Почему Иван Шмелев не эвакуировался из Крыма? "РГ" первой публикует документ, который только что обнаружили в "парижском архиве" писателя

Завтра, 3 октября, "поэту мировой скорби", писателю-эмигранту Ивану Шмелеву исполнится 150 лет. По этому случаю "Российская газета" опубликует интервью с инициатором исследований шмелевского архива Татьяной Марченко из Дома русского зарубежья.
Семья Шмелевых: Иван Сергеевич, Ольга Александровна и сын Сергей. Москва. 1917,
Семья Шмелевых: Иван Сергеевич, Ольга Александровна и сын Сергей. Москва. 1917, / Из архива Дома русского зарубежья.

Ученая впервые "закрасит" многие белые пятна в судьбе прозаика и прольет свет на главные вопросы, которые сегодня с новой силой взволновали российское общество - считать ли наследие русского зарубежья национальным достоянием, как относиться к тем, кто поддерживал противников России, какие ошибки Ивана Шмелева стоит выучить релокантам.

Также в завтрашнем материале речь пойдет о ряде писем, о существовании которых до сей поры никто не знал. Эти документы перевернут принятые представления не только о судьбе самого Шмелева, но и - немалой части наших эмигрантов.

Один из сенсационных документов "Российская газета" с разрешения Дома русского зарубежья публикует сегодня. Это письмо Ивана Шмелева вице-адмиралу М.А. Кедрову, руководившему эвакуацией белой армии из Крыма. Почему оно так важно?

Известно, что писатель вместе со своей женой и сыном Сергеем, белым офицером, с 1918 по 1920 годы жили в Крыму. Но когда с полуострова началась эвакуация Русской армии и всех, кто ей сочувствовал, Шмелевы никуда не поехали. Как известно, после прихода красных сын писателя был арестован и бессудно убит, а сам Иван Сергеевич прожил время отчаянья и голода. Об этом периоде написана эпопея "Солнце мертвых", которую мыслитель Иван Ильин назвал "одним из страшных документов человеческих".

Почему Шмелевы тогда остались? При ответе на этот вопрос у историков и исследователей литературы принято ссылаться на дневник Веры Николаевны Буниной, которая написала, что Шмелевы не уехали потому, что у них не было физиологического отвращения к большевикам, они думали, что с ними можно иметь дело.

Однако письмо, которое совсем недавно было обнаружено в "парижском архиве" Шмелева (этот архив, напомним, в 2014 году Дому русского зарубежья передал Российский фонд культуры), дает совсем другую картину этого трагического момента.

Но сначала - об истории документа.

В 1936 году у живущего в Париже Шмелева (из большевистской России он все-таки уедет, в 1923 году) выходит роман "Няня из Москвы", некоторые главы которого посвящены событиям в Крыму, в том числе эвакуации. На роман тогда же пишет рецензию критик Александр Амфитеатров. По всей вероятности, именно его статья попадается на глаза здравствующему тогда Михаилу Кедрову.

"И Кедрову что-то не понравилось из того, что мелькнуло в рецензии Амфитеатрова, и он отправляет Шмелеву письмо по поводу этой рецензии, - говорит Татьяна Марченко. - И Шмелев отвечает на 4 страницах. На первых двух страницах он говорит о самом произведении, а на двух последних страницах описывает, как он с семьей пытался эвакуироваться из Крыма. И это как раз самое интересное".

Шмелев пишет, что когда стало известно об эвакуации, их сын был тяжело болен. Дальше цитируем сам документ:

"И вот, задыхающийся, с винтовкой, побежал - русский офицер больной, честно дравшийся 5 лет, покинувший университет, юный - на пристань и просил взять отца и мать - и его, если можно. Его знали и меня знали заведовавшие [эвакуацией] - я читал в алуштинском госпитале этого Креста, на днях читал для больных и раненых на вечере…- и - стояли пулеметы на пристани…и не взяли ни его, ни нас…Да, да… не взяли. […] боевому офицеру было отказано, [здесь над печатными буквами Шмелев дописывает чернилами "в суматохе, да!"] и русскому писателю отказано, и жене его - матери офицера, отказано. И мы, не имея сил, остались… и - потеряли сына".

Письмо И.С. Шмелева вице-адмиралу М.А. Кедрову, руководившему эвакуацией белой армии из Крыма, от 29 февраля 1936 г. (фрагмент). Архив ДРЗ. Ф. 41, опись 3, ед. хран. 215, л. 2 об. Фото: Дом русского зарубежья.

Интересно, что про суматоху, из-за которой Шмелевых не взяли на корабль, он упоминает дважды, как бы подчеркивая весь ужас ситуации. За этим "в суматохе, да!" мы видим трагизм шекспировского масштаба - судьба частных людей оказывается щепкой в буре грандиозных событий.

"Но об этом русский писатель не писал и не напишет. Он многое знает, страшное знает, отвратительное знает… - и не напишет. Это - "частности". А писатель имеет дело с общим, а не - с личным. - Продолжаем цитировать письмо Шмелева. - И писатель-художник, если он не становится историком, не может приводить документов. Он дает жизнь, ее движения, ее свет и тьму, ее страдания, ее героизм и низость. В "Няне" это есть. Но нет там - хулы, нет опорочения, нет ничего, что было бы "недостойно" русского "национального" писателя, чего бы он мог стыдиться".

Шмелев остался верен себе, и лишь спустя 87 лет после написания этого письма, и 73 года после смерти писателя, эти строки становятся достоянием общественности. С этой минуты ракурс взгляда на жизнь и творчество Ивана Сергеевича, без сомнения, подлежит корректировке.

"Сразу скажу, чтоб не было вопросов, откуда у нас ответное письмо Шмелева. - рассказывает Татьяна Марченко. - Почерк у него был отвратительный, как только он в эмиграции пообвыкся, как только пошли гонорары, он купил машинку с русским шрифтом и печатал уже только на ней. Близким писал - Деникину, например, а официальные ответы малознакомым людям печатал, причем печатал под копирку. Второй экземпляр часто оставлял себе. Так случилось и с ответом вице-адмиралу".

Кстати

Часть писем Шмелева, а также другие редкие документы стали "главными героями" историко-документальной выставки к 150-летию писателя "Противостояние и примирение", которая во вторник, 3 октября, открывается в Доме русского зарубежья. Первыми зрителями станут участники научной конференции, посвященной наследию юбиляра, для всех остальных экспозиция будет доступна с 4 октября.