"Человек всегда нужен Богу": Ставропольский священник ставит на ноги покалеченных саперов, содержит брошенных стариков и служит в зоне спецоперации - история отца Петра
А переночевать-то можно?
Однажды перед домом человека, входящего в первую десятку политической и чиновничьей элиты Ставропольского края, остановился… бомж. Постоял-постоял и спросил у чистившего снег хозяина: "А переночевать-то тут можно?"
Так получилось, что чистивший снег и входивший в "первую десятку" был христианином. Читал молитвы. Ездил на Афон. Собирался - для мировоззренческой полноты - получать духовное образование…
И ему стало понятно, что если это все - Афон, образование, молитвы - не игрушки, то бомжу сейчас надо ответить "да".
- А жена? - с изумлением выдыхаю я.
- Ну а что жена, - пожимает плечами мой собеседник, - жена меня понимает.
- Я бы не взял, - уточняет его друг, бывший мэр города, в котором мы встретились.
- Да я, может, тоже бы не взял… в квартиру. Но в доме-то можно найти место.
- И куда ж ты его поселил? В бассейн что ли?
Единственный прогресс, которого удалось достичь в жизни бомжа за 10 дней, свелся к переодеванию его в чистую одежду. На 10-й день ситуация, видимо, достигла каких-то неразрешимых пределов, и хозяин вспомнил, что читал в газете про частный дом для стариков, который содержит сельский священник.
Привез его ночью в неближнее село, оставил 20 тысяч рублей ("Единственный человек, оставивший за всю нашу историю деньги в придачу к привезенному старику") и уехал.
Голова Игоря - так звали гостя - в его бездомных странствиях была, видимо, объедена крысами, и от ран так воняло, что нянечки в стардоме о. Петра долго по утрам ходили мыть и лечить его натощак, иначе рвало.
Но выходили.
А когда через полгода о. Петр и важный человек случайно встретились в чьем-то начальственном кабинете, отец Петр его окликнул: "Это вы к нам бомжика привозили?"
- Я, - удивился не узнавший о. Петра чиновник.
- А он еще жив.
Выхоженный в стардоме Игорь прожил еще года полтора или два. Отец Петр и человек, принявший его в своем доме, о нем молились. О его здравии. А потом об упокоении.
Сидим в ресторане, в отдельном большом кабинете, предупредительные официантки хорошо знают, кого принимают.
Уговариваю собеседника разрешить назвать его имя.
- Нет-нет, - категоричен он. - Я официальное лицо, никаких имен.
Зато в Стаханове, где я вспомню его, не называя имя, пять элэнэровских саперов, которым он по просьбе о. Петра помог сделать отличные протезы, улыбнутся и, как о родне, переспросят: "А.С. что ли? Он приходил к нам в больницу". И я по выражению их лиц пойму, что А.С. за человек.
За дверью бухает ресторанный шансон, девчонка-школьница валяется в фойе на диване, играя в какую-то игру в телефоне.
Приоткрывается дверь ресторанной комнаты для гостей, и кто-то вызывает о. Петра. Он завтра опять уезжает в Донбасс. Мир об этом как-то узнает, и ему все время что-то привозят с просьбой передать туда, даже из соседних регионов. Партию ли теплых носков (иногда в промышленных масштабах), одеяла, еду… В ресторан тоже что-то привезли. Отец Петр оставляет салат "Цезарь", которым нас угощает А.С., и идет укладывать привезенное в свою машину. Возвращается с личным презентом - пачкой сливочного масла и банкой красной игры.
- Ну вот как тут похудеешь, - сокрушается. - А я матушке сказал: на СВО-то я точно похудею.
- Я был на Афоне, - тихо говорит мне А.С. - Видел там таких монахов… которым открыто будущее. Но нигде не встречал такого, как он.
Кому нужен никому не нужный человек
Отец Петр не похож на афонских монахов. Он вообще человек тайминга. Открыл дверь машины, показал на часы, и тут же прерывается самый глубокий разговор, если он говорит, что время поджимает, значит, оно поджимает.
Если бы я встретилась с ним в мирное время, он бы мне совсем не понравился.
