеской статье 1814 года "О кавалерийских резервах" Грибоедов упоминает "Могилев Белорусский", то есть в географии земель западнее Хмелиты он разбирался четко и грамотно.

Брак оказался счастливым и долгим, а давняя, с детства, дружба Александра и его двоюродной сестры Елизаветы дополнилась искренними родственными отношениями с Паскевичем, ставшим после воцарения Николая I в 1825 году одним из самых близких к императору людей. Биографы классика и по сей день тщательно отделяют гений писателя от родственного ему "царского сатрапа", но в жизни все было совсем иначе. Когда близкий к декабристам Грибоедов угодил под следствие, Паскевич смог сделать почти невозможное: попросил императора не карать строго человека, носящего фамилию его супруги. Уже написавший "Горе от ума" Александр Сергеевич был не только выпущен на свободу, но и получил годовое жалованье и следующий чин. Вместо "глубины сибирских руд" Грибоедов благодаря Паскевичу за два года из потенциального государственного преступника превратился в ближайшего соратника полководца, был обласкан царем и стал чрезвычайным послом в Персию. Родственный тандем обещал большие карьерные виды и дальше, если бы не трагическая гибель Грибоедова в Тегеране. В имении Паскевичей в Гомеле хранился впоследствии и список "Горя от ума"...