Из венского музея Альбертина в ГМИИ им. А.С.Пушкина привезли коллекцию французского рисунка конца XVI - середины XIX века. Из 2800 работ, находящихся в венской коллекции, для московской выставки отобрано 84. В том числе - рисунки Николы Пуссена, Клода Лоррена, Франсуа Буше, Жана-Батиста Греза, Жана-Оноре Фрагонара, Юбера Робера, Оноре Домье… Тщательный отбор раритетов позволяет получить представление об основных стилях, направлениях, техниках классического французского рисунка. И - обнаружить неожиданные параллели с живописными работами тех же авторов, которые есть в ГМИИ.
О том, почему люди нынешнего времени все с большим интересом вглядываются в рисунки мастеров прошлых веков, почему уроки императора Александра I остаются актуальны, как жить музеям в эпоху перемен, размышляет директор Альбертины Клаус Альбрехт Шредер в интервью "РГ".
Однажды вы упомянули, что любите искусство переломных эпох. В этом случае наше бурное время должно быть вам по вкусу. Но как искусству и музеям выживать в трудное время перемен и что искусство может дать людям "на переломе"? Например, та прекрасная коллекция французского рисунка из Альбертины, которую можно увидеть в ГМИИ им. А.С.Пушкина…
Клаус Альбрехт Шредер: То, что меняет нашу жизнь наиболее радикально, - это интернет. Впечатляет даже не только взаимосвязь всего со всем, всех со всеми, которую он несет, но и стремительность его вторжения. Кроме того, и культура развлечений оказывает мощное влияние на наше восприятие. Искусство может реагировать на эти изменения двояко. Может пытаться приспосабливаться к ним, включаться во все взаимосвязи, "бежать" быстрее. Есть и другая возможность - противостоять натиску, рассматривать в качестве элитарных ценности "медленной" культуры, углубленного раздумья, созерцания. "Медленная" культура создает пространство для мыслей, чувств, души, в котором человек может найти себя.
Думаю, оба вариант востребованы. Люди находят способы "ускорения" жизни. Можете себе представить Коперника или Галилея на перекрестке мегаполиса? Боюсь, они попали бы под машину, едва ступив на мостовую. А мы переходим дорогу, еще и разговаривая по мобильнику… С другой стороны, мы разучились читать книгу десять часов подряд, не уставая, как мог это делать Коперник.
Мы вынуждены приспосабливаться к радикальным изменениям, скорости жизни, сложности мира, в котором невозможно отделить друг от друга войну, потребление, философию. В то же время мы ищем что-то, что могло компенсировать напряжение. Поэтому так распространено сегодня увлечение философией дзэн-буддизма, искусством, религией. Если речь о музеях, особенно тех, что работают с искусством старых мастеров, произведениями, созданными до ХХ века, то, на мой взгляд, они должны показывать искусство в очень спокойной, позволяющей размышлять атмосфере.
Никаких радостей в виде экранов и гаджетов?
Клаус Альбрехт Шредер: Вопрос в мере их присутствия. Кто-то считает, что, наоборот, надо связывать показ классического искусства с виртуальными мирами, компьютерами, айпадами. Мы тоже в Альбертине этим занимались, но не могу сказать, чтобы результат был впечатляющим. На мой взгляд, мы идем сегодня в музей, чтобы найти возможность побыть с самими собой и искусством. Чтобы попасть, хоть на время, в другое течение. Есть вещи, которые лучше обдумывать не на бегу в час пик.
