Для самого же Владимира Юровского эти концерты стали финалом десятилетия его работы с Госоркестром в качестве художественного руководителя.
Программы четырех концертов цикла Владимир Юровский выстроил по темам, раскрывавшимся не в иллюстративном наборе сочинений, а в формате, своего рода, ассоциативного музыкального лабиринта, увлекательного даже для тех, кто ориентируется в репертуарных сюжетах. Темы концертов затронули саму суть того, что волнует сегодняшнее человечество: война, жизнь (детство), экология (природа).
Между тем сюжет "истории", посвященной войне, планировался еще в прошлом году на 75-летие со дня Победы и представил в интересной оптике сочинения, созданные в самом конце войны в России и в Германии: "Мюнхен" - вальс памяти Рихарда Штрауса (1945), Пятую симфонию Сергея Прокофьева (1944), а в центре, между этими партитурами - Концерт для виолончели с оркестром Николая Мясковского (1944) - пронзительно трагический "дневник" душевных потрясений человека, живущего в мировую войну. "Мюнхен" Рихарда Штрауса начинался у Юровского с безмятежных мягких струнных волн, вальсовых вращений, светлого колорита звука - штраусовской ностальгии по городу, в котором он родился. Но постепенно оркестр включался в это движение, наращивал звук, накрывая "тенью" меди вальс, появлялся тревожный пульс, музыкальная ткань рвалась, и от баварской идиллии не оставалось и следа. В Пятой, "военной симфонии" Прокофьева оркестр звучал колючим звуком, с четкими острыми углами, с какой-то фантасмагорией причудливого летучего штриха смычками и ритмом стука невидимых колес, несущихся в неизвестность.
Но самым пронзительным оказался Виолончельный концерт Мясковского, прозвучавший в исполнении Александра Рамма как откровение о человеческой душе, которая переживает катаклизмы мира. Эта серьезная погруженность в сочинение, ясность музыкальной мысли музыканта, пронзительная красота звука и какой-то особенный, благородный тон исполнения произвели колоссальное впечатление на зал.
В программу "Детства" Юровский включил музыку разных веков - от сочинения Леопольда Моцарта, написанного за несколько недель до рождения Вольфганга Амадея (фрагмент из дивертисмента "Музыкальное катание на санях"), до трагической Четвертой симфонии Малера с ее печальной песней умершего ребенка и образом Смерти, играющей на расстроенной скрипке - партитуры, появившейся на заре смертоносного ХХ века (1901).И если в первой части программы образы детства звучали в духе старинной жизнерадостности, с фанфарами, звенящими бубенчиками и набегающими, как ветерок, струнными в "Катании на санях", с обаятельными соло музыкантов Госоркестра на игрушечных инструментах - трещотке, барабанчике, детской трубе, игрушечной птичке - в "Симфонии игрушек" Леопольда Моцарта, то в завершающей программу малеровской симфонии мир детства звучал уж в духе страшного ХХ века. Для Юровского главной коллизией симфонии стало "искажение" образа Рая, красоты, гармонии темой смерти, зла.
В таком же пессимистическом духе могла бы прозвучать и третья программа, посвященная природе, где были представлены партитура XVIII века - Жан-Фери Ребеля - "Стихии", трактующая в мифологическом ключе первозданную природу, и две "Пасторальные" симфонии - Бретта Дина (2000/02) и Бетховена. Но порядок двух пасторалей оказался ключевым для того, чтобы не встроиться в безрадостный дух нашего времени: не современная антипастораль Дина, в которой звуки топора, бензопилы, бурильной системы врезались в оркестр, накладываясь на семплы птичьих голосов и шума живой природы, а полная воздуха, дыхания, щебета, пробегающих ветерком фигураций в оркестре и крепких, притоптывающих деревенских танцев Шестая симфония Бетховена, сыгранная барочными смычками прозвучала гуманистическим посланием из прошлого в наше время.
Кстати
Владимир Юровский в новом сезоне станет музыкальным руководителем Баварской оперы в Мюнхене, но он продолжит свое сотрудничество с Госоркестром имени Е.Ф. Светланова.