Историю англичанина, который прибыл при Петре I строить Епифанские шлюзы и сгинул в вечном русском хаосе, режиссер и педагог Марина Брусникина поставила как школьный урок литературы. Артисты испытали на себе политику кнута, разобрали со словарем непонятные выражения, полистали позорные страницы родной истории и оставили открытым вопрос "Как так вышло?".
Доска, парты, анахроничный зеленый абажур на учительском столе. Мигает под потолком лампа дневного света (такая же неизбывная русская беда, как разбитые дороги). По стенам портреты - не привычные Пушкин с Толстым, а сплошь писатели, познавшие ужас государственной защиты: Цветаева и Шаламов, Ахматова и Солженицын.
- На всех литераторов, кто под этот каток попал, нам бы никаких стен не хватило, - напомнил сценограф Николай Симонов. - Мы сразу решили не иллюстрировать, не разыгрывать, а исследовать повесть Платонова. Если бы по камерной сцене скакали потные мужики с бородами петровской эпохи, мы бы скатились в петрушечность.
Спектакль ставили со стажерами из колледжа при МХТ имени А. Чехова. Ребята фиксировали все, что им было непонятно в повести, копались в Сети (конечно, предпочитая не столько мрачные экскурсы в прошлое, сколько анекдотические - вроде смешных указов Петра I, велевшего именовать суслика хорьком). Их поколению понять "люблю Россию я, но странною любовью" помогают песни звезды интернета Игоря Растеряева и воронежской группы "Сектор Газа".
- Я как-то привыкла, что мое отношение к Платонову разделяют и остальные. Здесь же столкнулась с поколением, которое по-другому воспитано школой, ничего подобного не читает и не хочет знать, - призналась Марина Брусникина. - Мы с актерами существовали в конфликте. Кто-то и вовсе сказал: "А зачем нам это? Мы хорошо живем". Я колебалась: может, их и правда не нужно их мучить? Но потом нашла аргументы.
Брусникина часто ставит русскую прозу, и именно малоизвестную. Ход, найденный для Платонова, на первый взгляд кажется лобовым. Да, текст тяжело читать: волшебное платоновское "косноязычие" помножено на его попытку имитировать стиль петровской эпохи. "Сколь разумны чудеса натуры, дорогой брат мой Бертран! Сколь обильна сокровенность пространств, то непостижимо даже самому благородному сердцу! Зришь ли ты, хотя бы умозрительно, местожительство своего брата в глубине азийского континента?" - вот так открывается повесть, и многие, думается, на этой фразе знакомство с ней прервали.
Но молодежи (да и не только ей) читать тяжело в принципе. И что же, любой материал решать как инфотейнмент (информация+развлечение)? У Платонова много непонятных слов и терминов: мелиорация, шлюзы, "Искандер завоевывал, Веспуччи открывал", чумаки и желонки, пыточная изба… Ну, а в "Онегине" их что, меньше?
Впрочем, сомнения отходят в сторону, когда в начале спектакля звучит вопрос в зал: "Кто читал "Епифанские шлюзы"?" В Воронеже, на родине Платонова, поднялось десять рук. В Москве, по признанию режиссера, их обычно две-четыре. Да и ведут себя зрители частенько так же, как подростки на нелюбимом уроке: опаздывают, хлопая дверями, не отрываются от смартфонов, принимают звонки (выключают мобильники, возможно, те же, кто читал повесть…). В начале спектакля зал залит светом, так что публика выглядит продолжением расположившегося на сцене класса.
Разбирая текст Платонова, актеры-ученики выдают то свои соображения, то отрывки из его писем к любимой. Подобно герою Бертрану Перри, автор работал мелиоратором в эпоху, когда за ошибки снимали головы. Дети "отправляются" в Епифань, разыгрывают свадьбу тамошней бабы с немцем-инженером - застольная песня идет под жесткий ритм, в стуке ладоней - и молотки петровских верфей, и некрасовская железная дорога, и индустриализация, и шепот доносчиков… Очень русский, зловещий выходит перестук.
