04.06.2017 16:22
Культура

Кирилл Серебренников представил в "Геликон-опере" "Чаадского"

Кирилл Серебренников представил в Геликон-опере "Чаадского" Александра Маноцкова
Текст:  Антон Дубровский Анна Молянова Ирина Муравьева
Российская газета - Федеральный выпуск: №121 (7287)
Оперу Александра Маноцкова, написанную по мотивам пьесы "Горе от ума" Александра Грибоедова и философских работ Петра Чаадаева (либретто Маноцкова и Павла Каплевича), поставила в зале "Стравинский" команда Кирилла Серебренникова: художник-постановщик Алексей Трегубов, режиссер Денис Азаров, художник по свету Оскарс Паулиньш, режиссер по пластике Евгений Кулагин. Дирижер-постановщик Феликс Коробов.
Читать на сайте RG.RU

О новом спектакле "Чаадский" на сцене "Геликон-оперы" нет смысла говорить в контексте традиционного оперного жанра. "Чаадский" - продукт современного искусства с совершенно другой организацией действия, вбирающего в свое многомерное пространство музыкальный и информационный потоки, синтезирующий принцип отбора материала и тот конкретный персонифицированный гуманизм, который определяет смысловые артикуляции нового искусства. Именно поэтому "Горе от ума" становится для Маноцкова и Серебренникова не "сюжетом" оперы, а отправной точкой в создании "Чаадского", синтезирующего в своей литературной основе текст грибоедовской комедии с фрагментами "Философических писем" и "Апологии сумасшедшего" Чаадаева, переписки Бенкендорфа с Николаем I, "Смерти Вазир-Мухтара" Юрия Тынянова, "Записок сумасшедшего" Николая Гоголя и даже "Войскового инженерного дела", что создает нужные смысловые обертоны новому произведению. Само имя героя оперы представляет собой "микст" имен Чацкого и Чаадаева, отсылая и к грибоедовской рукописи, где главный герой комедии фигурирует под именем Чадского (от слова "чад").

Ольга Остроумова рассказала об итогах фестиваля театров малых городов

Синтезирующий принцип формирует и звуковую среду оперы, ядром которой становятся мелодии знаменитых грибоедовских вальсов, пронизывающие все слои партитуры. Вместо увертюры здесь звучит мерный стук молотка, разливистый бой часов в доме Фамусовых (по Грибоедову), обрывки грибоедовского вальса, тонущие в смутной и тревожной звуковой вибрации и вводящие в другое измерение "Чаадского" с его необычной структурой - ритмических речитативов, сложнейших групповых ансамблей, параллельно развивающихся сцен, флэшбэков: как, например, в сцене встречи Чаадского с Софьей, когда из его "прошлого" появляется тетка Хлестова, отдирающая героя за ухо с императивом: кто тебя наказует, тому благодари!

Линейное движение грибоедовского сюжета в "Чаадском" принципиально разрушено и заполнено метафорической и философской фактурой, но ясность музыкального языка достигается за счет тембровых красок, связанных с каждым персонажем - Фамусов "озвучен" фисгармонией, Скалозуб - контрафаготом и барабаном, Софья и Лиза - фортепиано и клавесином, Молчалин поет фальцетом, Скалозуб - низким речитативом, бессмысленно перечисляющим слова из первого параграфа "Военного инженерного дела". Саунд партитуры определяют клавишные (их в партитуре пять - челеста, клавесин, фисгармония, фортепиано и детское фортепиано) и инфернально окрашенные, как искаженный мир реальности, звуки ксилофона, челесты и маримбы. Знакомые мотивы вальсов рефреном вливаются в сложнейшую полиритмию и специфический мелос оперы. И здесь дирижер Феликс Коробов добивается чудес в оркестровом воплощении партитуры и в координации с певцами, партии которых прописаны на грани вокальных возможностей. И то, с каким драйвом и артистизмом солисты "Геликона" воспроизводят эту необычную звуковую материю, не может не вызвать восхищения.

Кирилл Серебренников выстраивает свой спектакль как грандиозную метафору российского социума

Кирилл Серебренников выстраивает свой спектакль как грандиозную метафору российского социума, актуальную и в грибоедовско-чаадаевские времена, и в XX-м, и в ХХI веке. На сцене, засыпанной черноземом, сорок работяг в трениках и куртках (культуристы из спорт-клубов) держат, как атланты, на своих плечах, платформы с солистами - фамусовский мир чиновников и чинов, живущий своей оторванной от земли жизнью. Детали иллюстрируют время: офисные костюмы и спортивная одежда "от Боско" (художник по костюмам Кирилл Серебренников), Фамусов (Дмитрий Скориков) - босс, Лиза (Анна Гречишкина) - его любовница-секретарша, Софья (Ольга Спицына) - его дочь, любовница своего личного тренера Молчалина, Чаадский (Михаил Никаноров) - неформал в черной толстовке с капюшоном. Княжны на балу - в гипертрофированных сверкающих кокошниках, с лексиконом "эллочек", эхом повторяющие чужие слова, Загорецкий (Анатолий Пономарев) - звезда шоу-бизнеса в белом костюме с блестками. Скалозуб, смахивающий на Максима Галкина (Георгий Екимов), скачет верхом на плечах рабочего. Декор московского бала - светящиеся неоновые виньетки, попавшие на сцену с современной московской улицы.

Британские актеры - детям: звезды театра и кино читают сказки

Как и в грибоедовском "Горе от ума", в "Чаадском" у Серебренникова раскрывается философская сатира, социальный гротеск, актуальная среда современной жизни. Но герой спектакля - не грибоедовский обличитель нравов, а персонифицированный образ личности, не вписывающейся в жесткие каноны социума, с его навязываемой системой ценностей. Этот Чаадский - не маргинал и не романтический герой, он появляется на сцене в сопровождении двух Репетиловых, алчно подхватывающих каждое его слово, а потом первыми распускающими клевету о нем. Он не включается в фамусовское лицемерие и фэйковые ценности, где сладостный Молчалин (Дмитрий Янковский) вьется вьюном вокруг хозяина, постно обхаживая его дочь и одновременно заваливая на диваны Лизу. Реакция Чаадского - монологи, обращенные в зал, цитирующие тексты из свода российского культуры - Грибоедова, Чаадаева, Гоголя, "антология" признанных сумасшедшими за свое инакомыслие.

В финале Чаадский покидает сцену, выбегая из зала мимо зрителей, мимо геликоновской красной ложи-крыльца - под шелестящие звуки челесты и несущийся ему вслед волшебный припев княжон из персидской поэзии Саади (XIII век): "Ежеминутно уходит из жизни по одному дыханию. И когда обратим внимание, их осталось уже немного". Поэтические слова незаметно переплавляются в персидский язык - "Хардам аз омр миравад нафаси…", прочитать который уже могут немногие.

Премьера оперы "Чаадский" Александра Маноцкова в "Геликон-опере"
Музыкальный театр Москва Столица