Ведь о матче в руинах Сталинграда легенды ходили-бродили еще в 1980-е. И московский "Спартак" приезжал уже в город Волгоград в 1983-м, отмечая 40-летие той игры, встречался с "Ротором". И чтобы понять, какой матч играли в 1943-м, отправился в город на реке Волге и я.
Помню, незадолго до этого заезжал в Киев, и отыскал всего троих оставшихся в живых динамовцев, игравших в оккупированном городе в "матче смерти". Четверых расстреляли фашисты, а всех, всех остальных забрало время. Почему оно было так безжалостно к "Динамо"
А в Волгограде десять из одиннадцати, выбегавших на поле под флагом сталинградского "Динамо", были живы. Два сталинградских футболиста сложили головы в той битве. Остальные, честно сражаясь, выстояли. Есть в этом какая-то наивысшая милость или справедливость? Хорошие, душевные люди, не испорченные популярностью, охотно рассказывали, ничего не скрывая и не выставляя себя героями. Пройдя войну, они играли долго, в основном за "Трактор" - до 1949-го. Военный "Спартак" предстал в моих глазах знаменитым Анатолием Михайловичем Акимовым. И до чего же футбольный интеллигент, вратарь республики уважительно говорил о сталинградцах. Но героем матча из 1943-го был не он.
Константин Владимирович Беликов невольно выдвинулся в главные действующие лица рассказа. В 1939-м защитника Костю Беликова избрали капитаном. В те времена футбольный тренер еще только обретал могучие, непререкаемые права. И капитан почти наравне с наставником команды вершил непростую игровую политику. Именно Беликову, а не гремевшему тогда бомбардиру Пономареву, чья футбольная слава слабой волной докатилась и до нас, доверили товарищи капитанскую команду.
А в 1942-м капитан сталинградцев Константин Беликов ловил диверсантов, парашютистов и прочую нечисть. Прошел он и ускоренные - долго учиться было некогда - курсы подрывников. Прорвись враг в южную часть города, и оперуполномоченный НКВД без колебаний взорвал бы огромный цех крупного завода. Раньше здесь строили юркие катера, пароходы. Теперь завод переоборудовали, выпускали детали для самолетов ИЛ, броневые листы.
К сигналу "воздушная тревога", звучавшему ежечасно, тут привыкли. К гибели еще секунду назад стоявших рядом товарищей привыкнуть было невозможно. Война случайно сталкивала Костю Беликова с двумя друзьями футболистами - Жорой Шляпиным и Саввой Пеликяном. Они, фронтовые шоферы, возили через пристрелянную немцами вдоль и поперек переправу тяжелораненых. Обратно ехали груженные гранатами, снарядами. Немного осталось в живых шоферов-сталинградцев. А Савву и всегда подтрунивавшего то ли над собой ли, то ли над витающей рядом смертью Жору ничего не брало.
- Как-то во время налета отогнали грузовики на обочину, сами - в трубу на дороге, - И даже тогда, 40 лет спустя, грузноватый Савелий Иванович Пеликян не переставал удивляться небывалой своей и Жоркиной везучести. - Выскочили - трубе труба. Вся разбита, изрешечена. От грузовиков - воспоминания и воронки. У нас с Жорой - ни царапины. Так я еще успел добежать до гаража, завел и отогнал куда-то машины. Через пять минут вместо гаража - одни головешки. А мне опять хоть бы что.
Где-то и в чем-то бесчисленные рассказы о подвигах спортсменов-сталтинградцев превратились в легенды, допускаю, слегка расходящиеся с истиной. Здесь нет попытки приукрасить и прибавить. Скорее, присутствует стремление не допустить повседневной обыденности в оценках подвига.
Так, не совсем верю в стопроцентную достоверность эпизода, добросовестно, но со значительными вариантами пересказанного тремя собеседниками. В критический момент обороны города директор тракторного докладывал: "Немцы прорвались к заводу". "Не ошибаетесь?" - раздалось в телефонной трубке. "Никак нет. Вижу танки из кабинета", - отрапортовал директор. "Слушай приказ: атаку отбить, использовав все имеющиеся средства. Понял?". И рванулась прямо в лоб врагу из открывшихся ворот завода горстка советских танков, и пошел на фашистов в рост, не прикрываясь за броней, истребительный рабочий батальон, сплошь одетый в форму футбольной команды "Трактор" - синие рубашки с голубой полоской. Немец бежал. "Это были наши футболисты", - уверял меня один из рассказчиков. "Среди тех ребят - несколько игроков "Трактора" и "Динамо", - говорил другой. Может, ближе к истине третий: "Рабочих из стройбата надо было во что-то одеть. А во что? На складе случайно обнаружилась спортивная форма. Надели ее, даже гетры, с удовольствием".
Футболисты "Трактора" были не какими-то гастролерами и не просто защищали честь коллектива - работали в цехах, признавались своими. А в одном из танков точно был левый защитник команды Иван Тяжлов.
