Что рассказал этот процесс о состоянии современной российской адвокатуры, в чьей родословной имена Ф. Плевако, В. Спасовича, князя Урусова? Какие пороки выявил? Какие проблемы поставил? Обсудим тему с адвокатом Генрихом Падвой.
Не станем погружаться в детали и подробности этого судебного процесса, больше напоминавшего дурной спектакль. Давайте поговорим о явлении. Как и почему возникла "пашаевщина"?
Генрих Падва: Это началось в конце 80-х. До той поры адвокатура была довольно закрытым институтом. Попасть в нее можно было либо по распределению при окончании института, либо за определенные заслуги, либо по блату, либо иным, подчас не очень легальным путем. Количество адвокатов было строго ограничено. Если не ошибаюсь, в какой-то период в Москве их было что-то около тысячи. В годы перестройки адвокатура продолжала бороться за свою обособленность и некую, я бы сказал, элитарность. Но в какой-то момент власти решили, что это антидемократично: мол, если человек получил высшее юридическое образование, имеет диплом, то никаких препятствий для поступления в адвокатуру он не должен испытывать. И в адвокатуру хлынул поток людей, на мой взгляд, недостаточно подготовленных как с точки зрения компетентности, так и по моральным критериям. Количество адвокатов стало огромным, превышающим потребности общества. И началась борьба вновь прибывших адвокатов за клиентов. Борьба недобросовестная, попирающая элементарные нравственные нормы.
Кто тогда пришел в адвокатуру?
Генрих Падва: Если раньше в адвокаты шли в основном выпускники юридических вузов, то теперь хлынул поток бывших судей, бывших прокуроров, бывших следователей и даже бывших оперативных работников, которые понятия не имели о ремесле. Было ощущение, что человек рассуждает так: "Раньше я был прокурором, приходил в суд и говорил: да, виновен, дайте побольше. А теперь я адвокат. Значит надо говорить: нет, не виновен, или, если виновен, дайте поменьше. Вот и все, что требуется". Их никто не учил настоящей адвокатской работе, защите по уголовным или гражданским делам. Формально они сдавали экзамены, формально они теперь даже клятву дают. Но это все фикция, это все форма, которая не влечет за собой никакого содержания. В стране десятки тысяч людей адвокатски малограмотных, непрофессиональных. Газеты публикуют рекламные объявления об оказании адвокатских услуг: "Гарантируем такой-то результат. Отмазываем от того, от сего..." Ну чуть ли не от смертной казни. Такие объявления можно прочитать и возле каждой тюрьмы. А в интернете подчеркивают: "У нас работают бывшие судьи". Зачем эта информация, что адвокаты такой-то адвокатской конторы - бывшие судьи? Это намек на то, что у них есть какие-то "левые" возможности в судах.
Такие намеки делал и Пашаев - давал понять, что у него какие-то высокие связи во власти. Кроме того, он приводил в суд весьма странных людей и заставлял их лжесвидетельствовать.
Генрих Падва: Он приводил заведомых и очевидных лжесвидетелей. Это называется фальсификация доказательств по уголовному делу. И все это совершенно откровенно и цинично. Я не знаю, на что он рассчитывал, но это было так стыдно, так омерзительно. Стыдно, что в правосудии у нас бывает такое. Стыдно, что в адвокатуре есть такие люди.
Стыдно по-человечески, что люди приходят и публично лгут, а он, облеченный званием адвоката, не только поощряет, но и сам инспирирует это.
Существует Кодекс профессиональный этики адвоката. Там сказано: "В тех случаях, когда вопросы профессиональной этики адвоката не урегулированы законодательством об адвокатской деятельности и адвокатуре или настоящим Кодексом, адвокат обязан соблюдать сложившиеся в адвокатуре обычаи и традиции, соответствующие общим принципам нравственности в обществе". Какие, например, обычаи и традиции имеются здесь в виду?
