Теодор Курентзис и его MusicAeterna завершили гастроли Шостаковичем
Концерт в Петербурге завершил гастрольный тур MusicAeterna, начавшийся в Гамбурге и продолжившийся в Берлине, Париже и Москве, где кроме симфонии Шостаковича звучала также и Токката для оркестра Марко Никодиевича. Дата петербургского концерта была выбрана неслучайно. 85 лет назад 11 декабря 1936 года в Большом зале филармонии должна была состояться мировая премьера Четвертой симфонии Шостаковича. Симфонический оркестр под управлением Фрица Штидри взялся тогда репетировать новую симфонию, но после встречи с руководством Ленинградского отделения Союза композиторов Шостакович неожиданно отменил премьеру, которая состоялась лишь в декабре 1961 года. Симфонию исполнил Московский филармонический оркестр под управлением Кирилла Кондрашина.
А 1936-й год стал для 30-летнего Шостаковича временем сильнейших потрясений и испытаний: начинался он со статьи "Сумбур вместо музыки" после премьеры оперы "Леди Макбет Мценского уезда", которую Сталин и Жданов покинули. Дальше наступили годы масштабных репрессий, когда молодой композитор был готов к худшему, ожидая ареста. Поразительно, что и в 1961-м и сегодня, спустя 60 лет, эту партитуру иначе как "посланием в бутылке" воспринять нельзя. В ней Дмитрий Дмитриевич рассказал, кажется, исчерпывающую страшную правду о том беспределе, который творился на его глазах в его родной и любимой стране. Впрочем, эта правда сегодня воспринимается намного шире и всеохватнее - как леденящее пророчество о закате всей человеческой цивилизации.
Четвертая симфония Шостаковича в своей сложно устроенной трехчастной форме, где первая часть представляет по сути симфонию в симфонии, да и финал состоит из больших разделов Largo и Allegro, длится в общей сложности час с небольшим, но после нее невозможно что-то еще исполнять или слушать в одном концерте. Мерцающие "огни" аккордов в последних тактах апокалиптического финала рождают в воображении богатые ассоциации, среди которых может быть и картина тонущего, и даже уже ушедшего ко дну "Титаника". В этот же момент вспоминается и кадр из фильма Михалкова "Утомленные солнцем", когда над полем колосящейся ржи всплывает гигантский плакат с изображением усатого генералиссимуса.
С первых же тактов симфонии Теодор Курентзис не оставил сомнений, что Шостакович - еще один "его" композитор, нашедший в руках этого маэстро посредника, способного открыть слушателю смыслы, заключенные в большой партитуре. Казалось бы, Теодор уже хорошо напугал своих фанатов в Седьмой "Ленинградской" симфонии фигурами нашествия тоталитарной махины, стихией вселенского зла. В Четвертой он показал лабораторию этого зла, работу механизмов и служб, приказов и исполнителей системы во всей садистической изощренности незамедлительного "привести к исполнению". Босховский маскарад или, по словам исследователя Веры Вальковой, "трагический балаган" который Шостакович "нарисовал" и зашифровал в этой симфонии, вплоть до уродливых персоналий, Теодор Курентзис блистательно показал в исполнении со своим оркестром, заставив не только ужасаться, но еще и восхищаться захватывающим мастерством музыкантов.
