Сергей Владимирович, Екатеринбург холит и лелеет "Россию" уже почти три десятка лет и очень им гордится…
Сергей Урсуляк: Правильно делаете, это очень хороший фестиваль!
А вы, режиссер игрового кино, знали о нем до того, как получили предложение возглавить жюри?
Сергей Урсуляк: Конечно, знал, ваш фестиваль имеет серьезную репутацию. Более того, лет восемь-десять назад я уже был членом жюри, и тот фестиваль мне понравился, было много отличных картин.
Принято считать, что неигровое кино создает объективный образ сегодняшнего дня. Какая картина мира у вас сложилась после просмотра фильмов конкурсной программы?
Сергей Урсуляк: Во-первых, достаточно пестрая. Во-вторых, чуть-чуть однозначная. Мне недостает объема. Мы очень хорошо, с болью и драматизмом, рассказываем о наших потерях и утратах, о том, как тяжело живется, что у нас плохо и отчего не получилось, и совершенно разучились рассказывать о счастье.
Именно об этом члены жюри говорят много лет, правда, градус претензий все же снижается - от "ужас-ужас" до мягких упреков: хорошо бы, мол, уже и что-то разумное, доброе показать с экрана…
Сергей Урсуляк: Да и мне бы хотелось, чтобы кто-то представил не лакировочное кино, а взгляд человека, который не только скорбит об утраченном, но и понимает, что нужно жить. И кто-то ведь живет. Требуется какая-то позитивная программа, рождаются же дети, например, они же от счастья рождаются! И, стало быть, про это тоже нужно говорить, думать. Этого взгляда мне не хватает.
Герой нашего времени - вы его увидели на экране?
Сергей Урсуляк: Намечаются герои. Или героини… Это люди, изо дня в день работающие, причем на очень сложных участках, например, в школе или в инспекции по делам несовершеннолетних. Здесь и нужно сегодня искать героя.
То есть подвиги наши современники совершают в мирных условиях?
Сергей Урсуляк: Был в программе фильм о летчиках "Форсаж". Я не могу сказать, что они герои. Да, показана драма, трагедия раскола двух братских народов, страшные моральные и нравственные перипетии, с этим связанные. Да, это люди, сделавшие выбор, пережившие трагедию. Но герои - и те, кто просто работает. В антисанитарных, я бы так назвал, условиях стараются делать свое дело, потому что мы живем не в идеальной стерильной обстановке.
В свое время заместитель председателя Союза кинематографистов России Клим Лаврентьев, много лет бывший президентом фестиваля, отказался от своего поста в знак протеста против того, что в конкурсе победила картина, на его взгляд, "порочащая честь страны". А его согласие вернуться многие восприняли как "уход "России" в патриотический крен" и свидетельство субъективного отбора фильмов. По-вашему, где грань между позицией художника, который искренне видит реальность в мрачных оттенках, и лукавым очернительством?
Сергей Урсуляк: Грань на самом деле очень узкая и опасная. При таком подходе книга Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву" не попала бы на наш конкурс как явно антироссийская, а плохая, но прославляющая книжка - попала бы. Это неправильно. Нужно широко смотреть на вещи. Люди снимают так, как они видят. Есть темы, которые подпадают под Уголовный кодекс, - они запретны, да. А в остальном…Скажем, должны ли мы знать правду о героях-панфиловцах? Сейчас об этом идут серьезные дебаты. Тот, кто говорит, что их не было, покушается на святое, на нашу историю или все же нет? Мне кажется, эта проблема высосана из пальца. Есть легенда о двадцати восьми героях-панфиловцах, и пусть она остается. А есть исторические факты, есть реальные события в Подмосковье осенью 1941 года, и это другая тема разговора, другая реальность.
То есть вы считаете, что эти реальности могут существовать параллельно? Кому-то нужен исторический миф, кому-то факты, и пусть каждый получит свое?
Сергей Урсуляк: Совершенно верно. И тот, кто раскапывает вероятные (или невероятные) факты, например о блокаде Ленинграда, не покушается ни на нашу Победу, ни на жертвы, ни на страдания, это другая линия жизни, линия науки. Сейчас эти разговоры, скажем так, не поощряются. Но запрещать людям думать иначе нельзя. Другое дело: говоря о таких вещах, нужно иметь особую тонкость души и не делать то, что оскорбляет чувства других людей. Это я к тому, что и ограничивать темы фестиваля ни в коем случае нельзя. Кто определит грань между болью за родину и нелюбовью к родине? Да я родину свою не люблю по пять раз на дню, но в целом-то - люблю! Мы же мужа, жену или детей можем сию секунду ненавидеть, но это не отменяет огромной любви и проживания вместе до конца дней.
