Сакральная русская идея - написать роман о своей жизни - и вы тоже не устояли?
Владимир Паперный: А много ли романов не о своей жизни? "Война и мир" - роман о событиях полувековой давности, тем не менее историки находят прототипы в семье Толстого. Подобных примеров можно привести сотни, включая Диккенса, Фолкнера, Сэлинджера и многих других. Да, очень личный роман о жизни, но сказать "о своей" было бы не точно. О своей, о жизни своих и чужих родителей, бабушек, дедушек, друзей, знакомых, незнакомых, и т. д. В целом роман о культуре и эпохе. Одна рецензентка даже назвала роман "энциклопедией советской жизни". Лестное преувеличение, но примерно к этому я и стремился.
"Первый роман начинающего 76-летнего автора" в финале "Большой книги" - что, по вашим ощущениям, впечатлило экспертов?
Владимир Паперный: Вообще-то, об этом лучше спросить самих экспертов. Может быть, отсутствие попыток приукрасить своего героя, а заодно и себя; способность рассказывать смешно о грустном и грустно о смешном; сочетание эмоций с профессиональным знанием советской истории и культуры - у меня все-таки PhD по культурологии. Один из ответов на этот вопрос дал Дмитрий Быков: "Порой кажется, что каждому читателю вручается персональный экземпляр этой книги. Одни говорят, что давно так не хохотали, другие - что проплакали над "Архивом Шульца" ночь напролет. Одни утверждают, что это гимн и эпитафия поколению семидесятников, другие - что плевок, клевета и полное неприличие.".
Незаурядные родители, фантастический круг общения, события, встречи, места, научные и творческие достижения, Советский Союз, эмиграция, Америка - мемуары были бы честнее?
Владимир Паперный: Честность тут ни при чем. Мемуары и художественная проза - это два разных жанра. Какое-то количество мемуаров я тоже написал (три сборника "Мос-Анджелес", глава и примечания в сборнике "Зиновий Паперный: Homo Ludens", колонки в Снобе, etc.). Мемуары - сырой материал. Роман - попытка построить что-то из этого материала. Некоторые друзья советовали мне отказаться от романа и писать мемуары. "Тогда, - говорили они, - успех гарантирован, все хотят читать сплетни из жизни известных людей". Я решил пожертвовать успехом и написал роман. Номинация на "Большую книгу" показывает, что готовность жертвовать иногда бывает вознаграждена.
Вы упорно отказываетесь говорить о прообразах, хотя многие герои узнаваемы: очевидно, что Старуха - Лиля Брик, Сеньор - Александр Асаркан. Существует жанр "роман с ключом", только зачем вам подобные игры с читателем?
Владимир Паперный: Это по существу опять упрек в нечестности. Я его не принимаю. Во-первых, фиктивные имена дают свободу уйти от логики фактографии к логике сюжета и характера. В романе я не обязан слепо придерживаться реальных событий. У многих героев не один, а два или больше прототипов. Один прототип может превратиться в нескольких героев. Есть персонажи и события, которые я полностью придумал, и это как раз было самым увлекательным. Например, выступление "Битлз" в Кремлевском Дворце Съездов. "Битлз" никогда не были в СССР. Их песня Back in the USSR - такая же фикция, как и мой роман. Моим героям приходится действовать в предлагаемых обстоятельствах - почти по Станиславскому. И, наконец, последнее, реальные имена дали бы героям право подать на автора в суд за клевету, если бы их воспоминания не совпали с авторским. Попасть в тюрьму не хотелось, хотя это резко повысило бы спрос на книгу.
Герой книги Шуша, Саша Шульц, - во многом Alter ego автора и все-таки иная версия Владимира Паперного. Решили попробовать другой вариант своей жизни, что-то дореализовать?
Владимир Паперный: Это все-таки два разных человека. Шульц окончил МАРХИ и был архитектором, я - Строгановку и был дизайнером, это совершенно разные профессии. Хотя в отделе социологии ЦНИИТИА моя должность называлась "старший архитектор", и моя диссертация, которую нельзя было защитить в СССР, была по теории и истории архитектуры, это не значило, что я действительно был архитектором. Кроме того, у юного Шульца нет способности к рефлексии, к самоанализу, тут автор додумывает за него. По мере роста Шульц приближается к автору, но полностью они не сливаются никогда.
Архивы - форма памяти, важно, чтобы они были разобраны, прочитаны и главное - включены в культурный контекст. Архив в романе одушевленный и полноценный герой.
Владимир Паперный: Нет, архив не герой. Архив - это хаос жизни, в котором герой хочет найти (или внести туда) какой-то порядок. Главное, чтобы не слишком много, чтобы порядок не убил жизнь. У меня дома в Лос-Анджелесе около двенадцати коробок с архивами. Там есть архивы моих родителей, моей младшей сестры, института ИФЛИ, где учились и познакомились родители, журнала "Новый мир", где работала моя мама, архивы моих негативов, не разобранные вот уже пятьдесят лет, слайдов, отпечатков, и т. п. Чем старше я становлюсь, тем яснее понимаю, что разобрать эти архивы не смогу никогда. Поэтому сейчас веду переговоры с одним университетским архивом о передаче им моих коробок. Чем переговоры закончатся, пока не знаю.
На интернет-ресурсах, где продаются книги, сейчас модно указывать, сколько времени потребуется для чтения книги. "Архив Шульца", как посчитали знающие люди, читатель одолеет за 11 часов. Сорок лет, чтобы написать, и одиннадцать часов, чтобы прочитать, - соотношение выразительное.
Владимир Паперный: Тут можно добавить еще одно временное измерение: четыре месяца - столько времени у меня заняло записать весь роман как аудиокнигу. Почему так долго? Во-первых, я не профессионал, голос быстро устает. Великий Вениамин Смехов давал мне советы - что пить, как часто отдыхать и главное, говорить просто, не "играть". Это помогло. Вторая причина: примерно на середине книги я неудачно упал на теннисном корте и повредил передние зубы. Пока их ремонтировали, пришлось заново учиться произносить некоторые согласные...
Справка "РГ"
Владимир Паперный родился в Москве в 1944 году в очень литературной семье: отец - литературовед, мать - редактор отдела критики "Нового мира". Окончил Строгановское училище и аспирантуру ЦНИИ теории и истории архитектуры. В 1970-х Паперный и его сестра Татьяна послужили прототипами героев поэмы Беллы Ахмадулиной "Дачный роман".
С 1981-го живет в Лос-Анджелесе. Занимался рекламой, производством документальных фильмов, возглавил дизайн-студию. Однажды заметил, что жизнь в России для него "была теплым вязким болотом", а жизнь в Америке похожа на заплыв в холодном океане: "Перестанешь барахтаться - пойдешь ко дну". Автор многих статей по архитектуре, городской среде и дизайну.