Благодаря собраниям герцога Альберта Саксонского-Тешенского ваш музей всегда славился уникальной коллекцией рисунков. Но за 15 лет вашей работы директором Альбертина превратилась в место, куда идут люди, площади музея выросли почти в 10 раз, с 2,5 тысяч до 22 тысяч кв.м. Какой совет вы могли бы дать тем музеям, которые столкнулись с теми же проблемами, как когда-то Альбертина? До вас ведь в год туда приходили от 7 до 20 тысяч посетителей…
Клаус Альбрехт Шредер: Только один совет - максимально сблизить уровень принятия решений с уровнем коммуникации с вашими гостями, посетителями… Этот принцип общий и для бизнеса, и для управления музеем. О чем бы ни шла речь, люди, принимающие решения, что и как делать, определяющие, нужно ли что-то менять и каким образом, должны быть близки к тому уровню, где люди непосредственно работают с посетителями музея.
Что это означает? То, что как директор я должен понять, что люди хотят видеть, каковы их потребности, что для них интересно, удобно, важно, какое отношение наши выставки имеют к их жизни… Из этого следует, что мне не нужны посредники между мной и потребителями в виде министерства. Мне не надо говорить с министром, чтобы узнать, что хотят посетители и что мне делать в музее. Я сам это знаю. Потому что каждый день кассир в музейном магазине и билетной кассе говорит мне, что хотят, что спрашивают, что покупают, а от чего отказываются. А если люди отказываются, значит, я делаю что-то не так. Я должен что-то изменить. Почему я должен спрашивать чиновника, который не общается с посетителями музея? Зачем мне посредник между мной и потребителем? Это тупиковый путь.
По сути, это глобальная тенденция - музеи должны стать независимыми, чтобы они могли решать, общаясь с аудиторией, со своими "целевыми группами" (говоря казенным языком), как им лучше делать свою работу. Им не нужно иметь над собой институцию, которое вмешивается в принятие решение. Это все путает.
Выставка "Рисунки французских мастеров из музея Альбертина, Вена" в ГМИИ им. А.С. ПушкинаСразу чувствуется, что у вас огромный опыт работы в частных музеях. Но для государственных музеев деньги дает государство. Если не ошибаюсь, Альбертина получает 7 миллионов евро от государства. От министерства, наверное?
Клаус Альбрехт Шредер: От государства, но не от министерства. Альбертина получает эти деньги, потому что такой закон принял парламент. А министр (за то время, пока я работаю в Альбертине, это уже четвертый министр, а вообще на моей памяти их было восемь) не может заявить: "Я дам вам не 7, а 6,5 миллионов евро, потому мне не нравится то, что вы делаете". Мы имеем то, что имеем, благодаря закону. Если нам нужно больше, это наши проблемы. Если нам нужно меньше, отлично. Кроме того, порядка 13 миллионов евро Альбертина зарабатывает сама. Это дает нам независимость. И когда мы расширяли музей, это нам обошлось в почти 85 миллионов евро: 50 миллионов от государства и 35 миллионов от частных спонсоров. Чем более вы финансово независимы, тем больше вы свободны как личность. И в частной жизни, и в профессиональной.
И как вам удается находить эти 13 миллионов евро?
Клаус Альбрехт Шредер: Главным образом, за счет посетителей, с помощью спонсоров, дополнительных доходов, таких, как сдача в аренду дворца музея для особых событий. Но ядро доходов обеспечивают наши посетители. Нет смысла заявлять: "Это самая важная выставка, которую я когда-либо видел, но никто не хочет ее смотреть". Вы должны общаться со своей аудиторией, получать отклик, и она будет финансировать вас.
Сайт Альбертины предлагает информацию чуть ли не на десятке языков, в том числе русском, чешском, словенском, венгерском, не говоря уж о китайском, испанском, английском… Как вам удается найти общий язык с такой разнообразной аудиторией? Прежде всего это туристы?