Вы снимаете картины об очень сложных периодах истории нашей страны, и они зачастую попадают под жестокий обстрел критиков. Как вы относитесь к кинокритике? Прислушиваетесь ли к ней? Какой она должна быть, чтобы приносить пользу вам и зрителю?
Сергей Урсуляк: Вообще-то, спрашивать режиссера о кинокритике - все равно что спрашивать Великого князя об Октябрьской революции.
Извините!
Сергей Урсуляк: Кинокритика бесполезна. Фильм снят. Меня не переделать. В следующий раз я повторю все те же ошибки, потому что они - часть меня. Критика должна исходить из любви к предмету - к режиссеру, фильму, к кино в целом. Но, к сожалению, сегодня критика сводится к рассказу о том, как бы он, критик, снял это кино, если бы умел. Поэтому кинокритика для меня - это параллельная реальность. И к тому же сегодня 90 процентов отзывов формируются до того, как увидена картина.
В свое время вы работали над циклом исторических передач "Новейшая история" на канале НТВ. А если бы вам поручили написать новый школьный учебник истории, каким бы он был?
Сергей Урсуляк: Что вы, я бы не взялся! Но если помечтать… Он был бы интересным, ни в коем случае не наукообразным. Он давал бы образное понимание того, чем жили люди. Он обязательно уделил бы внимание сопоставлению того, что происходило в мире в одно и то же время. Главное, мне кажется, ребенку необходимо эмоциональное понимание времени, о котором идет разговор, поэтому бытовые подробности так же важны, как и дата. Даты забываются, а впечатления остаются. Учебник истории должен быть эмоционально заразительным! Начинать стоит с простого. Ребенку прежде всего надо дать ощущение огромности нашей страны.
У вас оно наверняка было в детстве, когда вы с родителями жили в Магадане, а каникулы проводили у бабушки в Подмосковье?
Сергей Урсуляк: Да! Когда летишь четырнадцать часов с пятью посадками, то думаешь: вот это да! Вот она какая! Вот это Родина! Ощущение масштаба нужно детям дать, а не просто на карте границы показать. И историю региона рассказывать обязательно, с малой родины, ее своеобразия начинается большая история.
Вы были режиссером замечательной программы "Дог-шоу", ваша "Новейшая история" производила фурор, ворох призов собрал дебютный фильм "Русский регтайм", "Ликвидацию" называют образцом жанра, "Жизнь и судьбу" - великим фильмом… Когда вы собирались снимать сериал по Акунину, газеты сразу написали: Урсуляк едет по жизни в алмазной колеснице. У вас есть такое ощущение?
Сергей Урсуляк: Нет, что вы… То есть, конечно, я живу хорошо - есть любимое дело, люди, которых я люблю, я не вступил, слава богу, в полосу потерь и болезней. Но жизнь сложна для всех, и не стоит думать, что я просыпаюсь и меня везут в Кремль… на алмазной колеснице. Я тоже думаю, где мне заработать, и не пора ли менять мою одиннадцатилетнюю машину - это к вопросу о колеснице. Живу, как все…
Как ваше образцовое советское детство влияет на теперешнее отношение к жизни?
Сергей Урсуляк: Вы знаете… я весь оттуда. Я остался глубоко советским человеком по очень многим вещам. Не могу сказать, что удачно вписался в сегодняшнюю реальность. Конечно, грех жаловаться, но не все меня сегодня радует. Хотя понимаю, что и радоваться, и огорчаться мне осталось не так уж много. У меня уже взгляд человека, едущего с ярмарки… Именно поэтому очень не хватает взгляда молодых. Хочу, чтоб они меня зацепили, убедили, что и сегодня, сейчас стоит жить. Я не преувеличиваю то хорошее, что было в прошлом, но я его помню. И мне многого не хватает - дружбы народов, например. Или того, что человек проходит как хозяин. Может, это было ложное ощущение, но оно было.
27 фестиваль документального кино "Россия"