А в самом начале декабря Миронов, как художественный руководитель Театра наций, участвовал в Совместном заседании Совета по культуре и искусству и Совета по русскому языку при президенте. Речь шла об укреплении единого культурного пространства страны. В том числе - и о поиске новых форматов прочтения классики и в литературе, и в театре, и в кино. Зашла речь и о свободе творчества, и об ответственности художника. Как провести четкую грань между, например, художественной акцией и хулиганской выходкой?
Первым Владимир Путин обратился на заседании к Миронову: "Евгений Витальевич, таких, как вы, по пальцам пересчитать можно, не только в нашей стране - и в мире. Где же мне найти таких чиновников, как вы? Понимаете, это непростая задача. Для людей, которые занимаются гораздо более простой работой, чем творчество, для них нужны более точные критерии. Помогите мне это сделать, ладно?". Худрук Театра наций, отвечая, высказал опасения, возникшие в последние месяцы в профессиональной театральной среде - напомнив о недавних резонансных конфликтах вокруг некоторых выставок и спектаклей. С этого и началась наша беседа с Евгением Мироновым накануне премьеры "Иванова".
В последнее время общество стало легко возбудимым - как только речь заходит о творческом процессе. В Омске вдруг подозрительной показалась старая и всем известная рок-опера "Иисус Христос - Суперзвезда". В Петербурге раздражителем стала вдруг выставка в Эрмитаже. Или вдруг начинается скандал вокруг фильма, которого еще никто не видел… Отчего это, как по-вашему?
Евгений Миронов: Проблема, я думаю, тут одна: у общества потеряно доверие к профессионалам. Я сейчас говорю даже не про "общественников", я говорю вообще про наше общество. Мне это кажется очень неправильным и несправедливым. Я хуже разбираюсь в изобразительном искусстве, чем директор Эрмитажа Михаил Пиотровский. Даже если мне не нравится какая-то выставка, и я ее не принимаю, мне важно послушать все-таки мнение серьезного профессионала, который объяснит, в чем ее ценность и скажет - искусство это или не искусство. То же самое и с кино, и с театром. Конечно же, ответственность должны чувствовать и эксперты, выносящее суждения, и сами художники - президент страны абсолютно прав. Но как сделать так, чтобы в таком споре общества и художников, власти умели сделать вовремя шаг назад? Я очень хорошо понимаю иных чиновников. Было письмо от "общественной организации" к представителям власти: ценности в этом спектакле - западные, навязывание западных ценностей позор для русской нации, для нашей родины… Да, в конце концов выяснилось, что формально закон был соблюден, факта официального цензурного запрета не было, а спектакль был отменен якобы чисто по экономическим соображениям. Но все понимают, о чем ищет речь - о страхе, что кто-то "обидится", придет, сорвет спектакль, испортит скульптуру или фотографии... Как с этим бороться, надо обсуждать всем вместе. Я очень благодарен президенту за то, что он остановил внимание на этой проблеме, подчеркнул, что свобода творчества у нас в стране защищена законом. Думаю, что сам факт такого обсуждения на самом высоком уровне, с руководителем государства, уже сигнал о том, что прежде, чем судить о чем-то, надо поинтересоваться мнением профессионалов.
Сейчас такое время, любое слово может убить. Или навредить. Мы в Театре наций в рамках создания "Театрального квартала" недавно открыли "Новое пространство", где мы хотим активно работать со зрителями. Они не виноваты в том, что еще не знают кто такой Роберт Уилсон. Или Ян Фабр, выставка которого в "Эрмитаже" встревожила так называемых радетелей нравственности. Почему же нам самим не начать просветительскую работу с публикой? Это не наше изобретение, сейчас многие театры поняли проблему и стали работать со зрителями - знаю, что Андрей Могучий, худрук БДТ, тоже этим занимается...
После скандала с "Тангейзером" вы позвали Тимофея Кулябина ставить спектакль в Театре наций. Приглашать таких вот сложных, конфликтных или революционных режиссеров - это для вас риск или нет?
Евгений Миронов: "Тангейзер" тут ни при чем. Тимофей Кулябин был приглашен в Театр наций, когда имя режиссера мало еще кто знал в Москве. Никакой он не сложный и не революционный для меня. Он очень серьезный, очень талантливый молодой режиссер, который интересно развивается. Кулябин поставил два спектакля на малой сцене театра, одним из которых она и открывалась почти четыре года назад. Теперь он работает у нас на большой сцене.
То есть Чехов у вас не будет переписан заново, несмотря на то, что действие пьесы перенесено в современность?
