Все началось с официального извещения. Оно пришло на электронную почту и приглашало принять участие в экспериментальных показах нового фильма-инсталляции Иньярриту. Я записался на первый свободный слот. Мне было предписано ровно в 4 часа пополудни явиться к старому порту Канна, опаздывать не рекомендовалось: машина ждать не будет. Хотя эксперимент продолжается 6,5 минуты, на все про все надо отвести не меньше полутора часов. Это интриговало.
К указанному времени набралось, считая меня, три человека. Ровно в четыре за нами пришел черный лимузин с плакатиком "Плоть и песок" на ветровом стекле. Молчаливый шофер рванул с места, и мы понеслись, застревая в пробках, вдоль побережья из Канна вон. Эксперимент проводился в самолетном ангаре аэропорта Манделей. При входе улыбчивый парень отобрал у нас куртки и сумки и предложил подписать бумагу, что за последствия эксперимента каждый отвечает сам. Под сводами ангара что-то глухо ухало, время от времени раздавался ритмичный лязг и нарастал рев вертолетов, от которого вибрировали стены и стол с напитками, которые нам были предложены для поднятия духа.
С каждым работали индивидуально. Женщина почти сочувственным тоном объяснила, что окружающих меня по ходу опыта людей не нужно бояться, они - фантомы. И что во время эксперимента я могу делать что угодно - ходить, садиться, ложиться, пытаться как-то действовать. Единственное, чего не стоит делать - это бежать. Тем временем мои спутники куда-то поочередно исчезли.
"Они вообще вернутся?" - почему-то спросил я у парня, тот загадочно ухмыльнулся.
Подготовка эта сильно нервировала. Я-то полагал, что приду в набитый зрителями зал, что мы сядем в удобные кресла, нам наденут шлемы, и мы будет вертеть головами, как в магазине "М-Видео" у прилавка VR: эка невидаль! А тут выяснилось, что вступать в мир виртуала придется одному. Причем бегать нельзя.
"Вы готовы?" - спросили меня, словно перед прыжком без парашюта. Я сделал вид, что и не такое видел, и преувеличенно твердой походкой в полном одиночестве пошел по длинному помосту к двери, за которой уже что-то стонало. Путь лежал вдоль стены; она, как гласила надпись, в точности воспроизводила стену между Мексикой и США, у которой полегло много беженцев. И я теперь один из них. За дверью оказалась залитая больничным светом камера с железной скамейкой и наваленной под нею, как в Освенциме, горой старой обуви. Надпись сообщала, что это реальная обувь беженцев, не достигших заветной цели. Мне предлагалось снять ботинки и носки, поместить их в сейф и босиком ждать сигнала тревоги, после которого войти в павильон.
Над головой с жутким ревом неслись вертолеты, лавка подо мной вибрировала, ждать пришлось долго. Потом все стихло, над дверью замигала красная лампа, сирена провыла тревогу, я шагнул через порог и замер. Передо мной был довольно большое (самолетный ангар, напоминаю!) совершенно пустое пространство, в конце которого, залитые кровавым светом, замерли три силуэта людей с автоматами в руках. Они были неподвижны, и я не знал, что с ними делать - это уже виртуал? Но они двинулись, я понял, что это пока живые, и что надо бы к ним пошлепать по этому песочку.
- Какой язык предпочитаете? - осведомился автоматчик. - По-французски будем или по-английски?
Я выбрал второй вариант, потому что по французски не знаю ни одного подходящего к случаю термина. Один из силуэтов оказался женщиной, автоматы оказались ящиком типа рюкзака, который мне прицепили на спину, и подобием шлема с очками. И пока меня, как космонавта, облачали в эту амуницию, женщина еще раз напомнила: я могу делать что захочу, ходить куда угодно, уворачиваться от выстрелов, общаться с персонажами и с ними взаимодействовать. Да и то сказать - как взаимодействовать с персонажами кинофильма! Я ж в кино не одну собаку съел, так что знаю права и обязанности зрителя.
- Начали! - провозгласил силуэт и растворился в пространстве.
