Все меньше остается тех, кто стал свидетелем и участником беспримерного всенародного подвига. И тем драгоценнее эти воспоминания...
Святослав Акимов/ РГ
Лепешки из лебеды на машинном масле Галина Никифоровна хранит уже 80 лет.
"Показать памятку о блокаде?" - говорит 97-летняя Галина Гончукова и достает банку, из которой достает плоские кусочки чего-то слипшегося, похожего на сено. Корм для лошадей? "Это оладьи из жмыха и лебеды, жаренные на машинном масле на поверхности буржуйки. Сама делала в 1942 году. Им 80 лет". В 1942 году Галина, семнадцатилетняя школьница, пошла работать на оборонный завод. И вела дневник, который сохранился, как и фотоальбом "Город-воин", изданный в 1944 году. С дарственной надписью, что награждается Галина за окончание на отлично 10-го класса в школе рабочей молодежи.
Почему же эти лепешки тогда не съели?
Галина Гончукова: Лебеда горчит. А отец принес "меню" повкуснее: хряпу капустную, да и крапивы набрали. Из крапивы хороший суп получался. Отец мой, Никифор Андреевич Желомей (Гончукова я по первому мужу), тогда сказал: "Сохрани для истории". Сохранила. Только в 1942 году они были зеленые, от времени стали коричневые.
Где вы были 22 июня 1941 года?
Галина Гончукова: На даче в Токсово, наша семья каждый год туда ездила. Кстати, во многом благодаря традиционной дачной эпопее я и выжила. Готовили запасы: крупы, консервы. Отец, прошедший Первую мировую, не разрешал все сразу использовать. Растягивали. Хотя мама потом все равно умерла от голода. Она была инвалидом, не перенесла бы дорогу, и отец принял решение не уезжать в эвакуацию. В Ленинград мы вернулись 21 августа 1941 года, да и то потому, что нас с дачи выгнали: там разместили госпиталь.
Поначалу войну по-детски воспринимала. Глупые были: когда первый дом на Невском проспекте разбомбили, многие, в том числе я, ходили смотреть. Там как срезана была часть фасада. Мебель было видно, часы на стене ходили. Как в кукольном домике.
Дневник с начала войны стали вести? Почему на одной из страниц кусок вырезан?
Галина Гончукова: Нет, раньше, с тринадцати лет. Там мои мысли о любви, о дружбе. А кусок - стыдно стало. Уже после войны вырезала. Там были сомнения в Победе. И не только за это совестно.
За что еще?
Галина Гончукова: Мама, мама Алевтина Ивановна - моя боль. У нее ноги отказывали, еще до войны это началось. Спинной мозг плохо ногами управлял: нейропатия. После войны узнала, что отец с матерью договорились: мать будет есть только то, что по карточкам. Что дополнительно - только мне и папе. Я и не догадывалась. Мама умерла в феврале, перенесли на кухню, там мороз был, мы отапливали только одну комнату буржуйкой. А я была бесчувственная какая-то. Не плакала. Голод чувства убивает. И только когда следующие продуктовые карточки получили на нее, только тогда завернули в простыню и на саночках отвезли на пустырь. Еще мы пару раз "дополнительную иждивенческую карточку" получали в домохозяйстве, у уполномоченной по карточкам. Все наши скромные драгоценности к ней перекочевали.
Раз уж зашел разговор о еде, то еще спасло то, что отец работал в Леноблпотребсоюзе бухгалтером и его направляли на проверки продуктовых лавок. Так он привезет то хряпы, то кишки бараньи со всем содержимым - из отходов. Поначалу есть кишки не хотела. А однажды, я называю это триумфом блаженства, отец привез кусок мяса от сдохшей лошади. Мы его засолили, и я все бегала и отрезала по крошке. Тайно, втихомолку. Тоже стыдно.
Вы окончили школу рабочей молодежи?
Галина Гончукова: Это в конце 1943-го на заводе открыли 9-й и 10-й классы. А пришла на завод я в 1942 году, после того как бесславно послужила пастухом при корове.
Это как?
Галина Гончукова: Весной 1942 года меня, еле живую, отец отправил на дачу. Там пасла корову коменданта дачного поселка на полигоне, который был весь в окопах, сохранившихся еще с финской войны. Корова на травке, а я - в окоп от ветра прячусь, и за книгу. Очнусь от чтения - коровы нет. Я - в рев, бегу за ее хозяйкой. Вместе ищем.
На заводе "Радист" (в военное время завод N 186), на который меня пристроил отец, делали полевые рации. Была настолько слаба, что просилась только не к станку. Боялась упасть. Приписали к утильцеху, подсобницей, дали рабочую карточку. А по факту работала диспетчером. Ходила по подразделениям: то одно задерживают, то другого нет. Ищу детали на разбомбленных складах. Кругом - истощенные девчонки да старушки.
В 1943-м полегче стало. Девчонки (и я) стали на танцы ходить. Не то чтобы сильно танцевать хотелось. С мальчиками хотелось общаться! На вечера централизованно приглашали моряков с кораблей на Неве. На всех девчат было два красивых платья из крепдешина. Надевали по очереди. Случались казусы: моряк знакомится с девушкой, приходит на следующие танцы, видит знакомое платье, подходит - а в нем уже другая.
День Победы как отмечаете?
Галина Гончукова: Для меня главные праздники - прорыв и снятие блокады. Когда кольцо прорвали (18 января 1943-го) - мы с девчонками залезли на площадку колокольни - завод был расположен в храме. Прыгали, кричали: "Ура!" Поняли, что теперь будем жить. А до этого на каждой странице дневника писала: "Только бы выжить". 9 мая 1945 года (я уже в институте училась) пошла в театр оперетты - на "Фиалку Монмартра". Этим день и запомнился.
В День Победы ходим с внучкой и правнучкой на Невский проспект. Как-то пришла, а ограждение выставлено, за него не пускают. Ждут "Бессмертный полк". Мне обидно стало. Подошла к молодому человеку из оцепления. Говорю: "Ждете "Бессмертный полк"? Я-то живая, живой полк, пропустите!" Отодвинула его легонько и гордо прошла по проезжей части.
- В чем секрет вашего долголетия?
Галина Гончукова: Долголетие должно быть активным. Мне за семьдесят было - на лыжах ходила, на огороде копалась. Обед на семью и сейчас готовлю. А чтобы в деменцию не впасть - нужно много читать. Я в блокаду при коптилке "Войну и мир" прочла.
В семьдесят вышла замуж по любви. Целая история. После войны познакомилась с Эдуардом Матизеном, будущим ведущим научным сотрудником Сибирского отделения РАН. Тогда мы были студентами. Решили пожениться, когда институт будем оканчивать. Но некая более смелая дорогу перешла. Он женился. И я потом, как бы соревнуясь, ровно через год вышла замуж, дочь у меня родилась. Но друг друга мы из вида не теряли. И когда он овдовел, соединили судьбы. Наверно, наивно: я уже не только мать, но и бабушка и даже прабабушка... и невеста. Но мы жили до его смерти - и очень счастливо.