Слово "коллекционер" в нашей культуре ассоциируется прежде всего с именами его великих собирателей - братьев Третьяковых, Щукина, Морозова. Могут ли сегодня российские коллекционеры сохранять историко-культурное наследие страны, какое для этого нужно законодательство, возможно ли государственно-частное партнерство - лучшие коллекционеры страны вместе с ведущими музейщиками обсуждали это на слушаниях в Общественной палате. Одновременно с дискуссией в ЦДХ открылся российский форум коллекционеров.
Директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова, напомнив, что Третьяковка как музей, безусловно, является результатом частной инициативы, и отметив огромную роль даров российских коллекционеров в больших музейных собраниях, подчеркнула, что сегодня коллекционеры остаются единственными собирателями современного искусства девяностых и нулевых годов - у музеев на это часто нет денег.
Сегодня в России примерно 5 процентов произведений искусства, которые можно считать национальным достоянием, находятся в руках коллекционеров. В мире эта цифра составляет до 25 процентов.
Переживающее сегодня бурное развитие российское коллекционирование надеется на налоговые преференции для меценатов и мягкие правила ввоза и вывоза искусства (законопроект об этом как раз находится в Думе). "РГ" предлагает экспертный взгляд на российское коллекционирование директора Эрмитажа Михаила Пиотровского.
- Все музеи мира состоят из вещей, собранных коллекционерами. А все частные коллекции рано или поздно превращаются в части музеев или в целые музеи - и это естественный и важный исторический процесс. Эрмитаж всегда помнит о своих коллекционерах, как царственных, так и всяких прочих. Сейчас мы готовим выставку коллекции Щукина в Париже, и будем рассказывать там не только о ней, но и о самом коллекционере. Это, если хотите, пропаганда идеала и образца - русский бизнесмен-коллекционер.
А летом этого года российские коллекционеры, фонды и художники в центре Помпиду в Париже открыли выставку "Коллекция", которую потом подарили центру. И это очень красивый жест. Он вводит русское искусство в контекст мирового, из которого оно часто выпадает, поскольку русских коллекций нет в мировых музеях. Уж не говоря о том, что выставка повышает капитализацию представленных на ней художников.
Но несмотря на то, что музеи строятся из коллекций, надо понимать, что на этапе коллекционирования искусство является частью рынка. В советское время у нас все коллекционеры считались, грубо говоря, подпольными торговцами. Потом мы стали относиться к ним нормально. Сейчас самые больные постсоветские вопросы решились. Коллекционеры более или менее защищены законом. Они сегодня в почете, их уважают, выставляют и ценят в музеях. Но сейчас заканчивается этап эйфорического их восприятия. И начинается новый, когда мы должны все отношения с ними построить более разумно и правильно.
Бесспорно правильная линия развития сегодня - создание частных музеев в России. Их надо всячески поддерживать и Союз музеев России это делает. Уже зарегистрированным частным музеям надо давать определенные преференции.
А вот что касается коллекционеров, то поняв, что без художественного рынка не обойтись, мы должны уже думать не только о преференциях для него, но и об ограничениях. В законопроекте о ввозе и вывозе художественных ценностей, на мой взгляд, нет жестких мер по отношению к коллекционерам. Особенно, если учитывать международный фон (в Германии, например, принимается новое законодательство, весьма ограничивающее передвижение художественных ценностей из этой страны). В защите от жестких правил сейчас нуждаются скорее музеи, чем коллекционеры. Это музеям надо облегчать возможности перемещения искусства. Союз музеев еще будет работать с этим законопроектом, но небольшое количество преференций для коллекционеров в нем, на наш взгляд, справедливо и правильно.
Подчеркну еще раз, что пережив, условно говоря, период дружбы между музеями и коллекционерами (наши музеи первыми стали выставлять частные коллекции, радуясь росту цены на картины, в попечительские советы музеев вошли известные коллекционеры), мы сейчас вошли во время более тщательного выбора пути в наших отношениях.
Нас многому научила, в частности, нашумевшая петербуржская история с арестом Елены Баснер. Она показала, что коллекционеры, попадая в сложную ситуацию не совсем удачной покупки или ценового проигрыша, бесцеремонно вовлекают в скандалы доброе имя музеев. Давший им неверный совет эксперт мог 10 лет назад работать в музее, а имя музея бесцеремонно полощется в скандале сегодня. И превращать судебные разбирательства с экспертом, который подвел коллекционера, в назойливые и необоснованные разговоры о подделках в музеях - тоже нехорошая тенденция.
У нас в Эрмитаже мы никогда не проводили никакую официальную экспертизу для коллекционеров. И сейчас такие экспертизы, по сути, запрещены, потому что связаны с очень серьезной юридической ситуацией. Эксперты во всем мире, вынося экспертные заключения, отвечают за них по суду. И поэтому музейные люди во всем мире перестают давать экспертизы. Потому что если ты сказал "Это - Пикассо", на тебя подадут в суд те, кто так не считает. А если сказал "Это - не Пикассо", в суд подадут те, кому выгодно обратное.
Мы несколько раз обсуждали это на наших юридических форумах, на семинарах. Это все очень деликатные поля - эксперты, музеи, коллекционеры, торговцы. И нам нужно стараться установить очень деликатные отношения друг с другом. После истории с Баснер и Григорьевым стало ясно, что мы все-таки еще не доросли до ситуации добрых и тесных отношений между коллекционерами и музеями. Оказалось, что мир музеев и художественный рынок не так близки и связаны друг с другом. И отношения еще надо отшлифовывать.
Союз музеев этим занимается. Мы еще проведем целую серию обсуждений законопроекта о ввозе и вывозе культурных ценностей. Пока при ввозе у коллекционеров больше прав избежать пошлин, чем у музейщиков. Это надо уравновесить. И после эйфорического периода в наших отношениях, многое доработать в них.
Текст публикуется в авторской редакции и может отличаться от вышедшего в номере "РГ"