Рахманинов говорил: "Иногда судьба наносит такие удары, которые полностью меняют жизнь человека". Именно такое влияние на композитора оказала, по его мнению, провальная премьера Первой симфонии, что состоялась в Петербурге в 1897 году под руководством Глазунова, состоявшаяся через пять лет после триумфального завершения учебы в Московской консерватории, где его дипломной работой стала одноактная опера на пушкинский сюжет "Алеко", сразу обессмертившая имя своего автора.
И Валерий Гергиев начал программу своего нынешнего визита в Москву со Второй симфонии композитора, а Первую исполнил лишь на заключительном концерте. Потому что, если Первая симфония повергла Рахманинова в глубочайшую депрессию, то Вторая стала общепризнанным шедевром. Работу над симфонией Рахманинов вел в тайне, однако зимой 1907 года он прочитал в немецкой газете новость о завершении его Второй симфонии. На самом деле она еще не была переписана начисто, но к Рахманинову было приковано всеобщее внимание - на этот раз новой симфонии от него ждали. Премьера прошла с успехом 8 февраля 1908 года так же в Петербурге. Наученный горьким опытом Рахманинов на этот раз он никому не доверил симфонию и дирижировал сам, и посвятил ее своему педагогу Сергею Танееву.
В интерпретации Валерия Гергиева сегодня обе рахманиновские симфонии прозвучали предельно экспрессивно: мощно и волнительно. Это была разбушевавшаяся роковая стихия, предупреждающая о грядущем конце света, если человечество не одумается… И после исполнения Второй симфонии Валерий Гергиев неожиданно предпринял попытку "оптимистической модуляции". Впервые за 40 лет в Москве прозвучала оратория Александра Чайковского "К Солнцу" для оркестра, хора и двух солистов - тенора и баритона (Мигран Агаджанян и Владимир Мороз).
Уже гораздо позже первого исполнения, после того как Валерий Гергиев представил это сочинение в Братиславе со Словацким филармоническим оркестром, на партитуре появилось авторское посвящение именно Валерию Гергиеву. В оратории, по форме более похожей на кантату, в основе которой девять стихотворений Федора Тютчева, задействован четверной состав оркестра. Знаменитый поэт и дипломат тут предстает вовсе не лириком, а трибуном. В какой-то момент, в контексте масштабного музыкального полотна, продолжающего традиции Сергея Прокофьева и Георгия Свиридова, даже возникает ощущение, что Тютчев - это псевдоним Маяковского… В эпилоге сочинения звучит стихотворение "Молчит сомнительно Восток": Александр Чайковский живописует рассвет и восход. Отсюда и название "К солнцу".
Второй день московского вояжа мариинцев был отдан "Сказанию о невидимом граде Китеже и деве Февронии" Римского-Корсакова. Москва давно не слыхала этой великой, эпической оперы: ее нет в репертуаре ни одного из пяти оперных театров столицы. Есть идея в ближайшее время обратиться к этому названию у Музыкального театра им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко, но пока она еще не стала конкретными творческими планами.
Для представления мариинского "Китежа" был выбран зал "Зарядье", обладающий многими техническими возможностями, но все же не способный представить полномасштабную театральную постановку. Не хватает, прежде всего, полной темноты в зрительном зале, занавеса и глубины сцены. От этого полноценные декорации заменяют видеопроекции, в которых есть что-то плакатно-сувенирное, а не глубокое и философское, какими обычно бывают музыкальные интерпретации Валерия Гергиева.
Впрочем, и кочевой формат: репетиция непосредственно перед исполнением четырехчасовой оперы, заметно отнял и вокальные силы у солистов, и лишил их актерской наполненности (в титульной партии Февронии была Ирина Чурилова). А выбранная сказочно-лубочная стилистика представления по мотивам очень старого, уже было списанного в архив мариинского спектакля, явно конфликтовала с той силой и мудростью, какими было наполнено звучание оркестра. И в трех знаменитых симфонических фрагментах - "Похвале Пустыне", "Битве при Керженце" и "Хождении в невидимый град" в воспоминаниях возникали фантастические образы совсем другой, феноменальной постановки Мариинского театра, сделанной Дмитрием Черняковым в тандеме с Валерием Гергиевым на пороге двухтысячных…
В третий, завершающий день нынешних гастролей мариинцы вернулись к Рахманинову. И после исполнения уже упомянутой Первой симфонии финальным аккордом нынешнего визита петербуржцев в столицу стали "Колокола", которые Рахманинов считал своим лучшим, самым совершенным произведением вплоть до рождения его последней партитуры - "Симфонических танцев".
Колокола возникают в самые важные моменты жизни человека - рождение, свадьба, бедствие и смерть. Симфоническую поэму на вольный пересказ стихотворения Эдгара Алана По, сделанного Константином Бальмонтом, Рахманинов начал писать в Риме, где получил этот текст анонимным письмом. Но заканчивает работу над "Колоколами", в которых задействованы оркестр, хор и трое солистов (в Москве это были сопрано Ирина Чурилова, тенор Александр Михайлов, баритон Алексей Марков) композитор лишь поздней зимой 1913 года в любимой Ивановке Тамбовской губернии.
Впоследствии поэма получила авторское посвящение: "Моему другу Виллему Менгельбергу и его оркестру Концертгебау в Амстердаме". И хотя финал "Колоколов" - это похоронный звон, он не звучит однозначно трагически. Апокалипсис и фатум гений Рахманинова преображает в сдержанную и затаенную любовь к родине.
Кстати
Валерий Гергиев 1 и 2 апреля снова будет в Москве. В Концертном зале им. П.И. Чайковского вместе с Денисом Мацуевым и Российским национальным молодежным симфоническим оркестром под его дирижерской палочкой за два вечера прозвучат все фортепианные концерты Сергея Васильевича Рахманинова в честь 150-летия композитора.