Действие протекает в самом заброшенном уголке Восточного Берлина - на территории бывшей ГДР. Что обеспечит не слишком оригинальной истории претензию на метафоричность: возникнет тень берлинской Стены, сгубившей многие жизни.
Будет много соблазнов увидеть в картине то жесткую руку Хичкока, то хладнокровную графичность Ханеке, то любимые коллизии раннего Поланского - соблазны мелькнут и забудутся. Перед нами странный плод сотрудничества уже вполне опытного австралийского режиссера Кэйт Шортлэнд с весьма сильными актерами и совсем пропащим сценаристом: что ни диалог - рекорд неказистости, что ни ситуация - одни вопросы и нет ответов. Но при этом смотреть можно.
Клер прибыла в Берлин из австралийского Брисбейна и теперь изумленно озирается, восторгается архитектурой, хочет делать о ней фотокнигу. Озираясь, толкнет Энди, и тот рассыплет клубнику. Она смазлива (в этой роли австралийская красавица Тереза Палмер) он вылитый Бен Аффлек (играет обаятельный Макс Римелт), и ясно, что будет роман. Но оба проявляют нездешнюю робость и вопросом, который уже ясен всем нам, займутся только при второй встрече - в библиотеке. Он преподает спортсменам стилистические красоты Джеймса Болдуина - так фильм заложит еще одну бомбу: тонкий интеллект плюс грубая сила вкупе обещают шок.
При рекордной, повторяю, грубости коллизий режиссер и актеры играют тонкую игру, когда внешне вроде бы флиртуют, но мы чувствуем в каждом внимательном взгляде берлинского интеллектуала скрытую опасность. Хотя первая же эротическая сцена будет выдержана в стиле голливудской романтической мелодрамы: полутьма, сексуально озабоченная музыка, два профиля, химия взаимных влечений...
Но это триллер, к тому же клаустрофобский: заманив Клер в свою берлогу, Энди запрет ее там, и начнется игра в садиста-тюремщика и его навек тут погребенную жертву - игра изысканно хитроумная и до оторопи примитивная одновременно. Режиссер безупречно владеет замкнутым пространством, облик актеров меняется от кадра к кадру: только что нежный и загадочный Энди теперь невозмутим и страшен, как классический злодей; Клер хороша и убедительна в каждом повороте абсолютно неубедительной фабулы.
Действие мечется между героиней, которая хочет на свободу, и героем, который читает уроки английского и оттягивается на дружеских попойках. На пару минут явится и быстро умрет, не оставив следа в смыслах фильма, его престарелый отец.
На наших глазах возникает необычная любовная связь: кровавые сцены перемежаются взрывами страсти, палач моет жертву в душе, делает ей прическу, хотя мы не понимаем, как и чем она тут питается, и как сознание невозможности когда-нибудь увидеть мать позволяет героине предаваться любовным порывам. В какие-то моменты беззащитным и одиноким кажется сам Энди, и мы тирану едва ли не сочувствуем. То есть намечается сеанс психоанализа и для зрителей, но обрывается на полуслове. Некоторые извивы сценария могут погрузить в раздумья, продолжающиеся после финальных титров. Например: на Рождество мучитель дарит своей рабе собаку, и Клер радуется, не поинтересовавшись, каким образом она, запертая в четырех облезлых стенах, будет ее выгуливать.
Собака вскоре исчезнет как предмет, сыгравший свою роль в сюжете и забытый авторами, но подобных недоумений к тому моменту накопится уже столько, что верить сюжету становится почти невозможно: в нем все против логики. Напряженность, которую прекрасно отыгрывают актеры, все время сбивается редкостно неряшливой драматургией.
Неряшливой выглядит и работа оператора Жермена Макмикинга: съемки в основном павильонные, камера ручная, композиции случайные, действие развивается в полутьме, ход его нарочито заторможен, редкие натурные съемки выполнены в рапиде - что, вероятно, должно обозначать остановившееся время.
Сам же Берлин понадобился австралийским создателям картины как пример другого мира - страны антиподов, где все непонятно и дышит угрозой нормальному человеку. Этот нестандартный взгляд неизбежно вызывает в памяти стишок про злых крокодилов: "Не ходите, дети, в Африку гулять!". Или представления о пугающе растленной Европе, бытующие у части нашего населения. То есть перед нами взгляд с той стороны шарика - очень наивный, слегка ошарашенный, сильно испуганный и жаждущий напугать весь мир, включая бедолагу Европу.
Кадры из фильма "Берлинский синдром"