Первым эксперимент поставил писатель Томас Куллинан в романе "Обманутый" (The Beguiled). В 1971 году его экранизировал Дон Сигел, а теперь, 46 лет спустя, выходит ремейк того фильма за авторством Софии Копполы и под локализованным названием "Роковое искушение".
Коппола пересняла картину своего предшественника чуть ли не дословно, лишив ее, однако, как недостатков, так и достоинств, украсив симпатичной картинкой и одновременно пастеризовав до практически полного скучного целомудрия. Расклад таков: главный герой, раненный в ногу капрал армии северян Джон МакБёрни, волею счастливого (ой ли?) случая попавший в ласковые руки гостеприимных женщин-южан, стоит перед выбором из трех вариантов, каждый из которых имеет различные достоинства в плане экстерьера и сулит различные перспективы. Тщательно оценив, взвесив и продегустировав предложенное судьбой, он наконец принимает решение, руководствуясь вовсе не умом, за что и наказывается. Искушение становится роковым.
Дон Сигел в своей интерпретации не гнушался применять такие художественные приемы, за которые нынче в приличном обществе его бы засмеяли, заплевали и избили канделябрами - например, за закадровое озвучивание мыслей персонажей или тривиальную, как галоша, метафору с привязанным за лапку вороном-инвалидом. Зато в его работе чувствуется страсть юного натуралиста, мальчишеская искренность и азартное любопытство. В интерпретации Сигела МакБёрни (в исполнении Клинта Иствуда) - отпетый негодяй, жестокий убийца, который, оказавшись в цветнике, принимается нагло окучивать все грядки разом. В самой первой сцене гусар-янки не по-детски лобызает 13-летнюю школьницу и далее обаятельно, со знанием дела охмуряет и перецеловывает всех, кто под руку попадется. Понятно, то есть, на чьей стороне Сигел.
Колин Фаррелл, сменивший Иствуда, малолеток не чмокает - это ладно, переживем. Но то, что МакБёрни превратился из удалого обольстителя, не обремененного моральными принципами, с хрустом шагающего по осколкам девичьих сердец, в трусливого наемника-дезертира и обходительного джентльмена притом, уже можно считать отягчающим обстоятельством.
Подход Копполы весьма походит на цензурированную версию, откуда вымарано все неугодное, противоречащее современному голливудскому дискурсу. Северяне же не могут быть плохими, они же за правое дело как бы, поэтому негоже МакБёрни быть плохим. И вот он уже не преступник, а любвеобильная жертва обстоятельств и алкоголя. Рабыню-негритянку тоже следует убрать - за безответственную политическую позицию. Крамольные вещи говорит: мол, Гражданскую войну затеяли не из любви к чернокожим. И вообще ее, кажется, положение прислуги вполне устраивает. Куда это годится? Вычеркиваем. Ну, и разврата надо бы поменьше. Хватит с нас одной голой ляжки мельком в полумраке.
Принудительная ампутация многих сюжетных элементов (иронично, что сцена с ампутацией - ключевая для фильма) была бы не так смертельна, если бы не влияла на драматургию. Но она влияет. Изменив образ протагониста, приглушив жар похоти, исторгавшийся действующими лицами в картине Сигела, Коппола попыталась поднять температуру атмосферы сексуального напряжения не путем ее подогревания огнем явных действий, а посредством увеличения давления (наконец-то где-то пригодился школьный курс термодинамики). Вернее, подавления. В какой-то степени это удалось: сцена в конце второго акта, предшествующая бурному выплеску страстей в третьем, накалена до предела. Внешне все чинно, по форме, но интонации, телодвижения персонажей убедительно сообщают их внутреннее состояние недержания либидо. Тут следует поклониться актерскому составу, поскольку это в большей степени их заслуга.
Ремейки бывают хороши в двух случаях: когда реймейкопроизводитель то, что было до него, либо развернул пуще прежнего, сделал увесистей и раскидистей, либо когда переиначил, переколпаковал-перевыколпаковал на новый неожиданный лад. Коппола сделала то же самое, только меньше, скучнее и хуже. Решительно отсекши все якобы лишнее, дочура Фрэнсиса нашего Форда уложилась почти в тот же хронометраж (минус 12 минут), заполнив образовавшиеся пустоты многозначительными длиннотами. Колин Фаррелл рубит засохшие ветки. Колин Фаррелл машет граблями. Колин Фаррелл сидит на пеньке. Любители провести майские праздники согбенно на даче оценят наверняка. Прочим, вероятно, будет не хватать того, что подразумевалось, но было нещадно ханжески вычищено в пользу то ли тонкой недосказанности, так и не достигнутой, то ли просто банальной политкорректрости.
3.0