Война не щадила, не делала скидок, не дарила чудес. Сорок тысяч мирных жителей, погибших под бомбежками. Ни единого сохранившегося предприятия из 126. Руины, тянувшиеся на пять десятков длиннющих километров. И бесчисленные трупы гитлеровцев, которые убирали месяцы спустя. Но люди уже возвращались в то, что было раньше их городом.
"И на нашей улице будет праздник", - сказал вождь, выступая по случаю 25-й годовщины Великого Октября. Праздник пришел в Сталинград, но улиц-то не осталось. Но все равно они были дома, и город оставался своим. Люди работали, а работа превратилась в сражение.
Тракторный - весь в развалинах. Некогда крепкие стены рушились от ветра. Они были как памятник, оставленный войной безвозвратному прошлому. А через несколько месяцев с завода на фронт уже отправился эшелон могучих тридцатьчетверок с короткой, говорившей больше любых победных рапортов надписью на башнях - "Ответ Сталинграда". Четыре тысячи строителей жили кто где: ночевали в полотняных, осиновым листом трепетавших на холодном ветру палатках, забирались в брошенные немцами обгоревшие танки. Рыли землянки. Если натыкались вдруг на уцелевший уголок дома, тащили туда кирпичи, доски, что только попадалось под руку, покрывали все это железом, толем - получалось нечто вроде спасавшей от промозглых ветров комнаты. Часто спали вповалку, сбившись в дружную кучу, чтобы потеплее, в цехах. Работали при свете прожекторов до 11-12 ночи.
Некогда уютного стадиона около завода, который бомбили денно и нощно, практически не осталось. А клочки футбольного поля с упрямо пробивающейся травкой нашлись. Часть поля и то, что представляло собой беговую дорожку, немцы превратили в кладбище, уставленное крестами с касками. Принялись разгребать, расчищать, а могилы - заминированные. Снова раненые, убитые снова - горе.
Как же устроена ты, жизнь наша? Разруха, изнурительный труд, катастрофическая неустроенность, цинга аж до 1947-го. А молодежь рвалась на стадион. Пробежаться наперегонки, погонять не мячи, их в Сталинграде и в помине не было, а продырявленную пулями автомобильную покрышку, сноровисто набитую народными умельцами соломой.
Ничего не дается без борьбы. После победы в Сталинградской битве преграды не рухнули, не отступили сами по себе. Но Родина своего Сталинграда в беде не бросила. У всех хватало своего горя. Но Сталинград был, по сути, первым разрушенным городом, который увидела страна. И ему отдавали всю нежность и любовь. Приезжали делегации. Что-то привозили, даже американцы радовали своим "вторым фронтом". Так называли тушенку в консервах. Что ж, без нее было бы еще хуже.
Ну, а мы вернемся к нашему футболу - футболу 43-го. Сталинградские футболисты были среди первых, вернувшихся в город. Впрочем, для некоторых возвращение было чисто условным. Дорога от передовой, где они сражались с сентября 42-го до дома, занимала несколько минут. Да и домов-то ни у кого не осталось. Уцелевшие гражданские ходили босиком. Копались в обломках, выискивая тряпки, черепки, остатки мебели. Пищу готовили на кострах. Но жалоб было не так много. Мужество слилось с упрямым сталинградским военным характером.
Идея устроить футбольный матч была смелой. В начале апреля 43-го вратарь Василий Ермасов встретился с генерал-лейтенантом Ворониным. Здоровенный, почти двухметровый Ермасов до войны слыл грозой нападающих. Выбегал с неожиданной для своих ста килограммов скоростью на перехват верхних передач, не боясь столкнуться с чужими форвардами. А те, как рассказывал мне сам Акимов, вратаря-махину побаивались. Предпочитали бить по воротам издалека, облегчая жизнь Ермасову с его отличной реакцией и "Трактору".
В ответ на вопросы Воронина, как лучше отметить Первомай, Ермасов заявил уверенно: "Надо сыграть в футбол". Игра была обязана состояться 2 мая. В южной части города отыскался относительно сохранившийся стадион "Азот", туда вслед за саперами и прибыли футболистами. Саперы трудились не зря. Проходы к "Азоту" были заминированы. Вместо физической подготовки, футболисты закапывали глубокие ямы в центре поля и на беговой дорожке: только неделю назад артиллеристы увезли отсюда тяжелые дальнобойные зенитки.
Кто и каким образом прослышал о тренировках? У дурных вестей длинные ноги, а у вестей добрых? На стадион потянулись болельщики. За несколько дней до матча тонкий ручеек людей с носилками превратился в добровольный, но исключительно дисциплинированный отряд под командой Ермасова и Беликова. Футболистов к середине апреля набралось 13 человек. После по-военному длинных рабочих смен на заводе и опасных дежурств в оперативном отделе тренировались на неровном поле. На первую тренировку вышли кто в чем - залатанных гимнастерок и просящих каши сапог никто не стеснялся. Капитаном остался прежний вожак "Трактора" - Костя Беликов.