Клаус Альбрехт Шредер: Прежде всего - я не знаю, кто такой турист. Понятия не имею. Вот я Клаус Шредер, и я все тот же, когда я прихожу в музей в Вене, Москве или Париже. Мы все туристы. Но прежде всего мы люди, которым интересно искусство. Мы работает не для "туристов", мы работаем для любителей искусства. 60-65 процентов наших посетителей - не из Австрии. Но отнюдь не все иностранцы, приезжающие в Вену идут к нам. Для сравнения: Вена, в которой 2 миллиона жителей, принимает 11 миллионов турист в год. Но люди, которым интересно узнавать новое, которые любят искусство, способны оценить его и любят размышлять о нем, - вот наша целевая аудитория. И совершенно неважно, из какой они страны, Испании, России, США или Китая…
Да, но люди, которые работали до вас в Альбертине, имели ту же музейную коллекцию и тех же любителей искусств. Но посетителей было много меньше. Что изменилось? То, что вы стали показывать не только рисунок, но и фотографию, и фильмы?
Клаус Альбрехт Шредер: Это другой вопрос. По моему убеждению, вы не можете изолировать одно какое-то медиа, работать только с рисунком, или только с живописью. Это все равно, что посадить их в карантин и удивляться, что никто не хочет их навещать. Это не имеет смысла, с точки зрения истории искусства. Потому что и рисунки, и картины, и фотографии может делать один и тот же человек. Кроме того, рисунки изначально предназначались для показа вместе с другими работами, будь то скульптуры, прикладное искусство, гобелены или живопись. Они не существовали отдельно. Наконец, современное искусство не дифференцирует свои работы в зависимости от материала. Вы слышали о Роберте Лонго, американском художнике и скульпторе? Он снял также фильм "Джонни Мнемоник". Он делает огромные рисунки углем. Однажды я ему сказал: "Роберт, ты один из лучших рисовальщиков, которых я знаю". И знаете, что он ответил? "Клаус, ты с ума сошел? Я не рисовальщик, я художник".
Год назад вы упомянули, что Вена находится посредине объединенной Европы и теперь вполне естественно для музея обратить взгляд на то искусство Восточной Европы и России, которое было раньше за железным занавесом. Спустя год…
Клаус Альбрехт Шредер: …Это еще более важно, чем раньше. Мы живем в эпоху войн. Впрочем, и жили. Двести лет назад русский царь Александр I встретился с герцогом Альбертом Саксонским-Тешенским, основателем нашего музея, во время Венского конгресса. Всего несколько недель прошло после победы над Наполеоном и французской армией. Но глядя на французские рисунки, шедевры Пуссена, Лоррена, Фрагонара в коллекции герцога, Александр I сказал: "Очень скоро люди забудут наши имена и наши победы. Но вот эти рисунки французских художников останутся, потому что в них сохраняются высочайших ценностей человечества".
Это поразительный урок! Искусство одной страны не может быть врагом искусства другой страны. Если политики не могут говорить друг с другом, вводят санкции или отменяют ранее принятые решения, закрывают коммуникацию между странами, то по крайней мере искусство должно строить эти мосты. Поэтому в планах Альбертины - выставки Эгона Шиле в ГМИИ им. А.С. Пушкина в 2017 году, Георга Базелица - в Русском музее в 2015… Альбертина в свою очередь покажет импрессионистов и русский авангард из музеев России.
Очень красивый эпизод. Но герцог, и Александр были воспитаны в эпоху Просвещения. А сейчас отношение к эпохе Просвещения, как и всей эпохе Модерна, многими пересматривается. Что означает эта эпоха и ее ценности, на ваш взгляд, сегодня?
Клаус Альбрехт Шредер: Для меня ценности эпохи Просвещения - толерантность, понимание чужих ценностей и культур - существенны. Говоря это, я отнюдь не имею в виду, что столкновение цивилизаций неизбежно. Сегодня противостояние формируется и усиливается между теми обществами, которые не разделяют ценности Просвещения: секуляризацию, толерантность как существенные ценности, и теми, для кого они важны. Например, между исламским миром, который не разделяет ценностей эпохи Просвещения, и западным миром. Возможно, нации, которые пытаются экспортировать свои ценности, потерпят неудачу. Будущее покажет.