А вот большинству российских читателей имя лауреата Международной Букеровской премии 2015 года вряд ли о чем-то говорит. Самым искушенным, возможно, знакомы несколько рассказов, опубликованных в "толстых" журналах. Крупная же проза Краснахоркаи у нас никогда не переводилась. Поэтому первый его роман "Сатанинское танго" дебютировал в России спустя тридцать с лишним лет после написания. В канун ярмарки интеллектуальной литературы non/fiction он вышел в издательстве Corpus.
Наверное, в 1985-м это была настоящая бомба, нашпигованная ядреным замесом абсурда, антиутопии, гротеска и злейшей сатиры. Среднестатистического гражданина соцлагеря она грозила прикончить на месте - морально и эмоционально. Пусть иносказательно, в форме притчи, но, не упуская самых отвратительных подробностей и смакуя детали, молодой автор предрекал своим соотечественникам неминуемый и скорейший крах всего, что на тот момент составляло привычную им повседневность. До распада СЭВ было еще плыть и плыть, а Краснахоркаи уже явил миру разлагающуюся систему, от которой за версту разит мертвечиной. Конечно же, никаких упоминаний о реальном кризисе в книге нет. Притча может себе позволить проигнорировать любую конкретику, вплоть до элементарных примет времени. Если бы не автомобиль, пару раз упомянутый в середине романа, да не грузовик, невесть откуда выруливший на его страницы в самом финале, героев "Сатанинского танго" можно было бы смело селить практически в любую эпоху, хоть во времена Габсбургов, хоть Ягеллонов. Все эти Хоргоши, Шмидты, Халичи, Кранеры, изляпанные грязью и облепленные паутиной, пропахшие потом, несвежим паприкашем, дешевой разбавленной палинкой, но больше - ненавистью, страхом и отчаянием, смахивают на безобразных и, что важно, бессмертных персонажей Босха, которым ни один календарь не указ. И вместе с тем зловонный этот "данс макабр" по-своему прекрасен, потому что в какой-то момент автор доводит его уродство до практически абсолютного совершенства.
В умирающей, хотя, вернее было бы сказать - давно уже умершей деревне, коротают век несколько семей. Мечтают здесь об одном: бросить все и отправиться, куда глаза глядят, на поиски лучшей доли. Но день пробегает за днем, под промозглым осенним дождем окончательно раскисает и без того разбитая дорога, а никто так и не трогается в путь. И вот однажды над покосившимися заборами и прохудившимися крышами гулким тревожным эхом проносится колокольный звон (откуда бы ему взяться, ведь последний колокол из единственной в округе часовни давным-давно украли?) А следом за ним - столь же счастливая, сколь и пугающая весть: Иримиаш, которого считали погибшим, жив и возвращается. В начале может показаться, что Иримиаш, что твой Годо, - фигура мифическая, если и существующая, то лишь в воспаленном воображении героев, в лучшем случае - где-то за границами повествования. Но нет, тот, кого одни ждут с ужасом, другие с надеждой, как Мессию, существует. Только похож он не на прекрасного ликом Сына Божия, смертию смерть поправшего, но скорее на булгаковского Коровьева-Фагота, длинного, угловатого, нечистого на руку. Верх дном переворачивает он заплесневевший быт земляков, сдергивает их с насиженного места и, как крысолов с дудочкой, уводит в неведомое. Именно Иримиаш организовывает и упорядочивает сюжет, хотя и участвует в нем куда меньше остальных. Это он, оставаясь внутри текста, влияет на его форму: первая часть, как в танго, -символизирует шаги вперед, навстречу надежде, вторая - стремительное отступление назад. Естественно, этот "бывший регент" только прикидывается Спасителем, на деле же оказывается обыкновенным чертом, причем, еще и не самой высокой квалификации, недаром боится летающей девочки-покойницы (самого, пожалуй, приличного существа на всю округу), хотя, казалось бы, чего ее теперь-то бояться? Но если во всей этой свистопляске участвует бес, значит, где-то должен незримо присутствовать и Бог. Да, он тут, только прячется под маской, совсем уж невообразимой для своего положения. И никогда бы нам его не обнаружить, кабы не последние строки, из которых становится понятно, что именно он, прикидываясь одним из персонажей с прескверным характером, и сочинил всю эту фантасмагорию на социальной, политической и философско-библейской подкладке, герои которой имеют ровно ту потустороннюю и высшую силу, какую заслужили.
В свое время "Сатанинское танго" вмиг сделало Ласло Краснахоркаи знаменитым. Режиссер-интеллектуал Бела Тарр снял одноименную 7-часовую картину, отмеченную на Берлинском кинофестивале. Те зрители и читатели, что не были погребены под пластами смыслов, ассоциаций и аллюзий, рукоплескали авторской смелости и таланту провидца. Сложно даже представить, какой эффект произвел бы этот роман, появись он в самом начале Перестройки в Советском Союзе. Скорее всего, перерос бы собственные границы, стал явлением не только литературной, но общественной жизни, заставил бы говорить о себе, спорить, возможно, даже драться. Сегодня же это просто образец прозы, изумительной в своей достоверности и осязаемости. Роман- памятник самому себе, опоздавший к нам на тридцать лет. Потому что даже притча с чертями, писанная босховскими красками, может быть несвоевременна.