Евгений Миронов: Если вы усядетесь в зале и начнете в темноте сверять текст из собрания сочинений с тем, что произносится на сцене, то каких-то реплик вы не досчитаетесь, а несколько слов будут отличаться от оригинала. А так - все на месте. Зрителю должно быть интересно смотреть на сцену, а не в книгу. Мы считаем, что раз Чехов писал о своих современниках, то и мы имеем право играть пьесу о современниках. Действие происходит в российской провинции. Я для себя определил даже, какой именно это город - Вольск в Саратовской области, я там был недавно. Маленький, красивый такой, уютный городок на Волге. Туда Иванов приезжает после Московского университета поднимать родной город, место, где жили его родители. А потом вдруг все ушло в песок, обессмыслилась его деятельность а он придавал ей большое значение… Так что по сути ничего не поменялось. В последнем акте у нас есть добавления из первой авторской редакции пьесы. Той самой, которая была написана молодым Чеховым по заказу Федора Корша и впервые сыграна на той же сцене, где теперь пробуем ее играть мы. С тех пор прошло почти 130 лет.
Говорят, ваш герой не стреляется, а умирает от инсульта во время свадьбы?
Евгений Миронов: Чехов именно так сначала и написал. Только потом заменил естественную смерть на самоубийство. Но у нас все время пистолет присутствовал в реквизите. Придумывая, где бы он мог появляться по ходу пьесы, чтобы в финале не выглядел, как рояль в кустах, мы стали разбираться, что происходит с Ивановым. Когда-то у меня и о Гамлете было представление точно такое, как об Иванове - очень нудный человек. И в спектаклях я видел Иванова именно таким. Но когда ситуация за ситуацией, слово за слово стали разбираться, за ними открылась не тихая скука, а просто ад. Причем, везде - и внутри героя, и снаружи. Он с собой не в миру. И тогда стал отпадать этот пистолет. Иванов - человек совести, такие люди, как он, бескомпромиссны по отношению к себе, они на самом деле не жильцы. Специально стреляться даже не надо - сгорел, и все.
Жизнь убивает совестливых?
Евгений Миронов: Да, у Чехова жизнь, обстоятельства всегда сильнее героев. Он изначально всех своих героев ставит в такую ситуацию - даже шанса нет выжить. Ему, как доктору очень интересны были вот эти последние конвульсии. Чехов даже с некоторым удовольствием наблюдает за этим. И неспроста. Потому что в такие пограничные моменты в герое проявляется что-то самое важное, сущностное. Это как выход из безвыходной ситуации. Но герой все равно умирает, потому что обстоятельства все равно сильнее.
Иванов у Чехова - апатичный и депрессивный. Вы же - актер экспрессивный. Как вы примиряете одно с другим?
Евгений Миронов: Оказалось, что в пьесе на самом деле нет места, где бы он мог погрустить. Его все раздирают на части. И он сам себя раздирает. Чехов, кстати, писал о том, что актер в этой роли должен совмещать очень нервное состояние с апатией. Иванов не мирится со своей депрессией, он с ней борется.
Вот в чем отличие, может быть, моего Иванова от других. Он говорит: "Просто я, наверное, устал было много неудач, были проекты, было много потрачено энергии, я устал…" И тут же понимает, что это неправда. А правда в том, что он потерял смысл и, честно говоря, очень от этого страдает. Когда мы начали репетировать, то поехали в Мелихово. Я долго ходил там, смотрел… А где усадьба, я никак не мог понять. Мне говорят: "Да вот, вы стоите спиной". А я думал, что это подсобное помещение. Зашли внутрь, и я думаю - боже мой, сколько я посмотрел спектаклей, в которых Иванов кричал: "Сара, закрой окно"…
Громко так кричал, будто в огромном особняке, чуть ли не во дворце, живут. Но какой же тут особняк? У Чехова там кабинет небольшой, в соседней комнате, крохотной, отец, мать, братья выпивающие, сестра. Еще у них постоянно жили какие-то гости странные, иногда месяцами оставались. И столовая - стул его не во главе стола, не в середине, а на проходе. Вставал очень рано, много работал. Он жил, как в коммунальной квартире, в бытовом аду. Так что отчасти Иванов - это сам Чехов.
Кстати
Помимо работы в театре, сейчас Евгений Миронов вместе с Тимуром Бекмамбетовым завершают работу над совместным продюсерским проектом - фильмом-катастрофой "Время первых". В основе - реальная история о полете корабля "Восход-2" и о первом выходе человека в открытый космос. Миронов сыграл роль космонавта Алексея Леонова. Картина выйдет в прокат 12 апреля 2017 года.