Выбор сайта ГодЛитературы: три новинки для декабрьских вечеров

1. Леонид Юзефович. "Филэллин". М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной.

"Уведомляю тебя о происшествиях, которые будут иметь следствия, важные не только для нашего края, но и для всей Европы, - писал Пушкин из Кишинева приятелю Давыдову. - Греция восстала и провозгласила свободу..."

Тогда и прокатилось по Европе движение "филэллинов", "греколюбов" - добровольцев, готовых помочь "победе креста над полумесяцем".

Но действие романа Леонида Юзефовича разворачивается позже, в 1824-1825 годах, когда первые восторги поутихли. И в центре его - персонажи более заурядные: отставной штабс-капитан Мосцепанов, французский полковник-филэллин Фабье, личный секретарь Александра I Еловский и его врач грек Костандис. Сам император, по характеристике того же Пушкина, "властитель слабый и лукавый", не только не вступается за единоверцев, но даже избегает разговоров на эту тему.

Зачем Юзефович взялся за эту страницу европейской истории? Ответ проще, чем кажется, - как та великая тайна, которую грозится раскрыть, да так и не раскрывает Мосцепанов. Описывая прибывших воевать за свободу Эллады, грек делит "филэллинов" на три группы: "первая - уволенные из своих армий и не способные вернуться к мирной жизни офицеры и унтер-офицеры; вторая - те, что влюблены в древнюю Элладу и мечтают о ее возрождении; третья - мадьяры, итальянцы, ирландцы, сочувствующие нам, ибо сами угнетены чужеземцами". Удивительно сходство с типажами, описанными Прилепиным в его книге "Ополченский романс", посвященной боям на Донбассе.

Читатели оценят скупую выверенную прозу Юзефовича. На сей раз она выполнена в виде документов и монологов от первого лица, на каждой странице сверкают афоризмы, свидетельствующие о "былом и думах" автора. Он милосерден к своим героям: судьба их в целом сложится счастливо. А главным филэллином окажется совсем не тот, на кого можно было подумать.

2. Александр Пелевин. "Покров-17". М.: Городец, книжная полка Левенталя.

Поэтика 32-летнего петербуржца (однофамильца другого популярного автора), стоит на трех китах. Во-первых, это любовь к исторической реконструкции, конкретно - батальных эпизодов XX века. Во-вторых, интерес к советскому прошлому, причем отнюдь не в негативном ключе. И в третьих - вкус и умение нагнетать ужас, не прибегая к помощи кровожадных монстров и ходячих мертвецов, а сгущая его исподволь.

Завязка романа напоминает фильм "Сталкер" и повесть "Понедельник начинается в субботу". Уверенно стоящий на ногах 52-летний московский журналист отправляется в некую закрытую зону в Калужской области - как раз в те места, где в 1941 году шли упорные бои, о которых он сам написал повесть и в которых, как вскоре выяснит на собственной шкуре, происходят теперь необъяснимые, не укладывающиеся в обычную человеческую логику, да просто жуткие вещи.

Время в романе - сентябрь 1993 года, и ирреальность "Покрова-17" только отражает общую ирреальность происходившего в стране. И тот и другой морок разрешаются прямым и грубым действием - даже несколько обескураживающим своей прямотой. Какие времена - такие не только нравы, но и развязки.

3. Игорь Кротов. "Чилима". Владивосток: Издательство Ивана Шепеты.

Книги, изданные во Владивостоке, не часто долетают до Москвы. Так что заслуживают внимания - тем более такая: пятисотстраничный том, добротно изданный фактически индивидуальным издателем. Название ее из числа говорящих: чилима - это местный туман, хмарь, водяная пыль, которая "нападает на город и красит его шаровой краской". Нечто хорошо знакомое владивостокцам, и только им. Так и этот роман в рассказах - то есть сборник новелл - о суровых буднях четырех друзей-одноклассников, классических "мушкетеров", весь пронизан реалиями "тихоокеанской России". Причем конкретно середины девяностых, когда у "деловых людей" на поясах пищали пейджеры, а источником их благосостояния, их голкондой и офиром были японские автомобильные свалки.

В предисловии писатель Василий Авченко признается, что знать не знает, кто такой Игорь Кротов (скорее всего, это все же псевдоним) и где он сейчас живет. И сравнивает его книгу с "лейтенантской прозой" о Великой Отечественной войне. Сравнение полукриминальных начинающих деловаров с молодыми лейтенантами может показаться преувеличенным и даже кощунственным. Но надо признать, что некоторого смысла оно не лишено. Первые книги пишутся "из окопов". То, что поколению родившихся в конце 60-х выпали в 90-х такие "окопы", - не их вина.