Просмотр картины "Солнце мое" как разглядывание картин импрессионистов
1990-е годы. 11-летняя Софи (Фрэнки Корио) и ее 31-летний отец Калум (Пол Мескал) проводят несколько дней на турецком курорте. Песчаные пляжи, рядом с которыми бушуют стайки волн, безразмерные бассейны с приятной глазу лазурной водой и множество активностей: от игровых автоматов до бара, где туристы могут себя занять. Как говорится, all-inclusive. Однако летний отдых так ожидаем главной героиней и по другой причине: некоторое время назад Калум развелся с матерью Софи, а потому предстоящие две недели - одна из немногих возможностей провести время с отцом. И чтобы получше запомнить это время, девочка берет с собой видеокамеру и снимает на нее все вокруг.
Проходит двадцать лет. Софи выросла, у нее теперь своя семья. И пока ее маленький ребенок тихо посапывает, женщина просматривает те самые видео. Чтобы вспомнить теплые и солнечные деньки далекого детства? Или с высоты своих лет понять, что турецкие каникулы с отцом не были такими уж беззаботными?
Кино получилось фактически бессюжетным, сводясь к тому, что главные герои коротают дни за плаваньем в бассейне да загоранием на шезлонгах. К тому же в самом начале на пару секунд демонстрируется прощание Софи и Калума в аэропорту, так что для зрителя не будет интригой, чем закончится эта картина.
Драматическая составляющая тоже как будто бы оказалась отодвинута на задний план, уступив место сценам с растиранием солнцезащитного крема, купаниям в грязевых ваннах и прочей приятной, но не особо зрелищной рутине отдыха на заграничном курорте. Некоторые могут и вовсе начать обвинять режиссера в излишней самоуверенности - будто бы кому-то будет интересна история ее летних каникул с отцом.
И "Солнце мое" действительно ощущается во многих аспектах автобиографическим произведением. Однако в этом и магия фильма: шотландка Шарлотта Уэллс, препарируя личные переживания, смогла выдать универсальную историю, знакомую многим.
Прежде всего, это ностальгия по ушедшему детству. То и дело лента начинает имитировать любительскую съемку с присущими ей заваленными горизонтами, зернистым изображением и привычкой оператора - в данном случае, Софи - направлять объектив камеры прямо себе на лицо. Однако подобные эпизоды не кажутся лишними. Наоборот, они погружают зрителя в ткань воспоминаний, и на это ощущение работают как монтаж, в котором сцены буквально перетекают одна в другую, так и яркая цветовая гамма, где особо преобладает голубой - своего рода символ не то детской невинности, не то очарования первых впечатлений.
В результате просмотр "Солнца моего" можно сравнить с переживанием импрессионистского опыта: здесь не столь важна четкая последовательность действий или высокая мотивированность поступков главных героев, сколько имеет значение каждое отдельное ощущение или переживание, испытываемое человеком в пору своей юности, - когда трава была зеленее, небо голубее, а родители казались выше и сильнее.
К тому же, учитывая место действия, танцы под "ма-а-акарена" или быстро приходящие в негодность пластиковые браслеты, выдаваемые постояльцам отеля, вызовут улыбку у любого, кто бывал в Турции или в любой другой туристической Мекке.
При этом дебют Уэллс оказывается еще и фильмом о взрослении. "Aftersun", как в оригинале называется лента, - это не только обозначение для солнцезащитного крема. В буквальном переводе получается "после заката", что очень хорошо описывает положение Софи. Героине всего 11 лет, и ей явно еще далеко до более старших сверстников, переживающих активную стадию пубертата. Однако при этом она уже не маленькая девочка, и отдых обернется для нее в том числе первыми отношениями с противоположным полом.
И Фрэнки Корио, сыгравшей Софи, удалось передать эту переходность ее персонажа: непосредственность в общении с отцом, которая порой доходит до прямолинейного обращения к родителю с вопросом, почему он в конце разговора с бывшей женой сказал "люблю тебя", и замирание при виде страстно целующейся парочки, сопровождающееся пристальным наблюдением за ними.
Впрочем, не менее ярко проявил себя Пол Мескал. Его Калум сначала кажется скорее ребенком, чем взрослым: постоянно корчит из себя ниндзя, махая руками во все стороны, да охотнее коротает дни с дочерью и прочими подростками, чем с людьми своего возраста. Однако постоянная улыбка на устах слабо вяжется с рядом странностей: мужчина то периодически будто бы пытается отдалиться от дочери, прячась от взора ее камеры, то в разговоре со случайным собеседником обмолвливается, что он не особо понимает, сможет ли вообще дожить до сорока лет.
Дальше тревожных звоночков становится все больше, а руководства по тай-чи или медитации, покоящиеся на тумбочке в номере отеля, теперь воспринимаются не столько забавой, сколько единственной отдушиной для взрослого, съедаемого множеством внутренних демонов.
И ключевое здесь то, что основная причина беспокойства главного героя так и останется неизвестной: болезненный развод, нелюбовь родителей, финансовые проблемы или нечто другое. Софи лишь приоткрывают завесу тайны, понимая, что у ее отца были тяжелые психологические проблемы, которые он пытался от нее скрыть, а камера Уэллс каждый раз, когда Калум остается наедине с собственными переживаниями, непременно снимает его со спины, скрывая от зрителя лицо мужчины в эти моменты.
Впрочем, несмотря на трагедию, лежащую в основе истории, "Солнце мое" после просмотра вызывает не апатию пополам с безнадегой, а скорее чувство облегчения и даже легкой радости, ведь картина оказывается в том числе и о нерушимости связи между родителями и детьми. Так, красной нитью через весь фильм проходит сцена рейва, где взрослая Софи оказывается в полутемном пространстве с безудержно танцующими люди, один из которых - ее отец. Это место - своего рода чертог разума или дворец памяти.
И когда героиня наконец доходит до отца, она вначале кричит на него - а потом крепко обнимает. И эта сцена в чем-то рифмуется с одним из начальных эпизодов, где маленькая Софи говорит Калуму, что они могут находиться в разных местах, однако, смотря на одно и то же солнце, отец и дочь все равно как будто бы остаются вместе.