Генрих Падва: Скажем, есть достаточно очевидная - не знаю, это обычай или традиция или просто норма поведения - не приходить в суд пьяным. Есть некоторые стандарты в дресс-коде. Надо быть нормально одетым. Я полагаю, что некоторые женщины-адвокаты нарушают дресс-код, когда приходят в суд разодетыми как на светскую вечеринку. Ведь это место, где должно происходить торжество закона и решение чьей-то судьбы - и вдруг распомаженная такая красотка в коротенькой юбке. Когда смотришь на нее, думаешь не о том, о чем она говорит, а совершенно о другом. Причем тут и мужчины думают о другом, и женщины. Женщины осуждают, думают: вот фифочка разоделась. Рассматривают ее юбочку, оценивают цвет губной помады... Ну, какие еще обычаи? Не ругаться между собой. Вот два подсудимых и два адвоката. Один защищает одного, другой другого. И у них противоречие, ужасная коллизия. Один говорит, что виноват тот подсудимый, другой - что этот. А как быть адвокату? С одной стороны, у него есть абсолютные обязанности перед своим клиентом, но при этом он не должен быть обвинителем другого человека. Он не должен говорить, что это не Иванов, а Петров сделал. Это не позиция. Это против обычаев, против нормы адвокатской этики. Нужно говорить, что это не Иванов. Но ни в коем случае не валить на Петрова. Хотя бывают исключения, когда только этим способом можно опровергнуть вину Иванова, то есть, доказав, что преступление совершил кто-то другой.
За годы адвокатской практики вам часто приходилось попадать в сложные этические ситуации?
Генрих Падва: Я бы сказал, что вся моя деятельность в адвокатуре протекала в борьбе с желанием нарушить все этические нормы. Потому что почти всегда хочется сказать: "Тудыт вас, растудыт!". Причем, это иногда хочется сказать и свидетелю, и обвиняемому, и прокурору, и самому суду. А нужно быть сдержанным. Я помню, как-то раз один мой коллега после объявления приговора публично произнес: "Приговор неправильный, и мы, конечно, добьемся его отмены". Я считаю, что это элементарное нарушение. Нельзя так. Надо уважать адвокатскую профессию, надо уважать суд. Хотя, повторяю, мне хочется иногда сказать про судью, что он идиот или просто некомпетентный. Но я не могу себе это позволить. Потому что служу суду. Не судье Иванову или судье Петрову, а суду, правосудию. Я имею право процессуально обжаловать приговор, доказывать, что он ошибочный, но не имею права порочить правосудие. Когда-то по молодости лет я писал в своих жалобах, что это, мол, вопиющее нарушение, что надо за это нарушение суд привлечь к ответу и т.д. Я помню, в Верховном суде была очень серьезная, хорошая судья. Тогда отношения были попроще, люди из судебной системы не боялись общаться друг с другом, потому что они были чище, не было такой успешной деятельности по получению взяток. И она мне сказала: "Генрих Павлович, вы правильно говорите, что не все доказано в отношении вашего подзащитного. Почему же вы вот так, без всяких дополнительных доказательств обвиняете прокурора? Вы правильно его критикуете с точки зрения представленных им доказательств, но зачем на личности переходить?" Огромное количество адвокатов в своих судебных выступлениях ругают прокурора. И вдвойне довольны, потому что и сами отвели душу, и клиент очень рад: "Вот он дал этому гаду, вот он врезал ему!" А на самом деле он не защищал. Не надо говорить, какой глупый или некомпетентный прокурор, хотя хочется об этом сказать. Нужно бороться с обвинением, а не с обвинителем. Это разные вещи.
В Кодексе адвокатской этики записано, что злоупотребление доверием несовместимо со званием адвоката. Адвокат должен избегать действий (бездействия), направленных на подрыв доверия к нему или к адвокатуре. В чем именно может проявляться такое действие или бездействие?
Генрих Падва: Знаете, что меня иногда потрясало? То, когда клиент мне говорил: "Я обращался к такому-то адвокату, потом понял, что он работает на две стороны - и на меня, и на моего противника. Я думаю, что его перекупили". Значит, возникло недоверие на основании чего-то. Тут два очень сложных момента. Я сталкивался с этим. Клиент говорит: надо доказать, что это не белое, а розовое. А я говорю: я не смогу доказать, что это розовое, да и не нужно, в данном случае можно согласиться, что это белое, а нужно доказать, что белое не свидетельствует о том, что вы черный. И такой ответ вызывает недоверие: почему он не соглашается назвать белое розовым? Боится? Тут надо очень тонко с клиентом работать. Ведь многие клиенты подозревают всех и вся: "Все продажно, все пронизано ложью, и адвокат такой же". Помню, у меня был случай. Я принял поручение по делу об убийстве. Дело мне показалось сначала простым. Он признает себя виновным. Пошел к нему. И он мне сказал: "Да, я убил". Повторил примерно то, что было написано. Я под этим углом стал читать дело, и у меня начались сомнения. Вижу: то тут одно с другим не сходится, то там видны нестыковки... Я к нему пришел снова: "Почему так?" - "Да потому что я его не убивал". - "А зачем тогда признавался? Я понимаю, что могли неправильно записать или заставить наговорить на себя. Но я-то тебя ни к чему не принуждал". - "А по мне, что адвокат, что прокурор - вы все одна шайка". У него изначально было недоверие к адвокатской профессии. Такие, как Пашаев и Добровинский, порождают и укрепляют в обществе это недоверие. Внушают мысль, что адвокаты только тем и занимаются, что переносят деньги, как "решала" этакие. Очень мало кто верит в честную добросовестную работу адвоката. Вот в чем несчастье! Общество думает, что вся адвокатура такая. А это неверно. Каждый адвокат, который любит не только себя в профессии, но и профессию в себе, должен добиваться, чтобы люди перестали сомневаться в адвокатской порядочности.
