Эдуард Болеславович родился в Беларуси?
Александр Натрошвили: Да, родился дед в Речице, это недалеко от Гомеля. Но потом они переехали в Россию, во Владимирскую область. Он очень рано остался сиротой и попал в детдом, откуда его забрали родственники мачехи. В общем, непростая история... Вместе с этой семьей он и оказался вновь в Беларуси. У него была еще сестра, ее усыновили другие люди - и он, несмотря на все возможности, так никогда и не смог ее разыскать.
Каким образом девятнадцатилетний парнишка оказался среди подпольщиков?
Александр Натрошвили: Он был в обкоме комсомола, и их собрали буквально через пару дней после начала войны. Он сразу вошел в партизанский отряд, его командиром был легендарный Василий Захарович Корж. Первый бой они дали 28 июня 41-го года - через шесть дней после начала войны. И уже подбили танк. Увидеть в первые дни войны убегающих фашистов - это была совершенно невероятная история, дед вспоминал о ней в своей книге. Так оно началось - и длилось 1 119 дней.
Он взрослел в партизанском движении. Рос, рос - и дорос до освобождения Беларуси... Участвовал в подрыве бронепоезда и девяти немецких эшелонов, командовал группой разведчиков в рейдах. После того как в конце марта 1944-го партизанская бригада соединилась с советскими регулярными войсками, он был среди семидесяти человек, кто до конца оставался в тылу врага.
Фактически, всю юность провел в партизанском движении...
Александр Натрошвили: Да, до самого освобождения Беларуси. Это была большая операция, получившая название "Багратион", которая вовлекала и партизанские бригады. Вернее, к тому времени это уже была, по сути, целая партизанская армия. Партизаны контролировали большую территорию, куда фашистам ходу не было - ничего не могли они с этим сделать.
Ваша бабушка, Ольга Александровна, тоже участница войны?
Александр Натрошвили: Да. Поженились они в самом конце войны - 2 мая 1945 года. Бабушка была санинструктором. Родом из Смоленской области, участвовала в боях под Вязьмой. Вот она особенно не любила рассказывать о войне. Всегда об этом молчала. И только повзрослев, я узнал, что она участвовала в сражениях, выносила, спасала раненых. Узнаешь такое о своих близких и думаешь: вот же они, герои-то, а ты их видишь каждый день. Теперь, к сожалению, не видишь уже...
Какой момент с ними вам особенно запомнился из детства?
Александр Натрошвили: Мы жили с родителями в Кисловодске, но летом всегда приезжали в Москву, к бабушке и дедушке. Так что моментов таких очень много - они же меня и воспитали. Хотя не было такого, чтобы дед говорил: вот так делай, а так не делай. Мы с ним просто много вечерами ходили, гуляли. Он одно расскажет, другое - и как-то потихоньку, через это общение, сформировался тот самый стержень, за который ты и цепляешься, держишься потом по жизни.
Дед всегда оставался патриотом. Для него крушение идей, которым он абсолютно бескорыстно посвятил всю свою жизнь, было тяжелым. Но он этого не показывал и пытался встроиться в изменившиеся условия, всегда оставался деятельным. Но для него все же это было крушение... не идеалов - им он остался верен - а, скорее, крушение всего того, что он строил. Потому что дед был коммунист - такой, настоящий. Когда Родине - все, людям - все, и ничего для себя. И нам он это прививал.
Расскажите, а как вы пришли в медицину? Оказывается, у вас еще бабушка была медиком....
Александр Натрошвили: Но ко мне это пришло от отца. Отец - хирург. У меня и старший брат пошел в медицинский, сейчас он - профессор, главный хирург города Кисловодска. И я тоже пошел в хирургию, а младшая сестра - в фармацевтику.
Просто так же сильно, как медицина, не интересовало ничто. Когда растешь в медицинской семье - а мама у меня тоже доктор - сложно вообще представить, что может быть что-то еще. Ты в этом просто живешь и выбираешь ту же стезю совершенно естественным образом.
Вас знают не только как очень профессионального врача - я слышу отзывы о вас как об очень отзывчивом человеке. И вы много и терпеливо отвечаете на вопросы в интернете, в соцсетях.
Александр Натрошвили: Я не отношусь к этому как к пиару, рекламе. Дело в том, что в хирургии цена неправильного решения - жизнь. И это - мой способ бороться с мракобесием. Плюс еще в соцсетях много моих студентов - и им заодно рассказываю... Да вот только что мне написала пациентка из Кишинева. Ее там лечат, собираются оперировать, а возможности задать лечащим врачам все вопросы - нет. И я прекрасно понимаю коллег - занятость у докторов очень высокая. Но сам стараюсь быть открытым. Однажды подсчитал - в бывает около 300 сообщений от коллег и пациентов. У всех моих пациентов есть номер моего мобильного, он не менялся 24 года.
Как вы встретили коронавирус? Какие были мысли, что это на нас надвигается?
Александр Натрошвили: Вообще было непонятно, что это. Совершенно новая инфекция. В "красной зоне" я не проводил месяцы - но поработать там пришлось, конечно. И я видел, как люди от коронавируса умирают. И очень испугался, поэтому вакцинировался, когда еще даже не закончились клинические испытания. Это был сентябрь 2020-го, и я онлайн вел дневник вакцинации - описывал, что со мной происходит. На самом деле, не происходило ничего необычного, росли антитела. И коронавирус обошел меня стороной - я так и не заболел.
Как вы думаете, сейчас "корона" уже не преподнесет каких-то страшных сюрпризов?
Александр Натрошвили: Уже сформировался коллективный иммунитет. Несмотря на всю волну антипрививочников, с которыми я тогда очень, очень много спорил. Сейчас, чаще всего, болезнь протекает намного легче - опять же, в силу того, что уже есть иммунитет, и сам вирус мутировал. Но, если бы не позиция антипрививочников, это бы произошло намного быстрее. Знаете, если говорить про эпидемиологию, про инфекционные болезни, то ведь твоя личная свобода влечет за собой угрозу остальным. Есть такая фраза: "Свобода вашего кулака заканчивается там, где начинается свобода чужого носа". И, когда речь идет о пандемии, не до сантиментов...
А вообще доброта врачу помогает или мешает?
Александр Натрошвили: Философский вопрос... Без доброты и без любви к людям врачом работать невозможно. Ну, невозможно, и все. Когда нам по 17 лет, мы в эту профессию идем за романтикой - идем помогать. И я не знаю, зачем еще идти в медицину (за миллионами сюда точно не ходят). Но другой вопрос, что есть такая штука как выгорание. Это просто эпидемия среди докторов - и в России, и в мире. Выгорание - бич помогающих профессий. Его, кстати, сложно сразу за собой заметить - кажется, что ты просто немного устал, что просто что-то раздражает. Для меня борьба с этим - спорт и отдых. Пусть на несколько дней, но поменять картинку - чтобы потом продолжать помогать людям.
