Какую работу последнего времени вы считаете самой важной для себя?
Юсиф Эйвазов: Безусловно, постановку "Манон Леско" Пуччини в начале нынешнего сезона на сцене Большого театра. Все, что было и будет после, уже намного проще дается. Потому что уже есть за плечами ответственный опыт такой большой премьеры, который для нас был очень важным шагом, знаковым событием в карьере, так как Большой театр - необходимая вершина в судьбе оперного исполнителя. Честно признаюсь, что ни в Берлине, ни даже в Зальцбурге, ни в Вене я так не волновался, как перед "Манон". Вокруг спектакля все было раздуто. О нем кричали на каждом углу, билетов, естественно, было не достать. Ко всем приковано огромное внимание. А уж тем более, если ты муж примадонны.
В борьбе с волнением не помог ваш уникальный опыт? Ведь в 2010 году, дебютируя в Большом, вы в один день спели сразу два спектакля "Тоски".
Юсиф Эйвазов: Я должен был петь только утренний спектакль. Но выяснилось, что певец, который стоял в афише вечернего представления, заболел, и заменить его больше некем - только мной. И вечером я вышел на сцену вместе со знаменитой Маквалой Касрашвили. В 33 года мне нечего было терять, я был сумасшедший, безрассудный. Мне было интересно посмотреть, что получится из этой безумной авантюры. Конечно, это было глупостью, но Бог меня миловал.
Когда на сцене Анна Нетребко, все другие артисты уходят на второй план…
Юсиф Эйвазов: Да, и никого на сцене больше не надо. Но для меня - счастье быть с ней вместе на сцене, потому что это невероятная школа! Это такой подстегивающий и пряник, и кнут, который говорит: "А ну быстро, доказывай, что ты тоже что-то умеешь и чего-то стоишь!" И вот так уже три года. И я считаю, мой профессиональный рост - это все благодаря ей.
Вслед за Анной вы беретесь за драматический, очень кровавый репертуар для тенора…
Юсиф Эйвазов: Да, тот репертуар очень труден, его надо тщательно готовить. Но именно он раскрыл мой настоящий голос. А ведь еще десять лет назад я педагогам доказывал: "Товарищи, я не могу петь куплеты Трике"... Они настаивали на своем. Я про себя думал: "Голос у тебя страшный, ужасный, маленький, но что-то надо с этим делать, как-то надо с этим жить: либо петь, либо не петь...". И решил сосредоточиться на том репертуаре, который, по моим ощущениям, "ложится" мне на голос. Это был очень сложный, прежде всего, психологически, период самоопределения. А сейчас я считаю, что уже нахожусь в том возрасте, когда можно мною и поле вспахивать, и огород сажать. Я прекрасно понимаю, что у теноров моего репертуара век короткий. Поэтому надо уметь наслаждаться моментом.
Но если раньше ваша профессиональность медленно эволюционировала, то теперь любой ваш шаг, даже самый незначительный, как на сцене, так и в жизни оказывается под прицелом всеобщего внимания.
Юсиф Эйвазов: Вообще с тех пор, как я познакомился с Анной, на меня много чего обрушилось и хорошего, и плохого. В начале, конечно же, было очень много предвзятости, очень много мнений заранее: "вот примадонна притащила своего мужа". Но сейчас после каждой большой премьеры я чувствую, что этого предубеждения становится все меньше. Но приходится работать с удвоенной или даже утроенной силой и тщательностью. У меня будет инфаркт, если я появлюсь на первой музыкальной репетиции, не зная уже всю партию досконально. И от спектакля к спектаклю я забираю все хорошее, избавляясь от плохого. Страшно представить, что бы сделала со мной мировая пресса, если я допустил бы хоть малейшую осечку. Хотя я объективно понимаю, что кому-то нравится мой голос, кому-то - нет: это же дело вкуса. И сегодня уже никто не сможет сказать, какой была бы моя карьера, если бы я не женился на Анне Нетребко. Никто не станет вспоминать, что на постановку "Манон Леско" в Риме меня выбрал лично великий итальянский дирижер Риккардо Мути, когда я с Аней вообще не был знаком.
Вы уже научились жить с пониманием того, что вам полмира завидует?
Юсиф Эйвазов: Я почувствовал, что некоторые люди от меня отвернулись, стали смотреть с испугом. Хотя я абсолютно не изменился в своих человеческих качествах. Видимо, поэтому и могу пережить брак с Анной Нетребко так легко и радостно. Потому что я и она - мы абсолютно нормальные люди. Но обществу нужна "Санта-Барбара". И видя нас, оно ее себе придумывает.
Сегодня вы предпочитаете как можно больше петь вместе?
