В гостях в Эрмитаже - лучшие картины и скульптуры мира
Рафаэль. Прекрасная садовница
Михаил Пиотровский: Культурные обмены в пандемию не замирают. В Эрмитаже - очередной Рафаэль, на этот раз "Прекрасная садовница".
И это не просто шедевр, а одна из самых главных и узнаваемых картин Лувра. Она была обещана нам в обмен на "Мадонну Бенуа" еще для выставки "Линия Рафаэля".
Ее у нас даже ждала специальная ниша. Когда "… садовница" не приехала, мы ее оставили пустой. Пустота в искусстве - очень важная вещь. Нас Бог сейчас, в пандемию, как раз наказывает за скученность. И учит ценить пустые места.
Сейчас она висит одна в Аполлоновом зале. Мы торжественно благодарим Лувр за выполненные обещания, там форс-мажоры, смена директора, но они выдержали обязательства и прислали к нам картину на "премьеру", сразу после реставрации, еще не выставляя ее в Лувре. Это полный восторг.
Сейчас из-за ковида люди в музее стали спокойнее, двигаются тише, не бегут, как раньше, многих можно остановить и заставить подумать. Подумать, стоя у картины, это то, чего мы постоянно добиваемся, навязывая зрителям выставки одного шедевра. Просто встань и наслаждайся. Смотри на Рафаэля. Думай о Мадонне. О ее пирамидальной композиции. О том, что ее дописывал Гирландайо. Вспомни, что на "Линии Рафаэля" мы сопоставляли с нею крестьян Венецианова. Кстати, раньше "… садовницу" называли крестьянкой, поскольку мадонна в одежде, ну не совсем крестьянской, но простых людей.
Перуджийские мадонны. Выставка из итальянской Умбрии
Михаил Пиотровский: Чуть-чуть наискосок от "Прекрасной садовницы", в Николаевском зале, висят наши "коварные", как писал Блок, сиенские мадонны с длинными глазами.
А дальше перуджийские - в роскошнейших одеждах, прибывшие к нам из итальянской Умбрии - это еще одно преодоление пандемических границ.
И здесь выделяется потрясающий Дуччо ди Буонинсенья, может быть, самый главный шедевр выставки перуджийского музея. Плюс целая серия известных и безымянных мастеров, начиная с креста мастера св. Франциска. Наши кураторы считают это Средневековьем, другие говорят: нет, это Проторенессанс. На самом деле это нечто посредине. А я еще вижу в этом движение от византийской иконы к тому, что потом станет называться картиной. Византийская традиция приобретает здесь европейский вид, постепенно теряя духовность и обретая какие-то другие черты. Эта выставка замечательно перекликается с Рафаэлем и нашими постоянными экспозициями итальянских примитивов - от Симоне Мартини до Фра Беато Анджелико. Теперь часть наших вещей в обмен поедет в Умбрию…
Торвальдсен и Канова
Михаил Пиотровский: Дания прислала нам выставку Торвальдсена.
Эрмитажная публика любит Канову. Торвальдсен и Канова были конкурентами, поскольку оба создавали образ античности в классическом искусстве. И они замечательно перекликаются у нас на выставке. Например, в наискосок стоящих портретах - Александра I Торвальдсена и Наполеона Кановы.
Любовь к классике отнюдь не вечная. Лет 60 назад, например, Канову вообще не считали за что-то заслуживающее внимания. 20 век долго жил в идеологии "наплевать на классику", и Канова был среди первых, на кого наплевать. Потому что он подражатель классики. Но примерно в 80-е годы 20 века началось возрождение восторга к нему. И в этом, конечно, поучаствовал Эрмитаж, согласившийся дать на несколько больших выставок вещи из нашей коллекции, а у нас блестящий Канова! Так имя Кановы опять поднялось в мире, и в Италии. Потому что даже в Италии одно время можно было услышать: подумаешь, Канова…
Выставка Торвальдсена оказалась хороша, потому что рядом с его приехавшими из Дании рисунками "заговорили" наши скульптуры и посвященные Амуру рельефы. Выставленные в Пикетном зале рисунки и вещи вместе дали невероятную игру. И позволили увидеть, как классицизм формировал этот свой стиль, объясняющий нам, что такое классическая античность. Торвальдсен и Канова создавали образ гладенькой, аккуратненькой античности, но он уже тоже стал частью нашей европейской культуры. Из этого стиля потом рождался и гиперреализм, и все, что угодно.
Вопрос по существу. Почему так притягательно классическое искусство?
Михаил Пиотровский: Все дело в том, что в основе нашей европейской цивилизации лежит античность. Это наш ключ, наша ДНК, от этого никуда не деться. А раз это наша ДНК, то все время будут появляться какие-то мутации для ее сохранения. Будут возникать разные способы ее оживить, поддержать. Тимуры Новиковы будут возвращать нас к ней. Потому что у нас есть внутренняя потребность в ней. Даже когда классику отвергают - хоть передвижники, хоть авангард - это отвержение в семье. У Пикассо - античность в потрясающих рисунках. В рисунках Матисса вылезает этот код. Это заложено, это, как вирусы. Видите, у нас появился новый, всем понятный язык: вирусы, штаммы… И "классический" вирус приходит к нам в разных штаммах - штамм Пикассо, штамм Матисса. На "Линии Рафаэля", например, был зал, посвященный Сикстинской мадонне, и было видно, что знаменитый памятник солдату со спасенным ребенком в Берлине повторяет ее композицию…