"Мари, привет! Может, подскажешь какие молитвы к доллару, чтоб не поднимался, или лучше к рублю, чтоб стоял, как штык?"
Иван
Молиться золотому тельцу, Иван? Шутите? Да не приведи Господь! И без меня идолопоклонников хватает. Давайте я лучше расскажу историю правдивую, но настолько невероятную, что даже современники главного героя, ставшие свидетелями происходящего, сломали головы, пока судили да рядили, что ж это было. В нашей истории есть все: и крепкий рубль, и золото, много золота, уверенно подкрепляющего этот рубль, и бешеные миллионы, и скромная копейка милостыни. Зависть, предательство, обвинения в безумии и помощь, пришедшая нежданно.
А еще в этой удивительной истории есть чудеса: деньги, много денег, слишком много, так, что они не кончаются, как бы ни старались от них избавиться. И неподкупное правосудие, для которого мнение градоначальника, мечтающего наложить лапу на чужие миллионы, ничто, по сравнению с беспристрастным расследованием сенатора. И необычный череп в костнице - особом хранилище для черепов при монастырях - череп золотисто-янтарного цвета, что, по многовековому опыту монахов со Святой горы Афон, является признаком действия Божьей благодати. Есть в этой истории и тайны. Тайна особого свойства милостыни: "Ничто так не уподобляет человека Богу, как благотворение". Тайна духовного закона: "Не оскудеет рука дающего". Тайна сердца человеческого, способного разбить дьявольские оковы власти золотого тельца. Все есть в этой истории. Нет там, Иван, долларов. В то время, а дело было в 1894 г., в России плевали на зеленые фантики. Итак, прильнем к архивам. Путеводителем для нас будут труды Т. Шороховой.
В 1916 г. в руки историка М.К. Соколовского попали документы сыскной полиции, предназначенные к уничтожению. "Среди тысяч дел одно было из ряда вон выходящим - пишет взволнованный историк, - дело, вызванное миллионами известного золотопромышленника Иннокентия Михайловича Сибирякова. Щедрою рукою, полными пригоршнями сыпал он золото на помощь просителям, на культурные цели и тем родил сомнение в нормальности своих умственных способностей. Находился он еще в полном расцвете сил - ему было 33 года, окружен он был миллионами, можно сказать, купался в них и... познал всю тщету денег. Отказывая лично себе, он поселился в маленькой квартирке и стал раздавать крупными кушами деньги направо и налево. Конечно, это было своеобразно. Общество не удивлялось бы, если бы он преподносил жемчуг и бриллианты сомнительным певичкам, если бы он строил себе дворцы, накупал картин,.. или в пьяном виде разбивал зеркала, чтобы вызвать хриплый хохот арфянок, - все это было бы обычно. Но Сибиряков отошел от этого и, побуждаемый душевными склонностями, проводил в жизнь правило "просящему дай"!" Все это, конечно, изумляло, но само по себе не давало повода для обвинения в безумии - благотворительность в конце XIX в. не была какой-то невидалью. Предлогов для обвинения И.М. Сибирякова в невменяемости нашлось два: "разбитие бюста Мефистофеля, изображавшего торжествующего дьявола (копия статуи М. Антокольского)" и случай в Знаменской церкви (г. Петербург). К "разбитию бюста" мы еще вернемся, а пока о милостыне в храме.
Как-то зайдя в Знаменскую церковь, Иннокентий Михайлович подал стоявшей на паперти монахине серебряный рубль - сумму значительную. Монахиня, вероятно, перед тем молившаяся о помощи и наверняка не привыкшая к подобной щедрости, тут же, на глазах у Сибирякова, упала на колени перед иконой и стала громко благодарить Бога за милость. Сибиряков растрогался, спросил у монахини, на какую обитель она собирает пожертвования и где ее можно найти. Назавтра он пришел к новой знакомой и передал ей в пользу Угличского Богоявленского монастыря все свободные деньги - 147 тыс. рублей!
Монахиня пришла в ужас от огромности суммы и сочла за благо после ухода необычного дарителя заявить о произошедшем в полицию. Полиция опечатала имущество Сибирякова и обязала его пройти оскорбительную процедуру освидетельствования психического здоровья. Результаты экспертизы предавались публичной огласке.
