Сколько раз нам говорили старшие: читайте, что подписываете! Не ставьте свою подпись на пустом бланке! Но каждый из нас предпочитает иметь свой опыт и именно о нем, горестно похохатывая, рассказывать младшим. А им это, в общем, все равно. Они хотят узнать все сами. А когда узнают - огребут по полной.
На все это есть одна знаменитая история. Жила-была баронесса Розен, знатная фрейлина, дочь генерала. "Не раз монарх брал меня на руки, сажал на плечо, ласкал и играл со мною". Ей - четыре года, монарх - Николай I (Русская старина, т. 109, "Записки баронессы Розен"). И деловита - сызмальства. "В часы внеклассные, я вместо разных игр спешила в кабинет отца и засыпала песком бумаги, им подписываемые, или приводила в порядок его письменные столы". В 17 лет увидела сон: "двух ангелов в облаках с золотыми кудрями, дивной красоты, в белых одеждах" и т.п.
В 23 года (1848 г.) вдруг разом отказалась от светских удовольствий, от верховой езды, от занятий с Айвазовским (якобы любимая ученица), больше ни театров, ни балов. Никаких амазонок и распущенных кудрей. Вместо этого ей захотелось написать иконостас для храма под Москвой. "Никто и ничто не могло возвратить меня к светской жизни". Писала иконы (в год до 20), собирала для монастырей тысячи рублей серебром, в 1852 г. (27 лет) - вступила в монастырь. Император пожаловал ей как фрейлине 3428 руб. на первое обзаведение. На эти деньги она устроила для себя келью и мастерскую живописи. В 36 лет (1861 г.) - она уже игуменья Митрофания (Владычный монастырь в Серпухове) с большими связями наверху. Этот монастырь и сейчас существует. Красив, ухожен.
Что дальше? К чему душа? Стала хозяйствовать, ибо в кассе монастыря денег не было, а сестер - 210 душ. Так все и началось. Часовня с книжной лавкой, земли с дачами на берегу реки Нары, рыбная ловля - рыбакам на половинных началах и т.п. Создавала вместе с другими общины сестер милосердия. "Мастерские, ремесленные и художественные, разведение шелковичных червей, приют для сирот, школа и больница для приходящих". Устройство "на землях монастыря заводов "гидравлической извести" и мыльного", хлопоты о "железнодорожной концессии на ветвь от Курской дороги к монастырю" и т.п. (А. Кони. Игуменья Митрофания).
Все это требовало средств. Много. Благотворительных и не только. И тогда начались преступления, в которых не было ни капли личной корысти (А. Кони). И 20 марта 1873 г., в 4 часа дня, игуменья Митрофания (48 лет) была арестована.
"Подпольная адская интрига великих и малых мира сего принесла им давно желанные плоды". "Совесть моя чиста, а потому я спокойна, ночи сплю сном крепким, ничто меня не возмущает; я вкушаю блаженство совершенного уединения". "Все мое преступление состоит в том, что в монашеской рясе я все-таки принадлежу к числу столбовых дворян". И даже - "прозелитам ненавистна моя деятельность, клонящаяся не ко вреду, а к благу нашего дорогого отечества" (Русская старина, т. 110).
Но что же все-таки она наделала? В уголовном суде проходили сразу три дела.
Дело N 1. Некую Медынцеву обещала вызволить - благодаря высоким связям - из-под опеки мужа, учрежденной из-за "пьянства жены". Но за это - плати! Состояние Медынцевой было велико: долгов нет, недвижимость и денежный капитал - 350 тыс. рублей (начало 1870-х), доход - 20 тыс. рублей в год ("Судебные ораторы", 1904). А если в нынешних рублях? Примерно 420 млн рублей, годовой доход - 24 млн рублей. Скромно опустим голову и пройдем мимо.
Игуменья не прошла. Медынцева почти под все свое состояние (до 300 тыс. рублей) и под обещания игуменьи - выдала векселя (она подписывала и пустые бланки), чтобы заплатить ими - где-то там, в высоких сферах - за снятие опеки. Там, наверху, должны были сработать связи игуменьи, "торжественной" особы, близкой ко двору! Плюс Медынцева завещала все ее имущество (больше 300 тыс. рублей) монастырю и общине сестер милосердия. Плюс еще 100 тыс. рублей должен был заплатить ее сын из своих средств сверх ее состояния.
Все векселя были потрачены на "нужды игуменьи". Никакого освобождения от опеки не случилось. А Медынцева ставила свои подписи как завороженная. Она объясняла это так. В мае 1871 г. "игуменья под предлогом снятия опеки заставила подписать ее много бумаг, но каких - она не знает, ибо была в это время очень больна".
Дело N 2. В августе 1872 г. наследники купца Солодовникова "узнали о существовании в руках игуменьи Митрофании обязательства покойного Михаила Герасимовича о пожертвовании на общину и монастырь 480 тыс. рублей, обеспеченного неустойкой в 100 тыс. рублей" ("Судебные ораторы", 1904). Общая сумма его долгов по пожертвованиям превысила миллион рублей, при том что оставшийся после него капитал был не выше 800 тыс. рублей. Наследники были в панике. Им ничего не остается! Что же выяснилось? Эти векселя - подложные! Солодовников их не писал и не подписывал! Почерк - подделка под него. Множество экспертов - учителей чистописания (!) - прямо заявили об этом. При этом "текст во всех векселях писан почерком, имеющим большое сходство с почерком руки игуменьи Митрофании". "Беззастенчиво делается покушение обобрать наследников и завладеть всем огромным состоянием посредством подложных векселей и расписок, превышающих оставшийся наличный капитал". Сумма подлога в современных рублях - примерно 580 млн.
Дело N 3 - купца Лебедева. Все векселя от его имени в руках игуменьи - подложные. Фальшак.
Игуменья все отрицала. "Я собрала пожертвований до миллиона рублей, - сказала она в своем последнем слове на суде. - В течение 12 лет было выдано пособий 150 тыс. больных, дан приют 200 тыс. странниц, воспитывалось 300 сирот. Чем я исказила монашество? Не тем ли, что я старалась служить страждущему человечеству?".
Чем закончился суд? Игуменью - в ссылку в Сибирь! Но затем - Сибирь была заменена на Ставрополь (монастырь), с длинным путешествием по Волге и Дону. "Берега Волги восхитительны. Я сидела довольно долго на палубе с двумя весьма приятными кавалерами: один симбирский купец, другой ярославский житель" (Русская старина, т. 110). Ее время стало неторопливым. Монастырь в Ставрополе был райским. За ним будут другие монастыри, всегда дружеские, иконопись, золотые оклады икон, а потом, "на закуску" - длительное и сладостное путешествие в Иерусалим.
Вот теперь мы можем успокоиться, в нашем рассказе - хеппи-энд. Теперь мы можем сами смело подойти к столу и подписать чистый лист бумаги, или даже, если он заполнен, то тоже подписать, веря в то, что никто и никогда нас обмануть не сможет, а наша интуиция и разум нас не подведут, когда за этими бумагами - высокое лицо. Или просто ближайший друг. С ним - как за каменной стеной, рисков - нет, одни награды и наслажденья.
Подпишем? Не прочитаем? Заполним под диктовку бланк? И - очень ошибемся.
