Евгений Владимирович, очень часто большую роль в становлении музыканта играет его семья. А как это было в вашем случае?
Евгений Михайлов: Мое музыкальное будущее было предопределено. Папа и мама - дирижеры-хоровики, тетя - пианистка, дедушка - скрипач, и я сам - пятое поколение музыкантов в семье. Когда встал вопрос о поступлении в школу, то в первую очередь выбиралась музыкальная школа, и только потом общеобразовательная. Должен сказать, что во времена моего детства дух большой культуры и интереса к музыке был очень силен в обществе. Помню, что из 42 одноклассников в обычной школе 41 посещали музыкальную.
В Ижевске я окончил музыкальное училище. Продолжать образование в родном городе не было возможности, что и обусловило переезд в Казань. В консерватории меня взяла профессор Эльфия Вафовна Бурнашева, обучавшая в свое время и моего педагога в Республиканском музыкальном колледже (так теперь называется училище в Ижевске) Тамару Ювенальевну Корепанову. Так образовалась педагогическая преемственность моих первых учителей.
Помните, когда у вас проявилось серьезное отношение к музыке?
Евгений Михайлов: Хочу заметить очень важный момент музыкального образования. Начинать его надо по возможности рано, вне всякого сомнения. Но рассчитывать на осознанное отношение в раннем возрасте к музыке, наверное, нельзя. Поэтому ребенка надо привести в музыку. Это, впрочем, верно и для любого другого искусства. Любовь придет позже. Мое профессиональное отношение к музыке, к инструменту (фортепиано) началось уже в юношеском возрасте.
В жизни каждого музыканта есть события, отмечающие его становление. Назовите такие вехи вашей карьеры.
Евгений Михайлов: 1995-й год запомнился выступлением в Берлинской филармонии вместе с Немецким симфоническим оркестром Берлина под руководством Владимира Ашкенази. Это была моя первая поездка за границу и первый опыт работы с большим коллективом в зале на три тысячи человек. Я уже не говорю о встрече с такими мастерами, как Владимир Ашкенази и Чечилия Бартоли. Кстати, в то время еще неизвестной российскому слушателю.
А из последних впечатлений - большой тур, и снова с немецким Берлинским симфоническим оркестром по Японии. Мы объездили всю страну, дав порядка сорока концертов, в которых, помимо других произведений, играли Третий концерт для фортепиано с оркестром Бетховена. Должен сказать, это было полезно не только в плане моей личной практики. В общении с немецкими музыкантами я открыл для себя множество неизведанных, тонких, но очень важных моментов исполнения немецкой музыки.
Нельзя не вспомнить Международный конкурс пианистов имени Скрябина, в котором я стал победителем. Важнейшее достижение, пришедшееся на студенческий период, стало серьезным прорывом и для меня, и для моего педагога Эльфии Вафовны Бурнашевой. В 90-е годы музыкальных конкурсов было крайне мало. Пожалуй, из значительных - Конкурс имени Чайковского, и все. А здесь все было организовано на высшем уровне. Мы играли в Нижегородском Кремле. Приехали конкурсанты со всей России, было множество и зарубежных исполнителей. Пришлось серьезно работать! До того момента в моем репертуаре было не так уж и много музыки Скрябина. А на конкурсных турах, которых было четыре, в каждом пришлось играть по 20-30 минут.
Вы музыкант-практик. Не мешает ли концертная деятельность педагогической?
Евгений Михайлов: Ни в коем случае. За время своей работы в Казанской консерватории я уже выпустил порядка сотни учеников. И уверен, многие из них остались в профессии.
Но, видимо, кто-то и ушел. Не сожалеете о таких учениках? Нет мысли, что время и силы на них потрачены напрасно?
Евгений Михайлов: Как педагог я не вижу первостепенной задачи в том, чтобы воспитать феноменального пианиста. Для меня важнее помочь в формировании личности. Если ты будешь всесторонне развитым, глубоким, интересным человеком, то всегда сможешь добрать недостающее в сугубо профессиональной сфере. Если же человек не стал "личностью с большой буквы", тогда непонятно, зачем мы тренировали его руки.
Образование, по моему глубокому убеждению, это мостик между внутренним миром музыканта и слушателем. Оно нужно, чтобы донести свое неповторимое восприятие мира. Уверен, когда музыка производит духовно сильное впечатление, это всегда означает, что вы встретили человека с богатым внутренним миром.
Если же говорить о людях, ушедших из профессии после завершения музыкального образования, то при них осталось их разностороннее развитие, умение жить в условиях интеллектуальной свободы, жить богатой духовной жизнью. Поверьте, такие люди будут востребованы в любой профессии.
Кстати, вы сами задумывались о смене если не профессии, то хотя бы амплуа? Другие инструменты, другая музыка. Может, было бы интересно попробовать себя в роли композитора?
Евгений Михайлов: Инструменты мне нравятся многие. Например, дедушка хотел бы видеть меня скрипачом, и я имею небольшой опыт игры на скрипке. Был интерес к ударным инструментам, духовым. Но я точно знаю, чем больше инструментов в руках, тем больше риск уйти в непрофессиональное исполнение. Настоящие мультиинструменталисты - это большая редкость, а фортепиано настолько богатый по возможностям инструмент, что он способен занять все время пианиста. Да и всю жизнь настоящего музыканта.
На вопрос о музыкальных стилях могу ответить просто. Музыку я люблю разную, но она должна быть настоящей, хорошей, глубокой и профессиональной. К сожалению, точнее сказать не могу. Что же касается композиторской деятельности, то проба была. Но всем надо заниматься профессионально, не жалея времени. И давайте будем откровенны - что можно еще сказать после великих классиков? Их творчества мне вполне достаточно для музыкального самовыражения.
"Писатель", персонаж фильма "Сталкер" Тарковского, определил искусство как великую иллюзию, образ абсолютной истины. А что вы думаете о сути творческого взгляда на мир?
Евгений Михайлов: Я помню одно из писем Рахманинова, которое он написал по завершении своего последнего сочинения - "Вариации на тему Корелли". Он пишет о разрушении этического начала в музыке, и шире - в искусстве, и глубоко сожалеет о том, что все высокие идеалы забыты. Время, когда искусство вызывало состояние катарсиса, ушло. И, возможно, это случилось еще в 18-м веке. Но музыка, по мнению великого музыканта, обязана трогать душу и воздействовать на мировоззрение человека.
И я скромно встаю в ряд последователей этой идеи, будучи глубоко убежденным в том, что любое искусство, и особенно музыка как искусство, лишенное конкретной предметности, должно преследовать этическую цель, заставляя думать, сопереживать и даже переосмысливать взгляды на жизнь.
Было бы интересно узнать о ваших взглядах на современную музыкальную культуру. В частности, культуру Татарстана.
Евгений Михайлов: Мы все находимся в поиске новой идентичности, новой идеологии. Есть для этого и основания. Если говорить о Татарстане, то наша консерватория, пожалуй, единственная в России с серьезной традицией исследований в области народной музыки. Вообще, в Татарстане множество ярких и сильных музыкальных идей, связанных с народной музыкой, и я имею в виду не только богатейшую татарскую культуру.
Но к чему приведет музыкальный и культурный поиск, я сказать не могу. Это очень сложный процесс. Единственное, в чем можно быть уверенным - мы живем в интересную эпоху, создающую новые формы и стили. И возможно, появится новое искусство, не похожее ни на что созданное ранее. Но нужно время. И не только для того, чтобы оно появилось, но и для того, чтобы наши потомки смогли эти новые явления оценить по достоинству.