Я остался один в ночи. Рассвет наступал медленно и томительно. Вдали проступили контуры гор, вокруг, куда ни глянь, расстилалась песчаная пустыня с редкими разлапистыми кактусами и чахлыми кустиками. В песках проступило какое-то шевеление - ко мне приближалась группа людей, волоча за собой детишек и скарб. Они были уже близко и шли прямо на меня, так что пришлось посторониться, чтобы пропустить какого-то заросшего щетиной мужика. Пространство заполнилось говором, детским плачем, женскими криками. Я немного походил между ними, не понимая, видят они меня или нет - похоже было, что видят: смотрят подозрительно, тоже не зная, чего от меня ждать. Прежняя неуверенность моя куда-то пропала, я теперь твердо ходил по песку, оборачиваясь, нет ли кого за спиной, нагибаясь, чтобы рассмотреть женщину с ребенком - похоже, раненным.
Надо бы как-то с ними повзаимодействовать, но мешали навыки кинозрителя, и я оставался, вероятно, преступно пассивен. Ходил, наблюдал, осматривал окрестности, и теперь жалею, что не потрогал хотя бы кактус. И тут из-за гор появился вертолет, ослепил прожектором, оглушил ревом, мои мексиканцы упали в песок, оттуда вздыбились желтые фонтанчики - пустыню просквозила автоматная очередь. Что делать в такой ситуации кинозрителю, теперь уже не знаю, но в песок падать все-таки не стал. Появились солдаты, стали добивать живых. Один подскочил в женщине с ребенком, та пыталась закрыть его руками, я оцепенело на это смотрел, но тут мне напомнили, что это все-таки кино: в момент выстрела клубы белого дыма подступили к самому моему лицу и сыграли роль спасительного затемнения. Снова возникла картинка: ночные силуэты гор. Сзади зазвучал приглушенный говор. Я обернулся - там за неказистым столом обедала мексиканская семья. Трапезу нарушил рев моторов - слепя фарами, на нас надвигались военные грузовики. Спокойно стоять перед их бамперами, каюсь, не смог - инстинктивно метнулся в сторону. Началось очередное побоище.
В принципе я мог рассмотреть каждое лицо, прочувствовать каждую из ежесекундно возникающих драматических ситуаций - как я потом узнал, экспириенс этот сугубо индивидуальный: каждый видит свое - в зависимости от того, куда повернулся и куда метнулся. Шести минут мне явно не хватило, чтобы освоиться в этом воюющем мире - я слишком многое упустил. Финал для меня был аранжирован по всем кинозаконам. Я сначала замер, когда солдаты готовились расстреливать стоящих на коленях мексиканских крестьян, но нелегкая меня понесла пойти им навстречу. Один из солдат тут же отреагировал на пришельца, обернулся ко мне, наставил автомат, глаза ослепила вспышка - и все погасло. Последнее, что я видел, - это медленно проступающий багровый рассвет, туча птиц, галдящих в небе, и полиэтиленовый пакет, одиноко порхающий над пустыней. Потом и это погасло. Включили будничный свет, подошли, сняли прикипевший к спине рюкзак, сняли шлем, показали, где дверь, за которой ждали мои носки и ботинки. Экспириенс кончился.
Все это придумал и воплотил Алехандро Гонсалес Иньярриту, автор моего любимого фильма "Вавилон", в содружестве с многократным "оскаровским" лауреатом выдающимся оператором Эммануэлем Любецки. Они много беседовали с бывшими беженцами, которым удалось уцелеть, и те согласились перед камерами повторить то, что пережили въявь. Режиссеру было интересно впервые в истории использовать технологию VR не как развлекательный аттракцион, а как реальное переживание для зрителя, как опыт, позволяющий войти в плоть и в сознание беженца, пройти вместе с ним через ад.
Вероятно, я не использовал и десятой доли заложенных в этом эксперименте возможностей. Например, если бы я, отринув опыт пассивного кинозрителя, вошел бы в действие глубже и начал бы реальное общение с фантомами - вступили бы в действие датчики на моем рюкзаке-скафандре, возникло бы учащенное сердцебиение - я бы испытал те самые физические перегрузки, которые выпали на долю героев этого уникального фильма-инсталляции. Не случайно же давал подписку, что сам отвечаю за содеянное. Но повторить опыт уже не удастся - говорят, все сеансы расписаны до конца фестиваля. Теперь устроившая все это итальянская компания Fondazione Prada намерена демонстрировать расширенную версию "Плоти и песка" в Милане с 6 июня 2017 года по 15 января 2018-го. Сможет ли приспособить эту технологию для художественных задач "большое кино" - покажет время. Уверен, что первой освоит ее индустрия аттракционов. Но могу сказать точно: эти шесть с половиной минут, мощь и реальный трагизм их воздействия забыть уже не смогу. А что еще требуется от художественного переживания!
*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере "РГ"
Открытие 70-го Каннского кинофестиваля