Что адвокат может и чего не может обещать доверителю?
Генрих Падва: Это очевидная вещь. Он может и должен обещать свою добросовестную работу, свою компетенцию. Он может и должен обещать, что тщательно познакомится с делом, что не будет бояться никого, что ему наплевать, как там думает власть, что он будет мужественно и смело защищать своего доверителя. Но ни в коем случае не должен обещать некий результат. Он должен сказать: "Результат зависит не от меня, сколь бы умелым и опытным адвокатом я ни был. Решает суд. И как он решит, я не знаю".
Как регламентируются денежные отношения между адвокатом и клиентом?
Генрих Падва: Они регламентируются законом об адвокатской деятельности и адвокатуре. Если же конкретно - договором. У нас свобода договора. Мы имеем право договориться как угодно. Но тут тоже надо понимать некоторые вещи. Если я сегодня, завтра, послезавтра буду браться за бесплатную работу, это вызовет подозрение у налоговых органов: почему это он бесплатно работает? Он, наверное, деньги кладет в карман. А вообще все прописывается в договоре. Возможна, например, почасовая оплата. Предположим, твой час стоит сто рублей. Значит за десять часов ты получишь тысячу.
Десять часов в суде или неважно где?
Генрих Падва: Это тоже все обговаривается. Я, например, стараюсь брать только чистые часы. Если это суд, то участие в судебном заседании. Время, которое я простоял в пробках по дороге в суд, я не учитываю.
А предварительная работа? Она тоже оплачивается?
Генрих Падва: Конечно. Некоторые берут за отработанное время. Некоторые учитывают все. И нельзя никому это поставить в упрек. Его клиент согласен с такими условиями - ради бога. Хотя иногда это очень сложно согласовывать. Клиент говорит: "Вот вы пишете: пять часов суда. А были пять перерывов по десять минут, значит, вы лишний час себе приписали". С другой стороны, адвокаты иной раз действительно приписывают. Один адвокат, которого мы выгнали за действия, несовместимые со статусом, делал такую вещь. Он совещался с тремя клиентами одновременно. Решал какой-нибудь технический вопрос и тратил на это один час. А записывал три часа. Потому что было три клиента, что, на мой взгляд, являлось вопиющим нарушением регламента адвокатского времени.
Клиент вправе потребовать возвращения гонорара или части его, если он не удовлетворен исходом дела?
Генрих Падва: Только в одном случае: если адвокат обещал результат. Если же адвокат не обещал, то клиент, скорее всего, свои деньги назад не получит.
А бывает, что легче отдать?
Генрих Падва: Да.
У вас так бывало?
Генрих Падва: Бывало. Помню, летал в Челябинск по уголовному делу. Пришел клиент, причем такой, я бы сказал, своеобразный, связанный с криминальной средой. Он пришел и нахально сказал: "Слушай, адвокат, я деньги вроде бы не печатаю. Ты взял с меня за поездку гонорар, а ничего не добился. Давай по-хорошему разойдемся - возвращай деньги". Я ему говорю: "Я же летал в Челябинск не по своей воле, не потому, что мне так захотелось". Он согласился, что за дорогу, за проживание в гостинице готов заплатить. А вот за работу - нет. И я вернул ему деньги. Решил не связываться.
Может ли адвокат публично комментировать ход процесса? Не является ли это нарушением профессиональной тайны?
Генрих Падва: Грань между разрешенным и запретным здесь крайне тонкая и не всегда уловимая. Конечно, что-то можно комментировать, и мы комментируем. А что-то нельзя. Есть, например, запреты, связанные с тактикой защиты. Ни в коем случае нельзя объявлять во всеуслышание, что я намерен, к примеру, вызвать в суд такого-то свидетеля. Зачем же давать возможность противоположной стороне подготовиться к чему-то. Это непрофессионально. У тебя есть свидетель - пожалуйста, вызови его, добейся правильного допроса, получи от него нужные показания. Зачем об этом громогласно говорить? Это уже пиар. Причем пиар, скорее всего, направленный на восхваление своего блистательного умения. Нельзя адвокатскую "кухню" выносить на всеобщее обозрение.