В этот "изобразительный" ряд становятся и фрагменты собственно повести.
"- Неужели мы так народ и вправду умучили? - спросил Перри.
- Да што ты, Бердан Рамзеич! Это у нас народ такой охальник и ослушник! Ему хоть ты што - он все челобитные пишет да жалобы егозит, даром што грамоте не учен и чернильного состава не знает… Вот погоди, я их умещу в тесное место! Я им покажу супротивщину чинить и царю без угомону писать… Ведь это наказанье господне! И зачем их слова обучали говорить? Раз грамоты не разумеют, и от устных слов надобно отучить!.."
Ужас всего, что приключилось с англичанином в беззаконной русской глуши, в спектакле рассеян. За трагизм "отвечают" трое взрослых персонажей - они и вытягивают в финале ту высокую ноту, без которой спектакль-ликбез остался бы простой литературно-музыкальной композицией.
Когда в тюрьму к Бертрану Перри приходит "хам-палач" с дикими глазами насильника и велит скидывать портки, свет гаснет и раздается оглушительный звонок. "Зачем так пугать?" - ворчит в воронежском зале "епифанская баба" XXI века. Вот и затем.
На доске остается заглавие повести, вопрос урока "Как так вышло?" - и неизъяснимо-русское "Душа векует и бедует".
Марина Брусникина, театральный режиссер и педагог, помощник худрука МХТ имени А. Чехова, заслуженная артистка РФ:
- "Епифанские шлюзы" - возможность посмотреть на себя со стороны, глазами тонкого и умного иностранца Бертрана Перри. Важно, чтобы мы ужасаться тому, что так происходит в России в разные времена. Мне кажется, герой Платонова - человек не из массы, со своеобразным взглядом на мир. Герой поэтический, объемный. Не то чтобы не совпадающий со временем, но… отдельный.
Иван Шибанов, заслуженный артист РФ, актер Театра под руководством Олега Табакова, исполнитель роли Бертрана Перри:
- Мне кажется, я знаю Платонова чем дальше, тем хуже. Его герой - это в первую очередь очень русский человек, который счастлив только в несчастье. В Европе чистенько, аккуратненько, строго по расписанию. Люди счастливы. Но по большому счету они испытывают лишь две эмоции. Когда хорошо - улыбаются. Когда плохо - грустят. Для русского человека "грустить" - это ничто. Нужно страдать, прыгать, как Мандельштам, в окно, ломая ногу, переживать пытки и умирать где-то на пересылке. Только так. Не зря в спектакле звучит фраза Платонова "Как хороша жизнь, когда счастье недостижимо и о нем лишь шелестят деревья и поет духовая музыка в Парке культуры и отдыха".
Политика кнута и пряника на нашей территории не очень работает. Западное общество процветает под знаменем пряника, когда жители счастливы от того, что власти о них заботятся. У нас же чем больше кнута, чем несчастливее люди, тем больше это называется "воспитание любовью"… Кстати, молодых актеров "Табакерки" это напрямую касается. На них действует только кнут, и чем он длиннее, тем лучше.
Мой персонаж в спектакле попадает в русскую систему координат, где не работают законы государства, логики, физики… И мне это нравится почему-то. Раньше я в силу возраста не мог что-то глубокое вкладывать во фразу "Я люблю Родину". Когда Олег Павлович Табаков говорил, что русского человека от любого другого отличает "любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам", - я видел в этом просто красивые слова. Сейчас понимаю, что так оно и есть. И наша история именно про вековые пепелища, нами же зачастую и созданные.
Для меня Платонов - прививка хорошей литературы, которая действует на мозг как антивирус. Когда в "Звездных войнах" сын убивает отца световым мечом, юный зритель не содрогается - они же враги, надо убивать. На этом фоне особенно хочется научить детей сочувствию.