Ополченцы Миклухо-Маклая
Ополченцы Миклухо-Маклая
Петр - Великий коллекционер
Кунсткамера началась с царской любознательности, помноженной на энергию, фантазию и умение любое начатое дело на полдороге не бросать. В Голландии Петр I увидел анатомические препараты (в России вскрытия трупов в то время были запрещены) и посещал лекции анатома Фредерика Рюйша. Решил и в России завести что-то подобное или еще лучше. Начал сам собирать различные "редкости". По тем временам - диковины на грани фола.
Собрание быстро разрасталось. В музее были созданы четыре группы "кабинетов" - с редкостями естествознания, коллекцией монет, предметами быта народов мира и личными вещами Петра Великого. Уже к 1837 году коллекция разрослась настолько, что на базе первого музея пришлось создать семь самостоятельных - Этнографический, Азиатский, Египетский, Анатомический, Зоологический, Минералогический. И Кабинет Петра I с его личными вещами. Имя императора Музею антропологии и этнографии (МАЭ) присвоили в 1903 году, к юбилею Петербурга.
А через 38 лет Ленинград и петровская сокровищница оказались в смертельном кольце.
Стрела Миклухо-Маклая
Известный ученый, этнограф-африканист Дмитрий Ольдерогге, который работал в Кунсткамере в годы блокады, в письме, датированном 2 марта 1943 года, рассказал о почти мистическом эпизоде. Во время обхода здания научный сотрудник Каплан "с удивлением заметил стрелу, вонзившуюся в доски, закрывающие индийскую деревню в двухсветном индийском зале".
Подиумы были закрыты досками, что спасло их, когда немецкий снаряд, разорвавшись, пробил крышу и осколки разлетелись по всему помещению. Но откуда взялась стрела? Ответ на загадку получил все тот же наблюдательный Каплан: через несколько дней, проходя по галерее Миклухо-Маклая, он обратил внимание на то, что меланезиец, стоявший в углу и натягивающий лук, опустил свое оружие и уже не держит стрелы. Оказалось, при взрыве палец у манекена обломился, тетива распрямилась и стрела полетела навстречу вражескому снаряду...
"Манекен выстрелил"... Этот анекдот войдет, я уверен, в историю Академии наук..." - замечает Ольдерогге.
Из нашего далека история с манекеном кажется чем угодно, только не анекдотом. Символом.
Наука побеждать
Письмо Ольдерогге - один из многих документов, которые рассказывают о работе Кунсткамеры в страшную блокадную зиму. Спокойно их читать невозможно - письма, воспоминания, отчеты, списки музейных "коллекционных предметов", резюме научных работ. Ком в горле.
Их составляли ровным разборчивым почерком люди, которые в те дни умирали от голода и холода. Но каждое утро шли на работу по ледяным улицам, где тут и там падали на снег, теряя последние силы, ленинградцы. Но они писали свои статьи, защищали диссертации, продолжали работу. Без громких слов, просто потому что это - их работа. И их Кунсткамера.
Эвакуировать коллекцию не успели - Ленинград был уже в кольце. Как вспоминал Ольдерогге, экспонаты упаковали в ящики и спрятали в подвалах. А "безномерные" - зарыли в большую яму около ворот, ведущих в архив АН СССР. "Надо об этом вспомнить, чтобы будущие археологи не удивились обилию и разнообразию черепов в одном "погребении", - добавляет автор с тихой иронией.
Многие сотрудники Кунсткамеры ушли на фронт. Десять - не вернулись. Один из них, Г.Д. Вербов, писал с фронта студентам-филологам:
"Около месяца был на инвалидном положении (правда, не в госпитале). Сейчас опять вполне здоров... Независимо от того, идут ли у вас занятия по специальным предметам, сами не зевайте, пользуйтесь имеющейся литературой и обязательно при наличии хотя бы маленького досуга читайте указанную и не указанную мною северную литературу. Если вы будете это делать не в ущерб вашим новым нагрузкам (военным), то ничего плохого не будет. Следите также за новинками, если таковые появляются. Свою специальность можно, сообразно с обстоятельствами, отвести на самый дальний план, но забывать о ней никогда нельзя, ни на один день. В этом и заключается "северное" упорство и т.д."