Один адвокат может комментировать действия другого адвоката?
Генрих Падва: Нет. Это нонсенс. Адвокат не имеет права жаловаться на адвоката. Пусть на "стрелку" вызывают друг друга те, кто по понятиям разбирается. Адвокат с адвокатом по понятиям не должны разбираться.
Адвокаты часто дают комментарии журналистам. Очевидно, они это делают не только для того, чтобы удовлетворить общественный интерес к процессу. Комментарий для прессы может быть инструментом защиты?
Генрих Падва: Специально через прессу давить на суд недопустимо. А косвенно это неизбежно.
Какое значение для адвоката имеет именитость клиента?
Генрих Падва: Для многих - огромное.
Это пиар?
Генрих Падва: Да, конечно. Еще какой! Я не сомневаюсь, что именно этого добивался Добровинский, когда заявил, что будет по этому делу защищать интересы потерпевших бесплатно. Потерпевших до черта у нас в стране. Почему же он сел именно в этот процесс? Я не думаю, что это для кого-нибудь большая тайна. Суд над знаменитым артистом - это, конечно, прекрасное место для пиара.
Каждый адвокат стремится получить именитого клиента, участвовать в громком деле?
Генрих Падва: У меня было столько именитых клиентов и громких дел, что мне трудно об этом судить объективно. С какого-то момента в своей адвокатской карьере я уже не выбирал таких клиентов и такие дела. Более того, иногда даже старался уйти от громкого дела. Потому что при громком деле слишком много привлечено внимания и ко мне. Я должен думать не только, как выглядит дело в общественном мнении, как выглядит мой подзащитный, но и как выгляжу я сам. Иногда это обременительно. Но я думаю, что огромное большинство адвокатов, как и я в свое время, конечно, соблазняются звучностью процесса.
Какие факторы для вас имеют значение, когда вы принимаете решение, стоит или не стоит браться за дело?
Генрих Падва: Универсальных факторов почти не существует. Все очень индивидуально. Скажем, двоюродная сестра просит меня защитить ее ближайшую подругу. Или совершенно другой пример - у меня был период не очень хороших заработков, а тут приходит олигарх, который говорит: проведите мое дело, и я вам любые деньги заплачу. А когда ко мне обратились по Иванькову (Япончику), я с большой охотой взялся его защищать, потому что мне это было безумно интересно с профессиональной точки зрения. Это все равно что хирургу предложили проверить себя, сможет ли он провести сложнейшую, уникальную операцию. Какой же хирург откажется?
Что сейчас требуется, чтобы адвокатская профессия в глазах общества перестала ассоциироваться с "пашаевщиной"?
Генрих Падва: В первую очередь профессионализм. Кроме того, адвокатура должна быть очень щепетильна по части этики. В обществе укрепилось убеждение, что адвокат - безнравственная профессия, что это отмазывание преступников, что это чуть ли не солидаризация с преступником, что если ты защищаешь насильников, значит, одобряешь насилие, а если педофилов защищаешь, то, наверное, сам педофил. Нужно работать честно и умело, чтобы всей своей деятельностью, всем своим поведением демонстрировать, что это не так. И что работа адвоката - это служение обществу. Ведь мы, служа личности, тем самым служим обществу. Потому что интересы личности - это общественные интересы. И если я защищаю права Иванова, Петрова, Сидорова, то тем самым служу обществу.
Если коротко, как избавиться от "пашаевщины"?
Генрих Падва: Повысить требовательность при отборе в адвокатуру. Сделать более глубоким профессиональное обучение адвокатов, добиваться повышения их квалификации. И смелее избавляться от балласта.
Генрих Падва - российский адвокат, заслуженный юрист РФ. Родился в 1931 году в Москве. Окончил Московский юридический институт (1953), исторический факультет Калининского педагогического института (заочно, 1961). Начал адвокатскую практику по распределению в Калининской области и, как сам отмечает особо, в год смерти Сталина. Среди клиентов были крупные СМИ (издательский дом "Коммерсант", "Огонек", "Известия"), именитые российские и иностранные компании ("ПепсиКо", "Ренессанс Капитал", "Кембридж Кэпитал", "Холдинг Москва"), известные банки ("Ситибанк", МЕНАТЕП)... Он представлял интересы подруги Бориса Пастернака Ольги Ивинской, семей академика Сахарова и Владимира Высоцкого... Защищал членов ГКЧП, финансового магната Льва Вайнберга, криминального авторитета Вячеслава Иванькова, бывшего управделами президента РФ Павла Бородина...