18 часов в автобусе на Ставрополь мысленно любовалась недавно найденной мною фразой великой пианистки XX века Марии Юдиной: "Существуют два противостоящих друг другу типа культуры: созерцательно-творческий и хищнически-механический". Лично я, конечно, люблю первый.
А в почти античных пейзажах Ставрополья меня ждал человек - нет, не хищнически, но и совсем не созерцательно настроенный, непривычно сверхделовитый и организованный.
Заскочить к старикам в Дом милосердия, быстро пройтись по палатам, усадить меня на кухне директора стардома ("Матушка дома гусей щиплет, у нас сейчас встретиться неудобно"), поразить фотографиями всероссийских знаменитостей в телефоне - Сергея Пускепалиса, Петра Лундстрема, Юлии Чичериной, которые были гостями его пяти (!) Всероссийских православных детских казачьих фестивалей "Будущее России - это мы" и Домбайского фестиваля "Дети - посланники мира". Фестивалей, принимавших до пяти тысяч детей Донбасса, ради которых они, собственно, и устраивались.
А утром я еще увижу, как он служит в храме, да так, что видно, как он верует. И как гладит в стардоме по голове старушку Варю и вспоминает, как все боялись, что к ней не вернутся память и разум. Он смиренно молчит, пока я "рублюсь" в споре с бранящим Церковь мужем директора стардома Василием. Потому что в отличие от меня он знает, сколько Василий делает для стардома добрых дел - от ремонта до содержания могил, и то и дело (особенно когда заболевает жена) видит благоговейно настроенного Василия в храме.
Ну а потом моя личная коллекция добрых впечатлений о нем начинает быстро пополняться мнениями прихожан. Отец Петр сейчас служит в Донбассе старшим священником в зоне СВО, а прихожане села Высоцкого не могут прекратить сравнения его служения со служением священника, назначенного на его место. Не в пользу последнего.
Отец Петр за 20 лет не пропустил ни одной службы в холодном, неотапливаемом зимой храме св. Михаила Архангела, (который он до этого вывел из жутчайшего состояния и полностью отреставрировал), а новый настоятель закрыл его на замену полов. Храм закрыт уже больше года, ремонтные работы почти не движутся, а люди при о. Петре к такому не привыкли).
Отец Петр построил каменный храм в соседнем селе Ореховка, был в том числе и одним из строивших его буквально физически ("Садился на трактор и возил в ковше камни"). "Хобби" о. Петра - кровельщик, жестянщик и каменщик.
Отец Петр всех знал, любил и уважал, а новый настоятель позволил себе им сказать: "Развели тут бардак". А когда я стала убеждать обиженную этим словом женщину, что оно в русском языке обычно означает "беспорядок", это не возымело действия. Но больше всего всех поразило требование настоятеля писать в личных записках о здравии сначала имя главы сельской администрации, потом его, а уж затем - кого они считают нужным.
Наверное, сельский священник не должен призывать к бунту против сельской администрации, (тем более что теперешний глава администрации, говорят, неплох и к Церкви настроен по-доброму), но и к особому благопочтению к местной власти все-таки тоже. Сельская жизнь, увы, прозрачна, и про власть в селе обычно знают столько всего… Что же касается любви к ней, то кто ее заслуживает, тот ее получит. Как получил ее о. Петр, в какой-то мере тоже местная духовная власть: 500 человек из его и соседних сел подписали недавно епископу письмо с просьбой вернуть его к ним назад. Новый настоятель, правда, будучи по совместительству секретарем епархии, в ответ прямо объявил: не надейтесь, до владыки это письмо не дойдет…
При этом о. Петр до последнего раздражение народа против нового настоятеля сдерживал. Сам он давно уже всеми мыслями и делами в Донбассе. Жизнь в селе, где он устраивал свои грандиозные фестивали с моторалли и детскими лагерями, а его друзья устанавливали памятники Высоцкому и основателю десанта Маргелову, ему кажется почти перевернутой страницей жизни - Господь призвал к другому, надо идти - а народ все еще не хочет с этим согласиться.
