Что показывает Третьяковка на масштабной ретроспективе Николая Рериха
Представляющая 150 работ из 18 музеев, архивов и частных коллекций, выставка не претендует на исчерпывающую ретроспективу. Проект не рассчитан на раскрытие всех дарований Николая Рериха как писателя, философа, археолога, мистика, политика, дипломата. Он делает акцент на его художественном творчестве и культурной деятельности. Первым встречает зрителей у входа на выставку рериховское "Знамя Мира". Этот знак - три красных кружка внутри красного кольца - призван был стать своего рода оберегом произведений искусства, указывая на их культурную ценность для мира и включение в список объектов, охраняемых Пактом Рериха. Эта вера в уважение к культуре, в защиту ее с помощью мирных договоров, после ужасов войн ХХ и ХХI веков кажется наивной. Но, если вдуматься, других способов защиты культуры у нас нет. А Пакт Рериха был подписан в 1930-х-1940-х годах почти тридцатью странами, включая США, страны Латинской Америки, Индию… И, кстати, как минимум, один город и его жителей этот Пакт спас: говорят, из-за него старую японскую столицу Киото не включили в 1945-м году в список городов атомных бомбардировок, поскольку это город-музей с многовековым культурным наследием.
Выставка "Рерих", куратором которой стал Владимир Никишин, не подведение итогов, не абрис большого пути. Оставив в стороне европейские и американские путешествия семьи Рериха, она фокусирует внимание на "мирискусническом" периоде творчества художника до 1917 года, на его работе как театрального художника и представляет картины индийского периода. Над этими тремя разделами, на антресольном этаже - раритеты из архивов, в том числе Третьяковской галереи. Среди них, в частности, и грамота о личном дворянстве Рериха (он первым получил дворянство в своем роду), редкие фотографии Рериха - например, вместе с выпускниками мастерской Архипа Куинджи в Академии художеств; завещание Рериха 1917 года, которое он пишет, тяжело болея. Тут можно увидеть книги о нем с текстами Давида Бурлюка, Сергея Эрнста, Юргиса Балтрушайтиса. Здесь рядом со знаменитой шапочкой Рериха из фиолетовой парчи с золотыми кантами - точеный профиль Бодхисаттвы в черном камне работы XII-XIII веков и тибетские "танки" из собрания Музея Востока…
Среди раритетов - переписка Николая Рериха и Игоря Грабаря времен создания выставок современного искусства на Большой Морской ("Грабарни", как именовали ее остроумцы) и работы над "Историей русского искусства" под редакцией Грабаря. Эти письма напоминают, как много общего у этих двух художников, домом которых стал "Мир искусства" в прямом смысле (как объединение) и в переносном. Оба блестяще одаренные, невероятно работоспособные, амбициозные, увлеченные стариной и рассматривающие русское искусство через призму мировой культуры. Рерих настолько был увлечен историей варягов и русов, скандинавских сказаний и походов викингов, что не только живописал ладьи "Заморских гостей", но и сумел убедить многих в своей родословной "от Рюриков".
Оба "сами себя сделали" и чувствовали в груди "силы необъятные". Их организаторский талант, практическая хватка и деятельная натура выводила их к созданию музеев и институций. Рерих отмечает, что "Грабарь сам пробил свой путь…". Грабарь же, отметив блестящую одаренность Рериха, дает точную характеристику живописной манеры Рериха. "В Академию он явился уже готовым художником, прошедшим школу рисования и живописи у М.О.Микешина", унаследовав от того "легкость и быстроту исполнения, иллюстративность исполнения и уверенность в своей неотразимости".
Иллюстративность исполнения была очень кстати для археолога, который проводит раскопки и фиксирует свои находки, а фантазия художника служит подспорьем для понимания целостной картины прошлого. Рерих был не единственным из русских художников, увлеченных архаикой. Как заметил мудрый Максимилиан Волошин, "любовь к архаическому была создана откровениями археологических раскопок конца XIX века. … Они (раскопки) создали новые разбеги для мечты и для догадки". Но Рерих был единственным художником, которые профессионально участвует в раскопках в Псковской, Новгородской, Тверской губерниях, работает в Императорской археологической комиссии. Именно по заданию этой комиссии он с женой объезжает более сорока старых городов России, пишет виды старинных храмов, крепостей, зданий, публикует статьи в защиту старины. Защищать старину будет и Грабарь, спасая памятники Древней Руси, организуя экспедиции на Русский Север, создавая после революции Государственный музейный фонд и центр реставрации…
Впрочем, стариной "переболели" почти все художники "Мира искусства". Только Бенуа пленяли петровская эпоха и французский XVIII век, Бакста - античность, а Рериха - брутальность викингов, мощь "половецких баб" и суровый облик старых крепостей. К слову, степные каменные "бабы" XI-XIII веков (из коллекции Исторического музея) первыми встречают зрителей в первой части экспозиции. И надо признать, что они органично смотрятся рядом с ранними полотнами Рериха, будь то мрачные "Идолы" (1901), яркие "Заморские гости" (1901) или дипломная работа "Гонец. Восста род на род" (1897).
