Спектакль поставил приглашенный из Польши режиссер Гжегож Яжина. С пьесой своего соотечественника он уже обращался много лет назад, но с тех пор свои взгляды на нее пересмотрел. Отбросил любовные отношения и оставил две простые и беспощадные мысли: человек боится быть иным - это раз. Два - "иных" не принимают ни другие люди, ни система.
Ивонна - чужая, она не ко двору. Она непонятна и раздражает. Ее хочется выдавить и уничтожить - это инстинктивное желание общества. И в последнее время оно во всем мире лишь обостряется, считает Гжегож Яжина. И тема молчания тоже - люди стали реже высказывать свое мнение. Эту мысль режиссер вербализовал вставками текстов, которых нет в пьесе. В них напомнил о страхе оказаться в меньшинстве, о видах самоцензуры и о тотальном контроле над средствами коммуникации.
Ивонна почти не способна к общению и, значит, ее почти нельзя контролировать. Значит, ее нужно устранить, вычеркнуть из системы. При этом сама Ивонна пытается следить за ситуацией - незримо оказывается там, где ей быть по тексту пьесы не положено. Например, она слышит все заговоры против себя, знает, как ее планируют убить. Слышит речи и стихи королевы. Та снимает себя одежду и оказывается в латексном костюме, имитирующем обнаженное тело. Она же ощущает, что за ней подсматривают, оттого и чувствует себя голой.
Здесь вообще все персонажи обнажаются. Разоблачаются. Становятся очевидными - под прицелом тотального молчания. Ивонна в интерпретации Гжегожа Яжины - не жалкая замарашка. Иногда она кажется андрогинным существом - в комбинезоне, с очень короткой, ершистой стрижкой. И она не просто молчит, но и пытается сопротивляться - за столом отплевывается сливками и бросается грушами. Выбивает из рук исследователей диктофон. Она - существо, достойное изучения. И принц Филипп с друзьями ее изучают. Ставят эксперименты, записывая все на камеру и на диктофон. Задают вопросы, тестируют пятнами Роршаха (тест швейцарского психиатра, известный с 1921 года: по тому, что индивид увидит в кляксе, определяются особенности его личности).
Ивонна молчит, ей подсказывают свои ассоциации, толкования - и ждут кивка головы. Со временем симметричное пятно Роршаха разорвется надвое и расползется по световой меридианной сетке в разные стороны. Станет похоже на материки на карте, на два мира, которые становятся друг от друга все дальше. Издевательства над Ивонной режиссер Яжина ужесточает, они уже не только моральные, как у Витольда Гомбровича, но и физические. Вполне конкретное насилие короля над принцессой - и фразы о том, что с ней можно делать все, что угодно, - выходят на другой уровень и приобретают некий изощренный смысл.
Сценографом спектакля стал художник Петр Лакомы - это его дебют на театральной сцене. Но режиссер и хотел избежать излишней театральности, хотел столкнуть старый текст и новое искусство. Лакомы решает пространство предельно лаконично. Из декораций - полый цилиндр и параллелепипед, который от сцене к сцене разбирается на составные фрагменты. Все остальное создают видеопроекции и свет.
Свет здесь - особая история: то обостряет тени, заставляя их жить отдельной жизнью, то "глушит" все вокруг и делает реальность ватной. Пространство интерактивно - это не просто дань моде, это визуальное свидетельство того, как система реагирует на действия индивидов. Специальная камера фиксирует движения актеров и изменяет фон - и вот уже световая сетка пульсирует и нервно дергается. Датчики отзываются на передвижения по сцене - и вот актеры уже сами творят звуковое пространство, траекторией движения пишут партитуру спектакля.
Отдельную роль отведена терменвоксу - электронному инструменту, создающему звук с помощью электрического поля (изобрел его когда-то, напомню, Лев Термен в Петрограде). Им управляют взмахами рук - терменвокс чуток к внешним раздражителям, требует долгих упражнений и абсолютного слуха. Нуждается в особом подходе - так же, как сама Ивонна. Она играет на нем - сначала руками и телом транслирует свою боль, потом подключает голос и пытается петь в унисон. В вакууме. Дуэт с инструментом оказывается более чутким, чем люди вокруг.
Чтобы избавится от Ивонны, семейство подает на праздничный стол карасей. Они - костлявы, она - стеснительна, в присутствии гостей непременно должна подавиться и умереть. Король и королева приглашают всех к столу, произносят "раз-раз", будто проверяют микрофоны. Травля - как праздник, убийство - как представление, избавление от иного - как торжество. Ивонна трижды пытается сбежать - она ведь точно знает, что случится дальше. Но побег из Системы невозможен, ее всякий раз возвращают. И вынуждают поперхнуться.
На нее давят - и она давится. Потому что всякая личность сама по себе - как кость в горле.
Текст публикуется в авторской редакции и может отличаться от вышедшего в номере "РГ"