Впрочем, о. Петр неразрывно связан с селом своим Домом милосердия. Когда-то прошлая, не теперешняя, местная власть, с которой он поначалу старался настоятельно дружить, перед местными выборами буквально навязала ему чрезвычайно запущенный государственный дом для престарелых. Отец Петр ни в какую не соглашался, но его уговорили, надавили, пообещали помощь (конечно, не исполнив обещания). Мудрый епископ того времени, владыка Феофан, отказался брать дом в ведение епархии (дома для престарелых тогда горели, организация их жизни требовала особой ответственности), но разрешил о. Петру взять его как частное предприятие. Пока дом регистрировали на его беременную жену, матушку Ольгу, о. Петр много чего выслушал от нее в свой адрес…
Чтобы прокормить стариков в отремонтированном Доме милосердия с засаженным розами двором и хорошими деревенскими нянечками, о. Петр купил 17 земельных паев на пять семей, заработав деньги на изготовлении куполов (местным "олигархам" досталось 1200 паев). За домом у него небольшой крытый ток с кучами зерна, которым ему надо расплачиваться с хозяевами паев, а также свинарник и гусятник, дающие ему возможность хорошо подкармливать Дом милосердия. Во всяком случае, когда после одной дотошной госпроверки с уговорами к обитателям дома перейти из него в государственные учреждения один мужчина на это решился, то через две недели он уже обрывал телефон со словами: "Хочу обратно, тут плохо кормят". В Высоцком доме милосердия кормят хорошо, в том числе и благодаря сельскому хозяйству в юности мечтавшего быть ветеринаром батюшки. Сельские священники, часто в единственном числе берущиеся за подъем лежачих местных производств, уже давно герои времени и газетных публикаций, о. Петр тоже один из них.
Ну и как священник, никогда не игнорирующий просьб и жалоб, он берет в свой Дом милосердия всех, кому невыносимо трудно. Вне зависимости от региональных привязок и других формальностей. Я, например, познакомилась там с Н.В. из Бологого, испытывавшей у себя дома невозможные панические атаки. Между тем когда-то она отвечала за снабжение лекарствами всей афганской группировки советских войск. Легендарный, можно сказать, человек, оказавшийся никому не нужным. Отец Петр никогда не откажет никому не нужному человеку.
Потому что человек всегда нужен Богу.
Самые последние насельники его дома - мариупольцы. Наталья увидела его в доме для стариков в ДНР, где было страшно находиться из-за обстрелов, и попросила взять к себе. Как попросила до этого бойца-чеченца забрать ее, почти неходячую, из подвала. Тот пообещал вернуться через день, вернулся и забрал. Наталья, дочь какого-то известного начальника средней руки на мариупольском заводе, торговавшая на городском рынке, почти реабилитировалась, живет в двухместной палате, смотрит телевизор и много может рассказать интересного про жизнь и страдания последнего времени. Но куда больше меня поразила Галина, соседка женщины с афганской биографией, видно по глазам, что все понимающая, но упорно о чем-то молчащая. Не знаю, где и какое ей бы нашлось место, а у о. Петра нашлось. И вполне человеческое. Возможно, в нем она заговорит.
Ну а кроме всего Дом милосердия - это дом прописки для бойцов из ЛНР и ДНР, которым нужно в России подлечиться. Девяти стахановским и одному донецкому саперам о. Петр, прописав их, благодаря А.С. помог сделать в Ставрополе хорошие протезы.
Топливо из "Мерседеса" годится для танка
К о. Петру в Донбасс только что приехали шесть священников, и он, как самый опытный и отвечающий по предписанию Синодального отдела по работе с армией за их служение, развозит их по полигонам, в госпитали, а то и на передовую.
Русская православная церковь на СВО выглядит достойнейшим образом. Ее священники здесь усердно служат - исповедуют, причащают, крестят. Это обычно священники из регионов, приехавшие с местными военными добровольцами (с ними также приезжают и имамы, если среди призывников и добровольцев есть мусульмане). Сами они тоже своего рода добровольцы, только церковного служения. И среди них есть погибшие. Отец Михаил Васильев - Герой России. Кто видел его в передаче "Парсуна", оценит его ум, образованность, силу. И сверхсмелость, готовность идти туда, куда все побоятся. Не с автоматом - со словом утешения и Святыми Дарами.
