Трудно представить более уместную музыку в дни празднования Победы, с ее массовым культом поминания воинов, чем эта элегия Шестой симфонии Сергея Прокофьева. И особенно - ее интонация траурного шествия первой части и жуткого, "свинцового", не оставляющего никакой надежды на просветление финала, как трактует его в Шестой симфонии Валерий Гергиев. Мерный мрачный ход ее первой части - с короткими внятными репликами струнных и деревянных, с нарастающим из глубины оркестра гулом тремоло и страшным тембром туб, с разбивающимся звоном тарелок и устрашающими остинато - вся эта экстатическая звуковая трагедия медленно и подробно разворачивалась в оркестре. Причем, у Гергиева звучала не потусторонняя, тихая, кладбищенская печаль элегии, а конкретный, живой, непрекращающийся ужас тотальной смерти, разлитый в напряженной звуковой среде симфонии войны. Во второй ее части, широко раскинувшейся в оркестре красотой струнных и волшебными звуками челесты и арф, с ее благородным звуком меди, напомнившем о балетных адажио Прокофьева, Гергиев накатывал кошмарный звук, отбивающий апокалиптическими по силе ударными раскатами пульс невидимой трагической махины - страшной и живой. А уже в третьей части эта трагедия, оборачивавшаяся то неостановимым горячечным бегом скрипок с инфернальными тихими глиссандо смычков, то жуткими раскатами литавр и больших барабанов, то трубными возгласами, застыла непробиваемой звенящей стеной, безнадежной до жути. И было ясно, почему такую "элегию" Прокофьеву во времена сталинского режима не простили.
Контрастом этому мрачному и печальному посланию Прокофьева прозвучал Первый концерт Чайковского в исполнении Бехзода Абдураимова - легкий, с воодушевленной интонацией, прозвучавший в высокой исполнительской традиции. В манере узбекского пианиста не было ни преувеличенного, модного сегодня виртуозного концепта, хотя Абдураимов обладает безусловной харизмой виртуоза, ни раскатистой патетики, ни эффектных звуковых апофеозов, к которым склоняет зилотиевская редакция концерта. Зато в его исполнении была волшебная поэзия звука - мягкого, объемного, пленительно красивого как в трепетной, певучей кантилене, так и в разного калибра технических фактурах - лавинах октав, бурлящих трелях, пассажах, звенящих форшлагах, аккордовых каскадах и "пирамидах". И при этом - свежие акценты и неожиданные рельефы, заставляющие по-новому услышать хрестоматийно знакомую музыку, безупречная логика, удивительное качество воздуха, прозрачности звуковой ткани концерта. Эта особенная поэтическая энергия звука и выделяет обаятельный стиль Бехзода Абдураимова в кругу нового поколения пианистов-виртузов, привлекает крупнейших музыкантов мира. Достаточно сказать, что сегодня пианист играет 90 концертов в год, а в ближайший месяц выступит с Владимиром Ашкенази в Гонконге и Валерием Гергиевым и Мюнхенским филармоническим оркестром в Германии, а затем в Лондоне на фестивале Proms. Сольные выступления пианиста состоятся и на фестивале в Вербье.
Справка "РГ"
Бехзод Абдураимов принимает участие в Пасхальном туре Мариинского оркестра с Валерием Гергиевым: Липецк, Воронеж (10 мая) - Ростов-на-Дону (11 мая) - Сочи, Краснодар (12 мая) - Владикавказ (13 мая). Далее Гергиев с оркестром выступит в Астрахани (14 мая) и Саранске (15 мая). А 16 и 17 мая в Москве на закрытии фестиваля в Концертном зале Чайковского с музыкантами выступит 15-летний киргизский скрипач Даниэль Лозакович.
Текст публикуется в авторской редакции и может отличаться от вышедшего в номере "РГ"