Когда на Сибирякова шел сбор компромата, к нему в дом, в дом, опечатанный полицией, явился незнакомец - иеромонах Алексий (Осколков). Пришел о. Алексий за помощью: задумал он строить монастырь на Дальнем Востоке, но, как оказалось, в поддержке остро нуждался сам благотворитель. "Начав повествование о посещении его докторами, экспертами и полицией, и как стараются его смутить, вызвать на неприятный спор, доказать во всем его неправость, ошибочность, ума не здравость, со слезами говорил Иннокентий Михайлович: "Что сделал я им? Разве это не моя собственность? Ведь я не разбойникам раздаю и ко славе Божией жертвую!"
Убедившись в здравости рассуждений Сибирякова, о. Алексий начал действовать и стал "энергичным ходатаем Сибирякова об избавлении его от преследований Валя (градоначальника)". 13 июня 1894 г. И.М. Сибирякова освидетельствовало губернское правление и большинством голосов признало его здоровым. Решение не удовлетворило градоначальника Валя. Он добивается вторичного освидетельствования. Большинством голосов и тут Сибиряков признается здоровым. "Особое мнение" высказал на этом заседании сенатор Лихачев. Четко и беспристрастно разбивает Лихачев доводы, которые приводились в пользу сумасшествия Сибирякова. "Раз у Сибирякова 220 тыс. ежегодного дохода и 10 млн состояния, - говорит Лихачев в своем защитном слове, - то к его расходам нельзя применять обыкновенную мерку. Для его необычных доходов и расходы необычные. Он пожертвовал крупный капитал в фонд сибирских рабочих, так как именно их труду обязан своим огромным состоянием; он пожертвовал монахине 147 тыс. на церковь, так как считал эту сумму потерянной и ему возвращенной случайно и сверх ожидания; он подарил художнику 28 тыс., так как тот желал устроить фотогалерею и не имел никаких денег. Все выдачи Сибирякова, - замечает Лихачев, - более или менее соразмерны с потребностями и нуждами лиц, кому были назначены". Разбитие же бюста Мефистофеля, изображавшего торжествующего дьявола, вполне объяснимо со стороны глубоко убежденного христианина. "Выросши в богатой купеческой семье, где редко встречал отказ в исполнении своих желаний, Сибиряков рано начал самостоятельную, вполне свободную, независимую жизнь обеспеченного человека. Окончив образование, он, свободный от обязательного, ради средств к жизни, труда, увлекается химией и занимается ею со страстью. Потом он бросает химию и принимается с таким же жаром изучать анатомию. Но скоро он бросает и анатомию, перестает читать что-либо, кроме Евангелия, зачитывается и увлекается им, с увлечением и страстью старается проводить в жизнь христианские чувства любви и помощи ближнему. Может быть, и полоса религиозности минует. Но он здоров..." - заключает сенатор.
Итак, Сибирякова дважды признают здоровым, однако градоначальник Валь не успокаивается и пишет на него донос министру внутренних дел, лживо намекая уже на политическую неблагонадежность Сибирякова. Однако министр, разобравшись в деле, предписывает тотчас же вернуть "все капиталы Сибирякова ему по принадлежности". Подводя итог этой удивительной истории, сообщу еще три факта - информацию к размышлению для вдумчивого читателя.
1. Получив после смерти отца наследство в размере около 900 тыс. рублей, постоянно и щедро занимаясь благотворительностью, Иннокентий Сибиряков при уходе из мира имел состояние в десять миллионов!
2. "Как человек пуст в своей жизни, как ничтожны его потребности, обусловленные одной наживой. Как жадно все человечество в своем стремлении к богатству!.. Но что оно нам приносит? Одно грустное разочарование. Вот я - миллионер, мое "счастье" должно быть закончено. Но счастлив ли я? Нет. Все мое богатство в сравнении с тем, чего жаждет моя душа, есть ничто, пыль, прах".
3. Полоса религиозности у Сибирякова не минула. В 1896 г. он был пострижен в монахи, и последние пять лет его жизни были годами духовного подвига. Через три года после кончины схимонаха Иннокентия, по афонской традиции, его мощи были вскрыты и обнаружилось, что кость его черепа приобрела медово-янтарный цвет - признак святости.