Мне кажется, что спецоперация на Украине очень хорошо тестирует любые наши институты - и государственные, и церковные, и медийные, и культурные - на адекватность и неформальность действия. И священники Русской православной церкви проверку на смелость, самоотдачу, жертвенность, героизм на СВО проходят. Говорят, правда, что из священников, давно уже определенных в капелланы, к удивлению приезжающих в Донбасс "мирных" священников, не все рвутся на фронт, но, думаю, что мы еще увидим примеры куда большей капелланской смелости. Тем более что вся священническая работа в Донбассе идет по благословлению и под пристальным взором Патриарха Кирилла, очень внимательного к духовному окормлению воюющих.
Отец Петр с благодарностью говорит о работе Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными силами, о его главе о. Олеге Овчарове и практически девять лет служащем в условиях боевых действий необыкновенном митрополите Горловском и Славянском Митрофане.
А мне важен разговор с красавицей-женой о. Петра, учительницей начальных классов и выпускницей Киевского текстильного института: как она его отпустила?
- Во-первых, папа батюшкин, он тоже священник, сказал: на все Воля Божия. Во-вторых, батюшка такой идейный товарищ. Он же не просто ездит в Донбасс, а осмысленно. Мне вначале было очень тяжело. Пять лет свыкалась с тишиной в доме. Потом привыкла. Пять дочерей спасли.
Кстати, о дочерях. Недавно отец Петр вез двух старших, студенток, из Москвы домой, и по дороге выяснилось, что ему надо срочно быть в Донецке, и он с ними туда заскочил. Их, конечно, оставил в гостинице, а сам поехал туда, куда надо. Они звонят и говорят: "Мама, тут такой грохот, нам страшно". "Ничего, - отвечала она им, - не волнуйтесь, отец скоро приедет и вас заберет".
- Дочкам непривычно, - добавляет о. Петр, - а в Донецке люди привыкли, в 500 метрах от взрыва свадьба может промчаться, как ни в чем не бывало.
Но как человек, ездивший с о. Петром в обстреливаемый город, должна сказать, что в безрассудстве он не замечен.
- Никогда не повезу священника или журналиста к передовой, не зная, есть ли там то-то и то-то, - перечисляет. - Безопасность - это серьезно.
Так что и дочерей своих, я думаю, он оставил с хорошим расчетом на безопасность.
Моя собственная смелость вначале была далековата от смелости о. Петра, но к вечеру второго дня, когда мы с ним и матушкой ехали к могиле местночтимого святого, я вдруг почувствовала, что рядом с ними мой страх незаметно, как сахар в горячем чае, растворился.
Потом, на кухне, спросила его, почему он не боится?
Он ответил, что Господь никогда не заберет человека из жизни на подъеме, на восхождении. А у него есть несколько проектов (в том числе связанных с детским и молодежным православным движением), которые надо сделать. И только он знает настоящий творческий ключ к их решению. И считает это своей Небесной страховкой.
Что не лишает его осторожности, внимательности, чуткости, трезвости и даже иногда некоторой строгости.
Но вот чего в нем точно нет, несмотря на его сверхделовитость и принцип "помнить о КПД", так это даже толики хамства. Я видела его рядом с другими, разными, и не могу представить, чтобы в нем мелькнула хоть одна нота этого.
В детстве во дворе дома, где он жил, всегда собирались 50 его братьев и сестер. Родных, двоюродных, троюродных. И он знал, что в этом дворе можно решить любую проблему, рассказав ее кому-то из братьев. Неразрешимых вопросов не было. И я думаю, что вся Россия для него сегодня, как такой двор из 50 братьев и сестер. А когда он сказал, что в больницы ЛНР нужно добыть три новых операционных стола, почувствовала себя 51-й.
А еще у него что-то вроде личной акции на фронте, он раздает красные флаги с ликом Спасителя. Крестит, исповедует, причащает и оставляет эти флаги. Они уже и в хорошие стихи попали. Если такой увидите, это точно от о. Петра.
- Еду в ЛНР, вижу танк стоит, - рассказывал он А.С. в ресторане, - Подъехал, спросил, что там? Оказалось, солярка кончилась. Отлил им из бака своего "Мерседеса". Завелись. Взяли у меня флаг, водрузили на танк и поехали. "Мерседес" же тоже на дизельном топливе работает.
Да, да, это был поп на "Мерседесе". В форме "Газели".
И я, как и А.С., такого раньше не встречала.