Более парадоксально другое. Интенсивные дипломатические усилия происходят в своеобразном составе. С одной стороны - один из прямых участников конфликта (Украина) и окружающие его непрямые участники (европейские страны). Последние прилагают все усилия, чтобы договоренность не случилась слишком быстро, то есть уговаривают Киев не поддаваться нажиму. С другой стороны - США, которые решительно настаивают, что они лишь посредники, их цель - только приемлемое для конфликтующих компромиссное решение. В американском нейтралитете есть основания и усомниться, но, опять же, допустим, что он имеет место.

Канцлер Германии Фридрих Мерц (справа) встречает прибывших на переговоры с Украиной спецпосланника Стивена Уиткоффа и зятя президента США Джареда Кушнера. Те приехали в Берлин, чтобы заставить Зеленского принять мирный план Трампа. Фото: EPA / ТАСС

В переговорном процессе отсутствует еще один субъект, мягко говоря, существенный - Россия. В принципе, в этом не было бы ничего странного, отдельная работа со сторонами - нормальная функция посредника. Но в публичном пространстве все подается так, как будто тут и решается самый главный вопрос. Друзья и родственники Трампа уломают на что-то Зеленского и европейцев, и вот он - мирный договор. России он предлагается как соглашение, которое и надо принять, а если ее что-то не устраивает, значит она саботирует мир.

Здесь, правда, надо сделать оговорку, что, вероятно, мы как сторонние наблюдатели знаем не все. И, возможно, степень коммуникации американских брокеров с российскими визави выше, чем кажется со стороны. Собственно, такое уже проявлялось на предыдущих этапах.

Тем не менее вся конструкция очень хрупкая. И в центре (не очень неожиданно) - вопрос денег. Конфискация замороженных российских активов становится самым принципиальным вопросом, потому что других средств, которые Европа может предложить Украине на войну и выживание экономики, просто не существует. Об этом говорят открыто даже самые убежденные сторонники Киева, наподобие Кайи Каллас, признавая, что финансирование из бюджетов государств-членов энтузиазма населению не добавит. Американцы твердо и безапелляционно заявили, что они больше ничего не дадут.

Тема экспроприации обрела такую остроту не только и не столько из-за накала текущих политических споров. Затронут вопрос поистине судьбоносный - о принципах организации европейской экономики.

Во-первых, неприкосновенность собственности все-таки является краеугольным камнем капиталистической системы, заложенным много веков назад. В пылу исторических баталий было всякое, но европейская рациональность во многом покоилась на прагматичном отношении к активам, регулируемом правовыми процедурами.

Во-вторых, благосостояние, почерпнутое из привлечения огромных внешних средств, столетиями лежит в основе европейской модели развития. Когда-то это был классический колониализм, то есть извлечение ренты из остального мира посредством прямого насилия. Потом нравы смягчились, и Европа стала привлекательной гаванью, куда другие государства и народы размещали свое достояние уже сами. Под различные гарантии.

Изъятие средств ставит под угрозу этот важнейший источник. Как замечает бельгийский премьер Барт де Вевер (именно в Бельгии находится на хранении большая часть российских средств), ссылки на войну и "российскую агрессию" в данный момент неуместны. Любые вопросы компенсаций, репараций и пр., которые могут быть подняты по результатам вооруженного конфликта, ставятся по его итогам, то есть после окончания, как часть урегулирования. В разгар же боевых действий, как ни относиться к участникам, можно только обеспечить неприкосновенность средств ни для кого из воюющих. В противном случае открывается "ящик Пандоры", из которого выскочит все, что угодно.

Глава бельгийского правительства неспроста бьет тревогу. Он европейских партнеров знает хорошо. И догадывается, что в случае форс-мажора, например, российских претензий к Бельгии как ответственной за хранение, остальные страны охотно сделают вид, что их это не касается. Пусть Брюссель (как бельгийская столица) сам разбирается с решениями, которые принял Брюссель (как центр ЕС). Кстати, государства, где есть еще некоторое количество российских активов (гораздо меньше, чем в Бельгии), например, Япония, Британия и Франция, конфисковывать их отказались. Крайними бельгийцы становиться не желают.

Это не значит, что они ими не станут. Европейское начальство считает, что судьба Европы зависит от исхода войны на Украине, а он, в свою очередь, от конфискации российских денег. Так что попытка будет крайне напористой. И, возможно, определит, приведут ли к чему-то переговоры на Аляске, в Москве и Берлине. Если Европа стремилась оказаться в центре процесса, то таким особым образом ей это отчасти удалось.