Жить игрокам было негде. Зато преподнесли футболистам щедрый подарок, которого, признаться, не ждали: разрешили оформить вызов эвакуированным семьям. Недели за полторы до майских приплыли пароходом. Такой радости, рассказывал мне Беликов, за все время войны не знали. В сторожке около стадиона с Константином Беликовым поселились еще три семейства - 14 человек. Из обстановки - 4 табуретки, сбитый из ящиков для артснарядов стол, нары. Чтобы не толпиться и не толкаться, обедали в три смены. Набирали лебеды, устраивая коллективное пиршество - овощной суп. Огороды рыть боялись: густо усеял фриц все вокруг минами. Ни разу не поссорились. Футбольная коммуна трещин не давала.
Сначала почему-то рассчитывали, что их команда встретится со столичными динамовцами. Но московское "Динамо", как сообщили, "было в разгоне" - воевали москвичи, многие - далеко за линией фронта, оттуда не вызвать. И вскоре Василий Ермасов удивил Беликова: играем с московским "Спартаком".
Спартаковцев, как рассказывал Акимов, собрали и назначили вылет в ночь на 1 мая. Когда приземлились, Акимов не поверил своим глазам: встречали их не только те, кому положено по долгу службы, но и десятки болельщиков. Одного голкипер "Спартака" помнил с довоенной поры: яростно и не взирая на недовольство соседей по трибуне, тот поддерживал "спартачей", бившихся с "Трактором", Двое - это Акимову врезалось в память, пришли на аэродром босиком. Как и откуда прознали о прибытии футбольного спецрейса - загадка неразрешимая, как и игра под названием футбол.
За неделю до матча, как помнится Беликову, в городе появилась единственная на весь Сталинград афиша. Ведь вешать объявления оказалось не на что. Зато ту написали фиолетовыми чернилами, на ослепительно белой, непривычной для военного времени бумаге.
А футболисты волновались: соберется ли народ. Как они сыграют? Лишь бы не проиграть. Подъем перенесли на 5:30 и тренировались перед работой с 6 до 8. потом прибегали на стадион поздними вечерами, после смены, и играли в мягких весенних сумерках.
Анатолий Акимов, мэтр футбольных ворот, перед матчем предупредил своего друга Беликова: "Костя, вам придется нелегко". Беликов скрыл волнение небрежным: "Игра покажет. Пришел бы народ". Футболисты переживали понапрасну. Люди пришли. Футбол - занятие мирное. Когда мужчины играют в мяч, молчат пулеметы. Кусочек мирной жизни был оторван и отвоеван. Горе, руины, разруха, и вот вам 90 минут праздника. Все вернется, встанет на места. В этом убеждали и одетые в парадную форму команды. Успели даже поставить скамейки тысячи на три зрителей. А набралось раза в четыре больше. Вход для всех бесплатный. Футболисты выглядывали из раздевалки. Двое милиционеров по-хозяйски вели под руки упирающегося пьяного, ну все как до войны.
Мяч вбросили в центр поля с пикирующего истребителя и, я, посылая запросы по всем возможным архивам, нашел летчика, фамилия - Алексей Дружков. Он и сбросил мяч с бреющего. Однополчанин Дружкова прислал мне выцветшее фото молодого парня в шлеме и франтоватом летном комбинезоне. Из Центрального архива Министерства обороны СССР пришел ответ: Дружков А.И. дослужился до заместителя комполка, прошел или точнее пролетал всю войну, закончив ее в мае 1945-го. Оставался в военной авиации еще десять лет.
Игра еще не началась, а трибуны зашумели, зааплодировали. Это генерал Скоков вручил вратарю Ермасову боевую медаль "За отвагу". И сталинградские футболисты, с которыми я беседовал, единодушны: после этого они успокоились. Составы команд радовали болельщицкие души звонкими футбольными фамилиями. Хозяева: Ермасов, Беликов, Шляпин, Пеликян, Шеремет, Моисеев… Среди спартаковцев - Акимов, Леонтьев, Виктор, Василий и Борис Соколовы, Малинин, Сеглин, Смыслов, Глазков, Тимаков, Холодков…
Спартаковцы были наиграны. В 1942-м победили в Кубке Москвы. А за своих Беликов переживал: хватит ли сил на футбол? "Спартак" ринулся в атаку. Четверть часа хозяева никак не могли выровнять игру. Москвичи били и били, но двухметровый Ермасов высился в воротах непробиваемой сталинградской глыбой. "Спартак" жал, наседал, но безуспешно. А сталинградцы воспряли духом. Громче и громче покрикивал на форвардов Ермасов: "Давай, ребята, давай!" И они дали. Георгий Шляпин, промчавшись по левому краю, сделал прострельную навесную передачу. Подбежавший Александр Моисеев ударил в классическую девятку. Анатолий Акимов и в 1983 году жаловался, ожидая моего сочувствия: не ожидал, что так сильно выстрелит. Мяч брался.
Сталинградцы выстояли. И, по-братски обнявшись, помогали выдохшимся, усталым уйти с поля. А вот из раздевалки выбраться не могли долго. Сил-то неосталось.
Банкет был по-военному строг. Несколько буханок ржаного хлеба, мерзлая картошка и селедка.
Со ржавчиной, но вкусная.