Если следовать некоторым новейшим тенденциям, то "Три сестры" можно считать военно-патриотической пьесой, написанной по заказу министерства обороны. Помните, как там сказано, "если есть в нашем городе интеллигентные люди, то это военные". В какой современной пьесе вы прочитаете такие возвышенные слова о людях в военных шинелях. И ни слова о дедовщине или о мошенничестве с землей, выделенной под армейские нужды. Это ведь своего рода оптимистическая трагедия, - отряд может и заметить потерю бойца, но все равно помчит дальше, прямо в Царство Польское. Как и положено в военно-патриотической пьесе советского образца, победа положительных героев над отрицательными, историческая перспектива важнее гибели отдельных героев. Как говорится, лес рубят, щепки летят. Важно, чтобы горизонт нараспашку, чтобы жить хотелось. И нет сомнений, что стоит жить вопреки всем предлагаемым обстоятельствам.
Только почему щемит сердце от слов Ирины "Будем жить!". Что здесь такого намудрил Антон Павлович Чехов, от чего становится не по себе? Как и от музыки, которая играет так весело, так радостно. Нет-нет, поверьте, ни Ольга, ни Маша, ни Ирина не находятся в горячечном бреду. У них нет умоисступления - они будут жить и даже радоваться жизни до тех пор, пока их бытие, как и бытие России, через 16 лет не будет прервано Октябрьским переворотом (напомню, Чехов опубликовал "Три сестры" в 1901). Но и новое измерение истории вряд ли отменит готовность продолжать жизнь вопреки макабрическим пляскам небытия. Трагедия еще с античных времен была жанром оптимистическим. Какие бы ужасы ни являла сцена, они лишь утверждали веру в жизнь и ее продолжение. Важен лишь талант и прозорливость автора.
Пишу обо всем этом не без грусти. Да и не писал бы вовсе, если бы сегодня в погоне за жизнеутверждающим, позитивно-дидактическим искусством, похоже, не забыли о таких простых эстетических истинах. На искусство нельзя возлагать надежды большие, чем на саму жизнь. Искусство, как писал Гете, это "прихлебатель жизни".
Если верить социологическим опросам таких несхожих научных институтов, как ВЦИОМ и Левада-центр, то 40% опрошенных считают, что в нашем обществе доминирует агрессия, 30% полагают, что большинство россиян подвержено депрессии и астении, и только 30% отдают предпочтение настроениям удовлетворенности и самоутверждения. Опросы совпадают до десятых процента, так что можно принять их результаты в качестве объективной реальности. Сегодня общество находится в состоянии неуверенности, связанной с непредсказуемостью будущего, с невнятностью краткосрочной перспективы. Большинство живет в состоянии "если бы знать...", но это словосочетание лишено волевого посыла. То есть хорошо бы знать, но нет сил на познание. Более того, познание может принести нежелательный результат. Вот и попробуйте в этой ситуации ответить на вопрос: "Какое искусство нужно современному российскому обществу?" Какое искусство оно готово принять? На какое - откликнуться не только внешними проявлениями благосклонности, но глубинным внутренним порывом благодарности? На эти вопросы могут ответить только сами художники. В таких случаях готовое, общепринятое знание, используемое педагогами, политиками или бюрократами, мало поможет. Для решения проблемы надо выходить за рамки тех правил, внутри которых она появилась на свет. Настоящее искусство - даже если оно консервативно, не может быть подражательным. Не может быть дидактически унылым. И, конечно, любая нормативная эстетика - лишь временные правила творчества. На год или на пятьдесят лет, это уже другой вопрос. Но всегда временные, призванные решать не только эстетические, но внеэстетические задачи.
В прежние советские, да и досоветские времена много рассуждали о соотношении положительных и отрицательных персонажей в произведениях искусства. Добро должно было непременно побеждать зло. Если не в жизни, то в искусстве. Поэтому одной из основных художественных проблем была проблема финальных эпизодов спектакля. Казалось, если искусство будет прекраснее реальности, то оно неизбежно ее преобразует, усовершенствует. Многие советские идеологи так и не поняли до конца, почему художники стремились отражать правду повседневного бытия, не боялись того, что потом, в постсоветские годы, обобщат словом "чернуха". На самом деле все не то чтобы уже совсем просто, но и не слишком сложно.
Когда пытаюсь унять страдания близких мне и уже совсем немолодых людей, приблизившихся или перешагнувших рубеж девяти десятков лет, нередко прошу их взглянуть на свою боль глазами тех, у кого она еще больше. Тех, кто живет много хуже и тяжелее. Не знаю, насколько это облегчает их страдания. Но все-таки смею думать, помогает с ними справляться. Когда люди видят в искусстве счастливую жизнь других людей, они от этого не становятся счастливее. Для пробуждения душевных сил необходим катарсис. Он рождается только в сопереживании чужому горю, что кажется горше твоего.
Так что не торопитесь с выводами. Наше общее человеческое бытие мудрее каждого из нас. Оно способно совершать повороты, о каких мы не могли и мечтать. Оно наделило нас такой внутренней силой, что способна преодолевать любые предлагаемые обстоятельства. Главное - расслышать эту величественную и полную надежд музыку бытия. Она может звучать весело и радостно.
С Новым, 2014 годом!