А что еще может посоветовать, даже в окопе и под обстрелом, настоящий ученый?
Последняя вахта для пятнадцати
Они не были идеалистами, фанатиками или стоиками. О своем быте в блокаду потом напишут просто, почти буднично. "В те осенние дни впервые в повседневную разговорную речь вошло страшное слово "дистрофия"... Ученые думают о своих трудах, работая при свете коптилки... 16 декабря на заседании Ученого совета филфака защитил диссертацию А.Н. Кондауров. Деятельно готовится к защите Н.Н. Тихоницкая. Д.А. Ольдерогге пишет докторскую диссертацию. Г.И. Петров читает лекции...", - вспоминала сотрудница МАЭ Валентина Антропова.
В воспоминаниях сотрудников Кунсткамеры - холод, вышедший из строя водопровод и отключенное электричество, ледяной ветер. "Все настойчивее дает о себе знать голод. Люди пухнут, болеют или просто падают и умирают. Но жизнь все еще теплится в стенах Института" (В.А. Антропова). "У Тихоницкой защиты не было, так как ее подвел Пушкаревич, он очень плох и лежит в санатории или стационаре - не помню точно, 10-го должен был выписаться; (...) Сама Тихоницкая распухла и чувствует себя неважно, мечтает об отъезде, но пока тщетно" (из письма Е.Э. Бломквист от 20 января 1942 года).
Надежда Неофитовна Тихоницкая умрет от голода 30 января 1942 года. А ее коллега Евгения Бломквист в письме от 7 февраля 1942 года привычно сообщит родным:
"Об электричестве мы забыли, в результате много спим или лежим, да это неизбежно при этих пеших хождениях... И я устаю, всегда что-нибудь дополнительное к Музею, то путалась на 14-ю линию, куда Андрея [Попова] "подкидывали" в стационар в родильном доме(!), (...) и, во вторник, вероятно, повезу в морг Варвару Сергеевну и т.д. Все вожусь, как видишь, с больными и покойниками".
И одновременно - она пишет, что составляет план работы музея на май - декабрь 1942 года. Например, собирается "поднимать американский сборник к 450-летию открытия Америки... это большая работа, но интересная, и как станет немного легче жить, то постараемся как следует сдвинуть эту работу".
До января 1944 года вахту продолжали нести оставшиеся 15 сотрудников. Радовались, когда через месяц после прорыва блокады стали получать "по I категории" целых 600 граммов хлеба. Собирали комиссии для учета материалов. Оценивали противопожарную безопасность. Вели исследования. Каждый работал за десятерых.
Кто бы сказал им, что это и есть настоящий героизм, - сильно бы удивились.
Потом они же сами будут разбирать заложенные кирпичом окна Кунсткамеры и приводить в порядок спасенные коллекции.
"Сегодня - 3/VIII- пасмурный день. Сушить коллекции нельзя. На очереди "разбор каменных оконных заделок с укладкой материалов"... надо разобрать всего за месяц 21 окно... В.В. Федоров и я - с ломами в руках отбиваем кирпичную кладку; надо делать это с силой, но осторожно. Это "мужская" работа. Каплан З.И., Вяткина, Максимова и Ястребова переносят кирпичи на носилках" (из письма Д.А. Ольдерогге от 03.08.1944).
Архитектор Р.И. Каплан-Ингель сетовал, что сотрудники спорят с ним, отдавшим строительному делу почти 40 лет, пренебрегают техникой безопасности при ремонте крыши - почти все порезали пальцы, одна отказывается привязать себя к трубе во время окраски крыши, другой был сильно ранен упавшим сверху осколком стекла и теперь, пишет Каплан-Ингель, перебинтованный, "поневоле занимается научной работой (это счастье теперь никому не дается)".
Запомним эти слова - счастье научной работы. Добавить нечего.
Дневники и воспоминания жителей блокадного Ленинграда читайте в проекте "РГ"
