Лауреат Пражского Квардиеннале 2007 года, режиссер, который ставил открытие Всемирного саммита по вопросам искусства и культуры в Йоханнесбурге в 2009 года, Бретт Бейли умеет работать на грани фола. До такой степени, что показ нынешнего проекта Exhibit B в лондонском Барбикан-центре был отменен после акций протеста, участники которых посчитали его оскорбительным для достоинства актеров. Парадокс в том, что фактически это тот самый результат, которого Бейли и добивался. Не потому, что он жаждет паблисити, а потому, что его перформансы и есть попытка наглядно продемонстрировать постыдность отношения к человеку как к объекту или вещи. В частности, если это отношение определяется цветом кожи. Но это, если угодно, доказательство от противного.
Бретт Бейли для своих целей решил использовать практику паноптикума, - развлечения, пик популярности которого пришелся на XIX век. Тогда перед публикой в музеях демонстрировали карликов и "дикарей из прерий", людей с деформированными телами и невольников из колоний. До какой степени доходил ажиотаж, свидетельствует, например, история художника Роберта Хэйдона. Его выставке 1846 года пришлось конкурировать в Египетском зале с "мальчиком-с-пальчик", в английской версии - Томом Тамом (Tom Thumb), чьи "апартаменты" были устроены в том же музее. Том Там собрал толпу в 12 000 зрителей, а выставка Хейдона - чуть больше 130 человек. Для Хейдона эта история завершилась трагически - после провала выставки он покончил с собой. После чего газета в газете "Times" появились горькие строки: "Выставленный напоказ карлик притягивает к себе орды разинувших рты идиотов, а в широко раскрытый карман янки - хозяина этого цирка - рекой текут их денежки, причем одной десятой этого потока хватило бы на то, чтобы спасти почтенного английского художника от нищенской участи и смерти…". Понятно, что в роли "дикаря из прерий", он же - "недостающее звено между человеком и орангутангом", мог оказаться актер лондонского цирка, которого разоблачал конкурент. И тогда выставка "Дикаря" проваливалась с треском. Впрочем, это не мешало организатору шоу Барнуму позже устраивать аналогичную выставку в США, где в роли "недостающего звена" представал афроамериканец с резко скошенной линией бровей. Понятно, что ставка в этом случае делалась на скрытый расизм зрителей.
Именно тема расизма становится центральной в тех перформансах, которые ставит Бретт Бейли. Он не случайно выбирает паноптикум, эту сданную в "архив" за ненадобностью форму шоу. Возвращение к архаичной форме театральной практики сопровождается жесткой ревизией традиционных форм и жанров европейской цивилизации. За "голландским натюрмортом" с роскошными фруктами кроется в глубине картины невольник в наморднике, сверкающий в полутьме белками глаз. Антураж "Венеры перед зеркалом", где в роли античной богини - чернокожая красавица, сидящая к нам спиной, - неожиданно брутален. В "комнатке" на стенах охотничьи трофеи, на стуле - пробковый шлем хозяина, на кровати - плети. Похожие на те, которыми пороли до смерти и невольниц, и детей. Но один из центральных объектов реконструкции - собственно музейная экспозиция. Место просветительского музея занимает кунсткамера доктора Юджина Фишера с фотографиями отрубленных голов африканцев - исключительно в научных целях, разумеется. Это "наработки" профессора Фишера используют нацисты для оправдания Холокоста. Более того, весь перформанс проводится в пространстве музея, а статус актеров оказывается "мерцающим", двойственным. Они и актеры, пусть и непрофессиональные, и музейные "экспонаты". Собственно, Бейли, идя по стопам Мишеля Фуко, демонстрирует скрытый потенциал классической европейской институции, будь то музей, клиника или театр, как орудия репрессии. Цивилизация в этом случае оказывается не победой над варварством, а утонченным вариантом последнего.
Форма паноптикума пригодилась Бейли явно еще и потому, что позволяет играть с дистанцией между зрителем и участником перформанса. В отличие от театра тут эта граница предельно жестко обозначена - вплоть до клетки, отделяющей зрителя от актера. С другой стороны, зрителей мало - не больше 25 человек каждые 20 минут. В результате встреча с перформером становится почти буквально встречей "с глазу на глаз". Человек, выставленный как "экспонат", который ты должен разглядывать тет-а-тет, - это ситуация, жесткая и для актера, и для зрителя. Последнему предлагается стул и чтение расширенной экспликации. Тексты рассказывают об обыденной жути: от работы на каучуковых плантациях, где негритянским подданным бельгийского короля, работавшим им недостаточно эффективно, отрубали руки еще в 1899 году, до депортаций нелегальных иммигрантов из стран Европы в наши дни, во время которых люди гибнут от асфиксии. Проще - задыхаются, связанные, в мотоциклетных шлемах. Бейли, помещая зрителя между текстом об ужасном опыте и "живой картиной", - дает шанс зрителю пережить, хотя бы в воображении, телесный опыт визави. Примерить его на себя. Режиссер проводит зрителя через разные стадии: от слегка постыдного вуайеризма к неловкости и ужасу, пока не вводит в клетку, где уже посетитель фактически оказывается на мгновение в качестве экспоната.
Наконец, Бретт Бейли трансформирует логику сценария, который был в основе любого паноптикума. Я имею в виду встречу с "ужасным", "диковинным", "непонятным". Вместо образцов телесного уродства, которые потрясали воображение европейцев в кунсткамерах и паноптикумах еще и в прошлом веке, режиссер предлагает лицезреть уродство нравственное, уродство, которое легко заметить в соседе, но никогда - в себе. Выставка Exhibit B не позволяет нам кивнуть на другого "виноватого". Она устраивает нам прежде всего встречу с самими собой. Чем, собственно, и ценна.