Юсиф Эйвазов: Конечно, расставаться, разъезжаясь в разные части света из-за контрактов, хочется как можно реже. И сейчас сыпется много предложений для нас двоих. Но в реальности получается примерно пятьдесят на пятьдесят. Я спел "Дон Карлоса" в Большом, у меня будет в Италии "Турандот". "Метрополитен-Опера" предложила мне "Ломбардцы" в 2018 году. У меня есть "Андре Шенье" в Праге, который позже будет в "Ла Скала" и в Вене, где еще будет и "Тоска", а "Мадам Баттерфляй" на "Арене ди Верона". В Зальцбурге нынешним летом мы с Аней поем "Аиду" - одну постановку, но в разных составах. А уже через год на Зальцбургском фестивале будем вместе петь в "Пиковой даме". Надеюсь, что раньше, уже в следующем сезоне наш дебют в "Пиковой даме" случится в Большом театре, в спектакле, который будет ставить Римас Туминас. Да, и у маэстро Гергиева есть много предложений что-то спеть в Мариинском театре.
Прошлым летом вы в последний момент отменили свой мариинский дебют.
Юсиф Эйвазов: Да, я виноват перед петербуржской публикой. Простудился и не смог спеть "Турандот". Но на нынешнем фестивале "Звезды белых ночей" обещаю, я обязательно спою несколько премьерных спектаклей "Адрианы Лекуврер" вместе с Аней. Надеюсь, в Петербурге мы несколько классных недель проведем всей семьей.
Как складываются ваши отношения с сыном Анны - Тьяго?
Юсиф Эйвазов: Мы трое - одна семья. Честно скажу, я никогда не думал, что способен полюбить чужого ребенка. Наша первая встреча произошла в Вене. Он только переболел и вышел ко мне в аэропорту такой маленький-маленький, очень уставший. Я взял его на руки, и с того момента мы стали родными людьми. Это был конец апреля 2014 года. Хотя первые полгода он относился ко мне немного с подозрением. Не стану говорить, что я заменил ему отца. Я эту фразу не люблю. И у него есть отец (уругвайский оперный певец Эрвин Шротт - Ред.), как бы редко он не появлялся в его жизни. Но Тиша полностью доверяет мне и слушается меня беспрекословно. Потому что мама не проявляет к нему строгости: балует его, ласкает. Пока он ребенок, конечно, он мамин мальчик. Но я могу похвастаться тем, что он очень меня любит. Так же, как и я его. Это чудесный ребенок. Мы ужасно скучаем по нему, когда приходится надолго разлучаться. Мы обожаем вместе проводить время - ходить по музеям, кататься на велосипедах… Так что сын уже есть. Мы очень хотим, чтобы у нас была еще и дочка. Надеюсь, я уговорю Аню работать в чуть более спокойном режиме, чтобы у нас было немного больше времени на семью. Хотя, конечно, я понимаю, что она рождена для сцены, она великая певица и актриса. Но еще она и прекрасная жена.
Вы сейчас перебрались в Нью-Йорк и в Вену - в те города, где есть квартиры у Анны?
Юсиф Эйвазов: Да. Хотя у меня по-прежнему азербайджанский паспорт. А до встречи с Аней я 17 лет прожил в Италии и даже был женат на итальянской журналистке, которая существенно старше меня. Тогда мне было 24 года, этот брак был настоящей авантюрой, игрой для нас обоих. И прожили мы вместе недолго, хотя официально развелись только когда Аня сказала мне: "Хочу замуж!". В нашем союзе с Аней нет ни малейшей тени на какие-то недомолвки. Мы абсолютно все рассказываем друг другу, делимся впечатлениями, обсуждаем. Между нами нет никаких тайн, даже если это касается каких-то прошлых дел. Мы знаем друг о друге все. Глупо бороться со своим прошлым или отрицать его. Хотя иногда и очень хочется. Любой человек совершает в жизни ошибки. Я не верю, что есть человек, который, повернувшись назад, сказал бы, "Ой, а знаешь, я бы вообще ничего не менял...". Это, как минимум, лукавство. И когда-нибудь, не в сорок лет, конечно, я обязательно напишу мемуары.
Как вы оказались в Италии?
Юсиф Эйвазов: Я по натуре бунтарь. И в юности особенно это проявлялось. Мне всегда надо было больше всех. В школе, отстаивая свои права, я мог пререкаться с завучем, с директором, с классным руководителем. Мне было все равно. Я вспыхивал за правду, как факел. И я всегда маме говорил: "Я не хочу жить как все: с понедельника по пятницу - работа с восьми до шести, а вечером в пятницу до конца воскресенья - дача". В 19 лет мне нестерпимо захотелось свободы. И я сбежал в Италию с четырьмя сотнями долларов в кармане, которые мой папа, будучи профессором, деканом металлургического факультета, одолжил у друзей. А мама у меня простая учительница. Естественно, эти деньги быстро закончились, так как скупал все ноты и почти каждый вечер ходил в "Ла Скала". И я стал работать официантом. И был счастлив абсолютно. Еще не зная, что я смогу стать настоящим оперным певцом, а судьба мне сделает роскошный подарок - в Риме на постановке "Манон Леско" я встречу свою любимую Анюту.
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"