- Импозантного мужчину играть трудно, - признается Державин. - Все-таки на твой характер накладываются образы других людей, сыграв серьезную роль, ты оставляешь в своем характере чуточку того, что ты узнал про своего героя, ты меняешься после него. И ты уже герой немного другого романа.
Добытчик рублей
Ваш роман с кино начался с ролей без слов...
Михаил Державин: Я студента из "Разных судеб" в 1956-м вспоминаю с благодарностью, все же взяли посниматься, заплатили. А в "Они были первыми" у моего студента Горовского были уже целые предложения! Мой папа много играл в театре и снимался, но он к тому времени уже несколько лет как умер, и я был кормильцем семьи, в которой кроме меня были две младших сестрички и мама. Так что я был не только героем на экране, но и добытчиком рублей для жизни.
Актеры к 80 годам накапливают за сотню ролей в кино, у вас же их всего около трех десятков... Вам театр ближе?
Михаил Державин: Да, я не могу пожаловаться на то, что меня не звали в кино - меня звали, но я сам отказывался. Я со временем начал играть много главных ролей в театре и как человек ответственный не мог сначала неделями репетировать, а потом пойти в дирекцию и отпроситься на пусть даже и хорошую роль в кино. Это же надо исчезнуть на какое-то время, а на спектакль затрачен труд моих партнеров и режиссерская работа...
Зато вы с вашей импозантной внешностью не сходили с телеэкранов - начиная с "Кабачка 13 стульев" и до недавнего "Хочу знать" на Первом.
Михаил Державин: А потому что "Кабачок" можно было делать не отходя от труппы: за постановку взялся наш Георгий Зелинский, ассистент Валентина Плучека. И на главные роли были взяты молодые актеры Тетра Сатиры: мы приезжали на съемки, в только что построенный Останкинский телецентр по ночам, в готовые декорации программы и работали. А со временем начали приезжать туда уже в своих, купленных за счет заработка на телевидении малолитражечках.
Игры с Рихтером
Ваше детство было таким, что после него трудно было не стать актером.
Михаил Державин: Мой папа был ведущим актером Театра Вахтангова, наш арбатский дом был заселен вахтанговцами, и в нашей квартире постоянно бывали знаменитые гости. Я очень хорошо помню, например, дядю Колю Черкасова - он приходил ночью с группой актеров.
А на Новый год вы, говорят...
Михаил Державин: ...да, кочевали по дому из квартиры в квартиру, на устроенные для нас, детей, елки. Я помню, открывалась дверь - и нас встречал Святослав Рихтер и тетя Нина Дорлиак, его жена, потрясающая певица. Потом мы перемещались в квартиру народного артиста СССР Журавлева, потом праздновали у Кольцовых. Атмосфера на этих вечерах была фантастически дружеской и творческой! Игры были, скажем, такие: Рихтер наигрывал мелодию и спрашивал: кто это? Имея в виду не композитора, а про кого из находящихся в зале он сыграл. Все кричали: "Мишка Державин!" "Правильно!" - и Рихтер показывал записочку, где было написано, что отрывок про меня.
Вы чувствовали себя звездным мальчиком в такой обстановке?
Михаил Державин: Присутствие знаменитостей было для нас чем-то само собой разумеющимся, мы привыкли к тому, что они где-то рядом катаются в автомобилях, садятся в лифты... А потом я познакомился и со знаменитостями из правительства, когда жил в доме на Грановского и моим тестем был Буденный. Однажды я стоял у подъезда, ждал Семена Михайловича, на улице стояли машины, поджидая своих маршалов, и те к ним один за другим выходили. Я скромно стою тут же, мы общаемся, и рядом стоит какой-то мужичок и только восклицает: ой, Ворошилов! Ой, Рокоссовский! Малиновский! Жуков! И вдруг замечает меня: ой - Державин! И все маршалы, которые это слышали, расхохотались, потому что для него я оказался "круче", чем они!
А дети ваши тоже не "звездные"?
Михаил Державин: Нет. Им просто тоже с детства были привычны обитатели нашего невероятного дома, но они приучены гордиться собственными успехами, а не дедушкиными.
Меняем текст
Вы уже десятки лет в театре, позади десятки ролей - неужели есть еще несыгранное?
Михаил Державин: Знаете, с годами становишься избирательнее, не хочется повторяться. На правах старого друга - а мы с Александром Ширвиндтом знакомы с тех самых новогодних утренников, его папа был знаменитым скрипачом - мне не возбраняется, прочитав что-то интересное из русской классики, прийти к нему в кабинет худрука и сказать: "Шура, обрати внимание на эту пьесу, ее никогда не играли". А он знаете, что отвечает? Ошибаешься, говорит, ее в Тамбовском театре играли в 60-х. Да и в Симферополе ставили - и даже называет имена артистов.
Вы с Ширвиндтом дружите десятки лет - и все равно, когда встречаетесь, находите темы для общения.
Михаил Державин: Конечно, нам всегда есть что обсудить. Разговариваем большей частью о работе, обсуждаем текущие события, премьеры. Во-вторых, мы репетируем. И это очень интересные репетиции, в которых мы часто сходим с авторских слов, начинаем обсуждать тему пьесы, особенно современной. Ширвиндт очень тонко чувствует современность, видит ситуацию в стране, умеет разговаривать на любом языке - блестяще, кстати, владеет матом... Мы в ходе наших репетиций-разговоров, случалось, приходили к иным выводам, нежели авторы! Но с большинством из них - договаривались, вместе меняли тексты, и иные даже говорили, мол, здорово, ребята, мне и в голову это не приходило.
Актеры часто рассказывают про казусы, случившиеся с ними на сцене. С вами такое бывало?
Михаил Державин: Много раз. Например, ты выходишь, читаешь монолог, а твой партнер не появляется, ну, задержался где-то в гримерке, и ты стоишь один. И если ты давно в этом спектакле, то импровизируешь или говоришь, скажем, "Тетя Надя, позовите..." и назвать второго героя. Чем ты профессиональней, тем интереснее выкручиваешься из таких положений. Иногда актер приходил не вполне трезвым. И тогда надо было донести смысл сцены за него, пересказать его слова, как-то так: "Он нам хотел бы, наверное, рассказать про..." Зрители, которые первый раз видели спектакль, принимали это хорошо, а приходившие во второй и третий раз говорили: что это, текст переписали? Случалось, что оставшиеся на сцене играли лучше опоздавшего артиста. Плучек ругался, но ему отвечали: "Да, Валентин Николаевич, но сцена-то "поднялась"!