Ответ есть, у него есть имя - Зинаида Серебрякова. Есть простая фабула ее жизни: наследственность отменная, художественная - Бенуа - Лансере, дающая талант; в 1910 г., в возрасте всего лишь 26 лет, блистательный вход в мир русского искусства - своими картинами, три из них сразу же приобретает Третьяковская галерея; любовь - детская, семейная, мужская с самых ранних лет, теплейшая семья и муж, он же - двоюродный брат, с которым сговорились быть вместе еще в 15 - 16 лет; четверо детей, один другого краше (1907, 1908, 1912, 1913), все добрались до самого преклонного возраста, что было почти невозможно в XX страшный век; смерть мужа в 1919 г. от сыпного тифа, когда ей было всего лишь 38 лет; сожженное поместье, в котором жили сызмальства (1918). "Крестьяне нас предупредили, что надо уехать, потому что, если мы останемся в имении, нас всех перережут" (дочь Е. Серебрякова, интервью М. Мейлах, Русакова А. "Зинаида Серебрякова").
А дальше что? Бегство в Харьков (1918) - Петроград (1921), везде - поденщина, чтобы прокормить четверых детей. Вот вести из Харькова: "Мы живем, все время мечтая куда-то уехать, переменить безумно нелепую теперешнюю жизнь" (письмо, 25.06.1920). Жизнь впроголодь, она - не пишет, дети - не учатся, она рисует "таблицы для археологического музея", "черепа, мозги, кости и т.д.". Сейчас бы эти черепа стоили миллионы, но они погибли в Великую Отечественную.
А вот письмо из Петрограда (28.02.1922), там она жила в большой семейной квартире, среди своих: "Вот для меня всегда казалось, что быть любимой и быть влюбленной - это счастье, я была всегда как в чаду, не замечая жизни вокруг, и была счастлива, хотя и тогда знала и печаль, и слезы... Ах, так горько, так грустно сознавать, что жизнь уже позади, что время бежит, и ничего больше, кроме одиночества, старости и тоски, впереди нет, а в душе еще столько нежности, чувства. Я в отчаянии, все так безнадежно для меня. Хотя бы уехать куда-нибудь, забыться в работе, видеть небеса".
Стоп! У кого жизнь позади? У Зики (так ее звали по-семейному)? Ей всего лишь 37 лет, расцвет сил, ей дан невероятный дар, каждому, кто видел ее картины, кажется, что он - летает, что жизнь - полна чудесных приключений, что прекрасно - всё. Юность сквозит в ее полотнах. Сила, цвет, страсть - ощущать, быть. Она делала прекрасным каждое лицо, каждое существо, которое писала. Никто не может сдержать улыбки, когда смотрит на ее полотна.
И все-таки самое повторяемое слово в ее письмах - "отчаяние". "Я... в отчаянии от своей живописи!" (19.06.1911). "Какой отчаянный, тяжелый год!" (31.08.1918). "Я в отчаянии, все так безнадежно для меня" (28.02.1922). "Дорогие друзья, вы, конечно, судите и презираете меня за то, что пишу такие неинтересные и ноющие письма из Парижа и что до сих пор ничего не сумела нарисовать и заработать. Я и сама в отчаянии от своей глупой слабости и растерянности" (26.10.1924).
"Париж? Почему вдруг - в Париж!" (1924). Это - новое бегство, новое желание найти твердое основание для себя и детей, найти деньги, доходы, в конце концов, чтобы выжить! Сначала - одна, скиталась по "жалким и грязным отелям", потом вместе с одним из сыновей (1925), потом еще и с младшей дочерью (1928), и на этом - всё. Других ее детей из СССР не выпустили. Возраст? В 1928 г. ей всего лишь 44 года. Детям, тем, кто с ней, - 15 лет, 21 год. Тем, кто без нее, остались в Ленинграде, - 16 лет, 22 года. И впереди разлука на несколько десятилетий. Всех вместе, в одной комнате, она смогла увидеть только в 1960-х. "Советские" дети приехали к ней в Париж.
Но как же она оказалась счастлива! Никто из них не умер, не погиб в войну, не был перемолот в 1930-х, они - архитектор и три художника. Младшей дочери были даны 100 с лишним лет жизни, другим - далеко за 70 - 80. Они всю жизнь, кроме времени войны, были с ней в переписке, что-то друг другу пересылали. Даже когда железный занавес опустился окончательно. Счастье!
Счастье? Отчаяние. "Всюду меня преследует мое отчаяние, и я не могу найти в себе моральных сил. Жизнь представляется мне теперь бессмысленной суетой и ложью - уж очень засорены сейчас у всех мозги, и нет теперь ничего священного на свете, все загублено, развенчано, попрано в грязь" (16.08.1947). Она ненавидела "нефигуративное" искусство. "Жизнь "официально" вздорожала на 25 процентов, а на самом деле гораздо больше... т. ч. мы в порядочном отчаянии, и как выберемся, еще не знаем... Новый год встречали, как обычно, все трое, пожелали здоровья друг другу, а для праздника Катюша купила угощенье - орехи, изюм и фрукты (апельсины и яблоки). Увы, нам недоступны ни курочка, ни гусь и даже просто мясо" (03.01.1959).
Нет денег "на мясо" у художницы, картины которой сегодня ценятся в миллионы долларов? Вот сообщение от 2 июня 2015 г. "Спящая девочка" (1923 г.) на аукционе Sotheby`s в Лондоне "была продана за 3,85 млн фунтов (5,9 млн долл.). Эта сумма почти в восемь раз выше оценочной стоимости". Почему так? Что это за силы, которые сделали так, что, уехав в Париж, она не смогла там развернуться в полную силу и стала, по сути, камерным художником, хотя любила именно большие, яркие, уверенные в ее жизненной силе полотна?
Ответ - неуверенность в себе, застенчивость, неспособность "продать себя". Она не поддерживала связи с французскими художниками. Ей помогали, искали для нее заказы, у нее был узкий круг "богатых дам", в ней заинтересованных, ее задешево "спонсировали" ради картин, но сама она - нет, не умела. "У нее, как всегда, 22 несчастья" (Сомов, 28.06.1925). "Вижусь с Зинаидой Евгеньевной. Она будет выставляться у Шарпантье в марте, но, по-моему, на невероятно невыгодных для нее условиях - это просто эксплуататорство со стороны Шарпантье. Жаль, что у нее такой застенчивый характер" (Прокофьева, 07.12.1926).
Наверное, так бывает всегда. Вот странность - застенчивость! Человек, наделенный безмерным талантом, вечно не уверен в себе, вечно поглощен именно своим искусством, с ужасом обнаруживая, насколько бедны обстоятельства его жизни и насколько он слаб, чтобы обеспечить самого себя и свою семью. И, когда его уже нет, на нем делают деньги. Он дорожает до неба, потому что уже никогда не напишет ни одной картины. Он - редкий, золотой металл.
А пока - скажем ей спасибо. Какой яркий, прелестный мир она нам открыла! И еще - подумаем о себе, о нашей собственной неуверенности, о том, как ценим мы себя? Сможем ли "продать"? Именно "продать" свое время, свой талант, но так продать, чтобы обрести подлинную независимость, чтобы всегда были хлеб, тепло и молоко у близких, чтобы быть способным двигаться, дышать, делать то, что нравится, именно так, как может придумать способный и думающий человек на благо всем и, конечно, себе и своей семье.
