Но у Дунаевского своя судьба. Звание народного артиста РСФСР он получил в год своего пятидесятилетия. В самый разгар антисемитской компании и борьбы с космополитизмом, после кровавого разгрома Еврейского антифашистского комитета. Для музыканта, родившегося в семье банковского служащего в местечке Лохвицы, в роду которого были известные канторы, это звание в ту пору было своего рода "видом на жительство", почти правом на жизнь. Композиторам, сочинявшим "легкую музыку", как и артистам эстрады, титул "народный артист СССР" тогда не давали, что заставляло печалиться даже великого Л. О. Утесова, который был удостоен его первым среди деятелей эстрады только в 1965 году, на излете своей творческой жизни.
Вокруг смерти И. О. Дунаевского роились разные слухи и небылицы. Но стоит довериться Глебу Скороходову, одному из самых педантичных историков эстрады, который по часам описав последний день жизни композитора, приводит единственно верную причину его смерти - не выдержало сердце. За этим диагнозом - "не выдержало сердце" - пятьдесят пять лет необычайно напряженной жизни, почти полвека из которой было отдано творчеству.
Он был среди тех, для кого русские революции 1917 года - февральская и октябрьская - даровали свободу бытия, в которую он шагнул весело и бесстрашно. Он был искренне увлечен созданием великой утопии. Он жаждал перемен. Он расслышал магическую музыку новой жизни и был готов положить ее на нотный стан. В словах "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью" еще не было и намека на иронию, только энергия неслыханного преобразования бытия.
Это было время, когда создавались невероятные творческие союзы. Все знают о многолетнем сотрудничестве Л. О. Утесова и И. О. Дунаевского, которое началось еще в 1924 году. Меньше известно о дружбе Дунаевского с Д. Д. Шостаковичем, с которым его помимо страсти к музыке связывало и увлечение преферансом (о чем с неповторимым юмором любила рассказывать К. И. Шульженко). Они помогали друг другу в трудные периоды их жизни, а у одного и у другого таких было немало. И умели сохранять честность друг перед другом в самых сложных обстоятельствах. Когда Григорий Александров в трудные для Дунаевского первые послевоенные годы предложил не ему, а Шостаковичу сотрудничать с ним в работе над картиной "Встреча на Эльбе", Шостакович прежде всего позвонил Дунаевскому, чтобы не обидеть его своим согласием. Они подпитывали друг друга человечески и творчески. И дело, понятно, не только в том, что Шостакович, услышав увертюру Дунаевского к фильму "Дети капитана Гранта", публично назвал ее выдающимся явлением симфонической музыки. А Дунаевский - мастер эстрадной вокальной формы - мог дать какие-то подсказки Шостаковичу, когда тот сочинял "Песню о встречном". Просто они помогали друг другу жить и творить в трагические времена.
И это вовсе не была игра на выживание. Конечно, им надо было выстраивать отношения с властью (сознательно избегаю эпитетов к этому слову, они бессмысленны; для художника во все времена власть есть власть, как написал бы А. П. Чехов). Но они не могли позволить себе, чтобы отношения с властью убили музыку внутри них. Музыку, которая была спасением и прибежищем в эпоху, когда любая человеческая жизнь, вне зависимости от талантов и званий, могла быть размолота в лагерную пыль. Дунаевский был "необыкновенным умницей" (так часто называл его Л. О. Утесов). Про кровавое колесо эпохи ему стало ясно уже в середине 30-х. На съемках "Веселых ребят" арестовали соавторов сценария Владимира Масса и Николая Эрдмана. В 1938 году был расстрелян старый большевик Борис Шумяцкий, тот самый руководитель "Госкино", который, увидев знаменитое эстрадное обозрение "Музыкальный магазин", созданное Утесовым и Дунаевским, предложил им сделать на его основе звуковой кинофильм - так началась работа над "Веселыми ребятами". В том же 1938-м расстреляли Владимира Нильсена, оператора этой ленты, дальнего родственника Б. Шумяцкого. Даже я помню свидетельства многих бывших сидельцев (например, Д. Г. Медведенко, драматурга и театроведа), которые рассказывали о концертах в лагерях, где известные артисты, получившие разные сроки, под аплодисменты спев "Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек", надевали лагерные бушлаты и возвращались в свою зону. А сколько таких историй приходилось слушать Дунаевскому!
Но именно потому, что он был не просто умницей, а настоящим мудрецом, он знал, что жизнь человеческая не укладывается в простое черно-белое кино. И он умел из черно-белой клавиатуры рояля извлечь звуки, вспыхивающие многоцветным фейерверком счастья.
Советская "легкая музыка" ХХ века подарила созвездье замечательных талантов. Дунаевский был первым среди равных. И останется им навсегда.
Когда звучит его музыка - от самой ранней оперетты "Женихи", до самой поздней "Белой акации", над которой он продолжал работать до конца дней, понимаешь, что земные компромиссы не затронули его бессмертную душу. Он пробуждал в своих слушателях мечту о лучшей жизни, в которой человек становится подлинным хозяином своих поступков и чувств. Он вселял в нас бесстрашие. И мы до сих пор благодарны ему за это.