"Гонец…" стал первой картиной Рериха, купленной Третьяковым. Здесь, пожалуй, впервые у Рериха история является не в нарядах реконструкторов или древних руин, а в облике природы. Причем саспенс последней мирной ночи возникает не за счет изображения, а за счет названия. Художник тут апеллирует к воображению зрителя, к его знанию "Повести временных лет" и истории княжеских междуусобиц. Этот прием станет ключевым позже в полотнах гималайской серии: образы заснеженных гор будут отсылать к тайнам духовидцев, к молчанию Будды, к мистическому знанию, которое разделяют художник и зрители. Ну, или стремятся к этому.
Этот прием Рерих отрабатывает в ранних работах. Таких, как "Город строят" (1902). Сегодня на фоне расцвета девелоперских проектов с башнями выше двадцати этажей картина стройки деревянной крепости из бревен, которые тащат на плечах мужики в белых рубахах, выглядит наглядным пособием смены технологий, в духе "старое и новое". Но в сопровождении строк "Жерлицы дружинной" Алексея Ремизова ("…Пришли белые старцы, а за старцами белой станицей чадь с топорами") картина обретает былинный размах. Стилистика, орнаментальная вязь письма становится важнее сюжета. И Рерих, который сохраняет суровый колорит в своих полотнах, сочиняет орнамент для рам своих картин, дает работам развернутые названия.
Как и многие мирискусники, Рерих стремится к синтезу искусств. Выход к монументальным "фризам" был лишь вопросом заказа. И он появился. На выставке можно увидеть реконструкцию монументальных панно на былинные сюжеты, созданных для петербургского дома промышленника Ф.Г. Бажанова в 1910-м. Другим примером такого синтеза становится иконостас для пермской церкви Казанской иконы Божией матери, усыпальницы Каменских, эскизы для которого Рерих создает в 1907 году. Отсылки к древним иконам византийского письма тут уживаются с мягким напоминанием о итальянских мастерах XIII века. Иконостас в тонком золотом убранстве привезли из Пермской художественной галереи, а икона архангела Гавриила прибыла из музея Екатеринбурга.
Другой вариант синтеза предлагал театр. И тут поначалу единственными соперниками художников "Мира искусства" были Гончарова и Ларионов. Николай Рерих идеально вписался в "русские сезоны" Дягилева. Он участвовал в них четырежды - в 1909, 1911, 1913, 1914 годах, став, как и Бакст, одной из звезд мировой арт-сцены. Впрочем, сотрудничеством с Дягилевым Рерих не ограничивался. Чудесные эскизы декораций и костюмов к "Пер Гюнту" для Художественного театра, эскизы оформления оперы "Тристан и Изольда" для театра Зимина, эскизы для постановки "Снегурочки" в Чикагской опере - из радостных открытий этой выставки. Но главное впечатление, конечно, занавес "Половецких плясок" для Парижской оперы. Прошедший первый сложнейший этап реставрации, укрепленный тончайшим шелком, спасенный изобретательностью и мастерством реставраторов Третьяковской галереи, он открывается зрителям словно в проеме сцене. Мерцающий стан кочевников под вечерним небом.
Нет, мы не ждем, что на сцене появится Михаил Фокин. Хотя его костюм Воина с шапочкой - тут же, в витрине. Но занавес, кажется, скрывает рукоплесканья, шум, волнение и триумф спектаклей минувших лет. А рядом - платье танцовщицы из "Весны священной".
Так музей перебрасывает мостик к недавней прекрасной выставке "Генеральная репетиция. Дягилев". Та выставка только обещала показ занавеса к "Половецким пляскам" (написал его, кстати, по эскизу Рериха Борис Анисфельд). Но мы смогли увидеть занавес уже год спустя - спасибо реставраторам! Нынешняя выставка "Рериха" дарит то же ощущение перспективы.
После этой выставки понимаешь, почему Грабарь в своих воспоминаниях заметил: "Рерих был для всех нас загадкой, и я должен признаться, что до сих пор не могу с уверенностью сказать, из каких действительных, а не только предполагаемых и приписываемых ему черт соткан его реальный сложный человеческий и художнический облик…".
Перед нами пролог. Не столько к юбилейному году Николая Рериха, сколько к загадке пути Рериха. Вроде бы это был путь, по которому шли многие европейские художники - от Гёте до Гессе, от Гогена до Сарьяна. В ХХ веке по нему двинулись массы, открывшие для себя йогу и духовные практики. Но Рерих стал тем, кого Восток признал своим. А это совсем другая история.
Один из хитов выставки - огромное полотно "Сокровище Ангелов" (1905), впервые покинувшее "Дворец конгрессов" в Петербурге. Написанное темперой, оно напоминает о крещении викингов Харальдом I Синезубым в Х веке. Образ Еллингского камня с рунами и образом распятия на первом плане тому свидетельство. Полотно кажется монументальной фреской или мозаикой. Утонченное стилизаторство модерна, нежность итальянских фресок, плоские фронтальные фигуры святых, узорочье русских книжных миниатюр с птицей Сирин - получился крутой замес. Но для Рериха, очевидно, этот синтез западных и восточных традиций был программным. Он покажет полотно на всех крупных европейских выставках - в Вене, Париже, Лондоне, Мальмё. Из Мальмё, где полотно застрянет из-за начала Первой мировой, Рерих вывезет картину в 1920-х в Нью-Йорк, откуда она отправится по городам страны. Позже украсит Музей Рериха в Нью-Йорке. В Россию картина приедет в 2008 году после покупки Виктором Вексельбергом коллекции Ростроповичей и Вишневской.